Господин мертвец. Том 1 - Константин Соловьев Страница 15

Они с Йонером забрались друг за другом внутрь, в темное и теплое нутро «Морригана». Здесь было тесно. Несмотря на то что Бергер распорядился расчистить заднюю пулеметную площадку, убрав тяжелые «MG» и зарядные ящики, для трех рослых человек здесь было достаточно тесно.

Третьим был лейтенант связи, люфтмейстер Хаас. Сидя на жесткой металлической скамье, где обычно располагались кормовые пулеметчики, он пребывал в своем обычном состоянии, похожем на транс. Тощее тело в серой форме безвольно привалилось к переборке, голова висела на шее, как перезрелый плод, и угрожающе раскачивалась из стороны в сторону. Люфтмейстер Хаас являл собой полную противоположность лейтенанту Зейделю, несмотря на то что комплекция их была сходна. Если форма Зейделя всегда была чиста и отглажена, Хаас выглядел так, точно последние две недели жил в ржавом грязном трюме. Китель вечно зиял прорехами, ткань была помятой и несвежей, и само лицо магильера было столь же помятым и несвежим. Но хуже всего был взгляд лейтенанта связи. Пустой и мутный, как грязное оконное стекло, он был устремлен в никуда и пугающе походил на мертвецкий. Дирк знал, что подобное состояние транса обычно для люфтмейстеров, мысли которых витают в разреженных слоях атмосферы, а брошенное на произвол судьбы тело похоже на курильщика опиума. Но глядеть в пустые глаза было неприятно даже тому, кто сам был мертвецом.

– Д-дирк… – пробормотал Хаас заплетающимся языком, – вот т-ты где… К шефу? Давай, давай… Шагай. Ждет… Тащи свои мертвые кости…

Даже когда люфтмейстер смотрел на человека, его глаза оставались такими же пустыми. Может, поэтому у люфтмейстеров обычно так мало собеседников, не считая тех, которым они всовывают свои мысли в голову на расстоянии. Несмотря на то что Дирк полагал, будто с лейтенантом Хаасом у него неплохие отношения, они даже обращались друг к другу на «ты», даже он старался не проводить здесь много времени. Общество беззвучно шевелящего губами человека с мертвым рыбьим взглядом способно было испортить настроение. Не говоря уже о других особенностях люфтмейстера.

Дирк скривился – от лейтенанта несло крепчайшим запахом дешевого рома. Дополненная отнюдь не освежающим ароматом его собственного пота и застоявшегося воздуха, эта смесь перебивала даже застарелый запах бензина и копоти.

Хаас попытался сказать еще что-то, но силы оставили его – и голова вновь повисла на тонкой шее.

– Пьян, – констатировал брезгливо Йонер. – Пьян как свинья. В третий раз на этой неделе.

– И когда только успел? Я разговаривал с ним не больше часа назад, он показался мне трезвым.

– Много ли надо времени… Вот увидишь, когда-нибудь он допьется и загремит под трибунал. Недопустимо, чтобы связь роты зависела от подобного человека, который закладывает за воротник начиная с завтрака.

– Хаас – под трибунал? Едва ли. Думаешь, в Ордене люфтмейстеров большая очередь на вакансии в Чумном Легионе? Кто в здравом уме будет отдавать под суд люфтмейстера, и неплохого?

– Тот, кому дорога голова на плечах. Ладно, сегодня лягушатники не почтят нас своим присутствием. Но если мы лишимся нашего единственного связиста в бою?

– Мейстеру не нужен люфтмейстер, чтобы связаться с нами. В голове у каждого из нас – своя маленькая радиостанция.

«И провода не обрезать», – добавил Дирк мысленно.

– Связь с нами, мертвецами, это одно, – рассудительно сказал Йонер, – но если мейстеру потребуется связаться с частями полка, например, чтобы запросить артиллерию, ему придется уповать только лишь на курьеров Зейделя.

– Завтра нам артиллерия не пригодится. Хватит одного лишь моего взвода.

