Сердце зимы - Айя Субботина Страница 14

Игра масок – так Катарина мысленно называла шахматную партию с Ракелом. Тем не менее царь Рхеля был статным красавцем, умным и учтивым, много лучше мужланов, что повидал дасирийский трон, и Катарина любила его компанию.

Она даже немного сожалела, что вскорости их беседы могут стать лишь воспоминанием.

За дворцовой стеной процессию встретила вышколенная челядь. Они кланялись до земли, желали гостье здравия. Катарина достала пригоршню серебра и, не глядя, швырнула монеты за занавеску.

Процессия остановилась у самой лестницы. Рабы распахнули массивную двухстворчатую дверь с лепниной в виде разинувших пасть львов, склонили головы и стояли так, пока Катарина и вся ее свита и помощники не прошли внутрь.

Розовый и голубой мрамор устилал пол. Из черного с белыми прожилками мастера каменотесы выточили величественные колонны, которые выстроились коридором в направлении лестницы. В светлом зале журчали маленькие фонтаны, в высоких позолоченных клетках распевали райские птицы в дивном оперении. Стены хвастались домоткаными коврами тонкой шерсти, на них руки мастериц навеки запечатлели героев рхельского царства, битвы и божественные лики.

Встретил ее Киран – распорядитель дворца, старец в голубых шелках, чьи волосы поредели до жидкого обода на затылке. Его ноги в остроносых сандалиях засеменили по ступеням. Поравнявшись с гостьей, Киран отвесил поклон – каждый в замке Ракела знал, как важен для царя союз с Первым лордом-магнатом, и роду даро-Исаэт оказывали королевские почести.

Катарина ответила легким кивком головы.

Распорядитель проводил ее до покоев. Как и предполагала Катарина, ей отвели малахитовую комнату. Там уже потрескивал огнем очаг, рядом, на подставке, грелись атласные туфли. В комнате было два арочных проема: левый вел в спальню, правый – в солярий, куда рабы уже носили ведра с горячей водой.

– Мой царь просит величайшего прощения, но нынче вечером он не сможет встретиться с вами за игрой в шахматы, – иссеченное морщинами лицо распорядителя выражало разом всю печаль мира. – Государственные дела не терпят отлагательств, светлоликая госпожа. Его величество просит вас чувствовать себя, как дома, и располагать всем гостеприимством дворца.

Катарина мысленно в удивлении вскинула брови. Обычно царь угождал ей даже сверх меры. Она усмотрела в сегодняшнем его невнимании тревожный знак.

– Надеюсь, Его Величество не опечалился дурными вестями, – наигранная тревога легла на чело Катарины.

– Нет ничего, что Светлейший не смог бы разрешить, светлоликая госпожа, – ответил распорядитель, вновь раскланялся, поторопил рабов и вышел, на прощание пожелав гостье спокойных снов.

Бассейн солярия был выложен разноцветной мозаикой. Над водой курчавился пар, сладко пахнущий сандалом. Катарина зашла в бассейн по ступенькам и легла, расслабленно опустив шею в специальный округлый желоб. Пока рабыни занимались волосами госпожи – расчесывали их широкими гребнями, втирали травяные бальзамы и умащивали дорогими настоями, чтобы скрыть седину, Катарина размышляла о предстоящей встрече с Ракелом.

Покинув солярий, с блестящими влажными волосами и кожей, докрасна растертой маслами, леди даро-Исаэт позволила служанкам одеть себя в домашнее платье.

– Позволь обуть тебя, госпожа, – перед нею появился невысокий парень, лет восемнадцати.

Его лицо, простое, серое, лишенное румянца, покрывала россыпь мелких веснушек, блеклого цвета русые волосы топорщились в стороны, кончик носа постоянно подрагивал, будто у маленького зверька.

Женщина опустилась в кресло перед камином, жестом прогнала рабынь. Парень присел рядом, скрестив ноги, и взял разогретую туфлю.

