Метро 2033. Пифия - Дмитрий Глуховский Страница 14

– Только мне его сначала написать надо.

– Еще пять пулек, – не моргнув глазом, ответил паренек.

Гончая согласно кивнула. Ровно столько патронов осталось у нее после похода в бар. Но платить она не собиралась.

– На, пиши. – Почтальон взял из пачки верхний лист и протянул ей. – Писать-то хоть умеешь?

– Ага, – ответила Гончая и потянулась за карандашом, но сделала это так неловко, что смахнула на пол два других огрызка и, пока парень лазил за ними под стол, выхватила из пачки несколько верхних листов и сунула себе за пазуху.

На полученном от почтальона листе она черкнула пару строк – тот, кто не знает о чем идет речь, ничего не поймет, но Стратег сообразит сразу – и подписалась символом V в виде двух скрещенных мечей.

– Закончила? – поторопил ее паренек.

– Еще адрес. – Гончая ловко сложила листок, заклеила по краям вонючим клеем из предоставленного почтальоном пузырька и вывела на обратной стороне имя адресата: «Таганская. Начальнику станции – для С.». Последнее уточнение подчеркнула жирной чертой. – Теперь все.

Взяв в руки заклеенный листок, паренек переменился в лице. Ему больше не хотелось шутить и улыбаться, потому что обычные простые люди членам руководящего совета Содружества станций Кольцевой линии не пишут, а с теми, кто делает это, лучше не шутить. Парень спрятал письмо в свою почтовую сумку и скорее автоматически, чем осознанно, произнес:

– Восемнадцать патронов.

– На месте заплатят, – ответила Гончая, хотя понимала, что почтальон, который вручит ее письмо начальнику Таганской, скорее всего, останется без оплаты. Но ее это уже не волновало. – Скоро у тебя смена заканчивается? Мне подождать?

– Не, – смутился парнишка. – Я это, вспомнил. У меня дела.

– Как знаешь, – пожала плечами Гончая. – Тогда пока.

– Пока, – механически повторил почтальон. От волнения он не заметил, что она не вернула назад карандашный огрызок, или лишь сделал вид, что не заметил.

* * *

Пока она улаживала дела с почтальоном, у перехода на Кольцо собралась небольшая толпа.

«Неужели караульные полностью закрыли радиальную?» – с тревогой подумала Гончая. Это было бы хуже всего. Но в шуме толпы не слышалось злости и возмущения. Больше всего гомон собравшихся у перехода людей напоминал любопытство. Гончая заинтересованно прислушалась.

– …Видно, Ганза им у себя выступать запретила, а наши завсегда рады… Я тебе говорю, новая программа. Так и написано… А ты сколько хотел? Конечно, одно представление, – доносилось с разных сторон.

Тем временем в переходе со стороны Ганзы появились двое немолодых мужчин, толкающих перед собой четырехколесную тележку, на которой среди беспорядочно наваленных мешков и каких-то коробок стоял обитый черной тканью внушительный ящик. Следом за мужчинами шагала невысокая худая женщина в облегающем черном трико. На плече она несла связку металлических обручей, а в руках свернутый в рулон красочный плакат. Караульные, видимо, были предупреждены об этих людях, потому что при их появлении сразу сдвинули в сторону переносную загородку, расширяя проход.

Гончей стало интересно, как те собираются спускать тележку по лестнице, но один из мужчин, обращающий на себя внимание неестественно пышными и густыми усами и такой же бородкой клинышком, нашел выход из положения. Отпустив ручку тележки, он подбежал к краю лестницы и хорошо поставленным голосом торжественно объявил:

– Граждане Белорусской, помогите цирковым артистам разгрузить их инвентарь! Всем помощникам фантастические скидки на билеты! Прошу! Билеты с фантастической скидкой!

Как ни странно, призыв подействовал. Сразу несколько человек из толпы бросились вверх по лестнице и в мгновение ока расхватали с тележки все тюки и коробки. Трое молодых людей подступились к обитому тканью ящику, но оттуда донеслось угрожающее рычание, и парни испуганно отпрянули. Циркачи оказались разумными людьми. Они не стали потешаться над не слишком-то отважными помощниками, сами подняли ящик и без видимых усилий отнесли его на платформу.

Гончая стояла неподалеку, и когда мужчины с ящиком проходили мимо, ее мозг пронзила внезапная идея. Одного из них она хорошо знала, причем очень давно, еще с той поры, когда не помышляла о своем нынешнем занятии, а училась петь в угоду наивной, непутевой матери. Она пела, а этот человек аккомпанировал ей на своем аккордеоне. В прошлой жизни, до ядерной Катастрофы, он зарабатывал тем, что играл в подземных переходах. При объявлении тревоги вместе с инструментом рванул в метро, какое-то время скитался по разным станциям, а поскольку ничего другого, кроме как играть, не умел, то, в конце концов, и обосновался на Театральной. Кто-то из жителей в шутку назвал его аккордеон баяном, другие подхватили. С годами тех, кто понимал разницу между этими инструментами, становилось все меньше, постепенно забылось и стерлось из памяти собственное имя «баяниста», и его самого стали называть Баяном.

Он не так уж сильно изменился, хотя и постарел за последние годы. Гончая даже удивилась, как могла не узнать его сразу. Все потому, что смотрела не на него, а на его партнера с пышными усами.

Баян был незлобивым и отзывчивым человеком и не то чтобы сильно нравился Гончей, но всегда вызывал у нее симпатию, особенно в детстве. Случайная встреча с ним всколыхнула в памяти навсегда, как она считала, забытые воспоминания о быстро пролетевшем детстве и маленькой девочке, распевающей звонким голоском только что разученные детские песенки. Песни были глупые, но той девчонке они, похоже, нравились.

Гончая вспомнила свою радость, когда ей удавалось пропеть всю песню по памяти от начала до конца, как улыбалась при этом мать и как одобрительно глядел на нее Баян, если у нее это получалось. Расчувствовавшись от ее пения, он даже пытался научить ее игре на своем аккордеоне. Для семилетней девчонки инструмент был слишком тяжел, и Баян сразу предупредил, что для того, чтобы научиться играть, ей понадобятся сильные руки.

Гончая медленно сжала правую руку в кулак и осмотрела со всех сторон. Под кожей обозначились тугие мышцы. Теперь у нее сильные руки, а играть она так и не научилась. Из всех навыков, необходимых для выживания в рухнувшем мире, умение играть на аккордеоне, наверное, стояло на последнем месте, но, вспомнив свои уроки, Гончая отчего-то почувствовала тоску.

Она поискала взглядом цирковых артистов. Те уже перетащили на край платформы свой скарб и вовсю готовились к предстоящему представлению. Усатый тип собирал со зрителей плату, а вместо билетов рисовал им химическим карандашом на тыльной стороне ладони витиеватую закорючку, Баян с женщиной расставляли цирковые декорации, над которыми уже красовался развернутый плакат: «ЦИРК. ОСТРОСЮЖЕТНАЯ ПРОГРАММА. ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ».

– Пап, пап, а что значит «остросюжетная»? – услышала Гончая.

Пацан лет десяти дергал за рукав подпоясанного армейским ремнем мужика и указывал пальцем на плакат.