Йонер не стал с ним спорить.

– Посмотрим, – просто сказал он. – Может, однажды ты пожалеешь об этом – когда Хаас спьяну подключится к тебе и случайно превратит твой мозг в тыквенную подливку.

Они протиснулись мимо забитых пулеметных портов и массивного сердца танка. Последнее оказалось самым сложным – основные внутренние механизмы «Морригана» были заключены в огромную тумбу, по размерам сопоставимую с садовым домиком, и находилась она в самом центре танка, оставляя по бокам лишь небольшие проходы в носовую часть. На самом ее верху, на уровне человеческого роста, эта тумба переходила в узкую площадку с парой сидений. Низкий потолок над ними выгибался небольшой рубкой, сквозь распахнутые люки которой внутрь проникал дневной свет. Сейчас штатные места водителя и командира были пусты – «Морриган» не собирался никуда двигаться.

Протиснувшись по тоннелю, похожему на узкий лаз подводной лодки, «висельники» попали в носовой отсек. Здесь было куда просторнее, чем сзади. Будь это обычный линейный танк, тут царила бы теснота, как в чулане. Но тоттмейстер Бергер, не первый год использовавший танк в качестве своего штаба, кабинета и личного блиндажа, не собирался тратить свободное место на бесполезный металл.

Фланкирующие пулеметы были сняты, как и сзади, об их существовании напоминали только вырезанные бойницы, которые открывались в случае теплой погоды, чтоб пропустить внутрь свежий воздух, всегда бывший в дефиците. Лишившийся курсового пятидесятисемимиллиметрового орудия, носовой отсек «Морригана», вытянутый, как у корабля, сделался просторен – настолько, насколько это возможно. Находясь здесь, можно было представить, что ты очутился в небольшой каюте военного катера. Сходство усилилось бы до полного, повесь обитатель этого импровизированного кабинета на стену карту.

Но тоттмейстер Бергер был противником любых лишних вещей и не собирался загромождать отвоеванное пространство ненужными предметами. Всю обстановку составляли две узкие скамьи, обитые мягкой кожей, откидной штабной столик по правому борту, лампа в алом абажуре и одна небольшая полка. На полке лежали аккуратно сложенные карты, футляр с курительной трубкой, потертый «маузер» в кобуре и несколько книг. Их названия были неизвестны Дирку – переплеты делались на заказ, из плотной черной ткани с мелким серебряным тиснением. Но он отчего-то был уверен, что в свободное время мейстер вряд ли читает английских поэтов.

В присутствии мейстера Дирку всякий раз безотчетно хотелось набрать полную грудь воздуха. Ему давно не требовалось насыщать кровь кислородом, но бороться с этой привычкой было тяжело. Почти всякий человек, столкнувшийся с тоттмейстером Рольфом Бергером, хауптманом штурмовой роты «Веселые Висельники» Чумного Легиона, отмечал необычную духоту, царящую в том помещении, где он находился. Это замечал даже Хаас. «Я готов поклясться в том, что каждая молекула воздуха вокруг него ничем не отличается от прочих, которыми мы дышим, – сказал он как-то Дирку, убедившись, что тоттмейстера нет рядом, – но сам замечаю, что, когда становишься рядом с ним, какая-то сухость в горле, и дыхание сбивается. Как будто очутился в склепе и все горло забито костяной пылью, тленом давно умерших людей».

Само присутствие этого человека могло произвести на его собеседника самый разительный эффект. Говорят, были и такие, которые падали в обморок при виде тоттмейстера Бергера. Дирк охотно бы в это поверил.

Когда они вошли в импровизированный кабинет, тоттмейстер читал что-то на телеграфном бланке, развернув его к лампе. Он хмурился, как хмурится человек, прочитавший сводку погоды, предвещающую дождь. Алый отсвет абажура мягко ложился на стол, бумаги и тоттмейстерское лицо, делая последнее непроницаемым, как у высеченного из багрового камня истукана с какого-нибудь дальнего острова…