– Моя госпожа чем-то взволнована, – произнес он голосом юным, но совершенно бесцветным.

– У человека умного всегда есть повод для тревог, Безликий. Лишь глупец никогда не оглядывается по сторонам.

– Справедливо, госпожа. – Он надел туфлю и потянулся за второй. – Могу я развеять твою печаль?

Катарина улыбнулась. Пальцы сами потянулись потрепать мальчишку по волосам. Он сидел, будто каменное изваяние, тени от пламени плясали на серой коже, скалились. На короткое время леди Ластирик показалось, что то не тени, а мальчишка ухмыляется, что то его рот полон острых клыков, и она отдернула руку.

– Все еще боишься меня, госпожа моя?

– Кто бы не боялся, Безликий? – вопросом на вопрос ответила она.

– Лишь глупец, – повторил он ее слова.

Мудрая сидела у очага. Глаза закрыты, тело неподвижно. Хани могла бы решить, что старая женщина уснула, если бы та время от времени не начинала нараспев мычать странные молитвы, делая это не разжимая губ.

В доме Мудрой пахло травами. Девушка любила этот запах, знакомый с детства. Именно тогда несколько месяцев она провела под присмотром Мудрой в родном городе. Вместе с другими девочками училась, смотрела, как старая женщина собирает в пучки душистые травы и коренья, подвешивая их над очагом; училась глядеть в воду, заговаривать талисманы и обереги, лечить коз, у которых синело молоко. Постигала мудрости предков. Сейчас ей казалось, что она всегда слушала недостаточно внимательно.

Обычно Мудрые жили особняком, на окраине поселений, где никто не нарушал их покой. Они могли надолго уходить в мир грез, чтобы зачерпнуть из белого источника Порядка, и горе тому, кто потревожит тело Мудрой, пока ее дух странствует.

Мудрая говорила своим ученицам, что когда-то все они станут такими же, как она, – самыми важными женщинами в поселках и деревнях, откуда они родом. Вспоминая те дни, Хани улыбалась и печалилась одновременно. Прошлое, как бы сильно она ни гнала его, все время догоняло и каждый раз с сокрушительной силой сваливалось на плечи, подминая под картинами ее собственной слабости и трусости. Ведь она могла остаться. Должна была! Она могла хотя бы попытаться спасти их. Не смотреть, как мать таскает кишки по полу, и плакать, как дитя, а сделать то, ради чего в ее теле угнездилась порча. Даже если бы после этого ей башку отсекли ржавым топором.

Северянка поежилась, гоня прочь тяжкие мысли.

Мудрая открыла глаза. Сперва ее взор был туманным, но с каждым мгновением в нем проступала ясность. Старуха поднялась, опираясь на кое-как обтесанную палку, зыркнула на Хани колючим взглядом.

– Недобрую весть ты принесла в наши края. – Голос старой женщины неприятно скрипел. Она ненадолго скрылась в задней комнате и вернулась с котелком в руках. Повесила его над очагом, положив в каменный круг несколько поленьев и пучок сухой травы. В доме почти сразу запахло пряной горечью.

– Шараши никогда не подходят так близко, Мудрая, – почтительно склонила голову Хани. – Ловушки стали сильнее, и теперь их не так просто отыскать, как прежде. Яркия может быть в опасности.

– Знаю, – коротко ответила та.

Она не торопилась. Приказала Хани налить в котел воды. Сама же тем временем сняла с одной из полок ступу и снова ушла к себе в кладовую. На этот раз она задержалась дольше. Хани слышала шорохи и кряхтение, звуки открывающихся пробок и негромкий треск. Когда Мудрая вернулась, в ступке лежали травы, коренья, половинки грибных шляпок. Старуха уселась на прежнее место и принялась толочь. Сухие морщинистые руки еще хранили силу, и вскоре все составляющие части превратились в однородную сыпучую массу. Мудрая дождалась, пока вода в котле пойдет пузырями, и потихоньку высыпала в нее содержимое ступки, тщательно помешивая варево палкой.