Календарь Морзе - Павел Иевлев Страница 15

Чото подозревал, что Павлик придумывает новости сам, но я, во-первых, знал, что такое «кликбейт»  [24], во-вторых, знал, что в журналистике даже у дна есть подвал, и, в-третьих, знал Павлика…

Павлик Ряпчиков был со школы влюблен в Анюту и, когда она вернулась в город, отчего-то воспылал бессмысленной надеждой на ее взаимность и лютой беспросветной ненавистью ко мне. С язвительной говнистостью записного тролля он начал писать про меня гадости в социалках и на форумах, выливая ведрами яд и желчь. Такое ощущение, что я стал самым ярким событием в его унылой жизни. Мне было в целом плевать, но как-то, увлекшись, он начал склонять Анюту…

«Отставной спецназовец» (фотография издалека в камуфляже с ружьем), «десантник с боевым прошлым» (натянувшаяся на гипертрофированных грудных мышцах тельняшка, лицо обрезано), «сотрудник спецслужб с полномочиями, которые вам даже не снились» (балаклава и темные очки), а также обладатель чат-ников «sNiPer», «0m0n0vets» и «leGi0ner» – все это он. Павлик вел активную сетевую жизнь, командуя взводом поддерживающих друг друга аккаунтов.

В реальности он предсказуемо оказался сутулым прыщавым дрищом. Внезапно убедившись, что сетевая анонимность куда более иллюзорна, чем ему казалось (в глазок надо смотреть, а не открывать всякому, кто скажет: «Доставка пиццы»), бравый сисадмин был чертовски фраппирован.

Он удалил написанные гадости, извинился, поклялся больше никогда так не делать, про Анюту забыть, не путать виртуал с реалом, а также сделать для меня все что угодно в компьютерной сети города. И я его при этом даже пальцем не тронул!

Павлик был готов стоически снести заслуженный мордобой, но мысль о том, что вся его виртуальная мультиличностная жизнь будет сметена беспощадной реальностью прыщавого онаниста (вы бы видели его квартиру!), была для него невыносима.

Теперь он активно сотрудничал с нашим радио, админил Анютин сайт, оказывал мелкие компьютерные услуги и вообще вел себя как зайчик, а я не мешал ему играть виртуальными мускулами в интернете.

А еще говорят, что я злой…

Я поставил музыку и почти уже решился сварить себе кофе сам. Это было бы, разумеется, вопиющим нарушением субординации (кофе – обязанность ассистента) и техники безопасности (понятия не имею, как работает эта чертова кофемашина), но тут состоялось долгожданное явление Чото.

Мой помощник и соведущий вошел в студию слегка боком, прикрыв лицо рукой и стараясь держаться в тени, подальше от освещающих аппаратные пульты ламп.

– Чото, – сказал я ему укоризненно, – где тебя носит? Твой начальник, учитель и просто старший коллега, страдающий, между прочим, тяжелым бодуном, читает вместо тебя новости, а ты?

– А я, – прогнусавил Чото, – на свадьбу тебя приглашу. Будешь свидетелем жениха?

– Какую еще, на хрен, свадьбу?

– Мою… – мрачно ответил ассистент и повернулся к свету. Левая сторона лица его представляла собой опухший сизо-бордовый пельмень со щелочкой заплывшего глаза.

– Хороший свинг, – оценил я, – старший или младший?

– Не знаю, у меня сразу очки слетели. Но сегодня вечером я, как честный человек, иду делать официальное предложение руки и сердца девице Марамоевой. Иначе она превентивно станет моей вдовой.

– Ну, как говорится, совет да любовь! Поздравляю, – пожал плечами я. – Не вздумай назвать в мою честь первенца.

– Антон! – трагически воскликнул Чото.

Мне показалось, что он сейчас рухнет на колени, но он рухнул всего лишь на стул:

– Антон, спаси меня!

– С какой стати? Надо смотреть, куда пиписькой тычешь.

– Я не хотел, я пьяный был, она сама! А потом говорит – ты у меня первый, честь мою похитил, теперь по закону гор… – Чото плакал, размазывая кровавые сопли из распухшего носа. – А я не хочу-у-у… Она страшная, подмышки не бреет, в постели бревно бревном, ноги кривые, волосатые. И усы-ы-ы…

– Избавь меня от интимных подробностей твоей семейной жизни! – отмахнулся я.

– Семе-е-ейной! – взвыл Чото, залившись слезами. – Семе-е-ейной, блядь! Анто-о-он! Спаси меня! Ты можешь, я знаю!

Я задумался. Став членом славной семьи Марамоевых, Чото определенно погибнет как радиоведущий. По закону гор небось радио – западло. Пристроят в семейный бизнес, чтобы жену не позорил. Они, кажется, бараниной на рынке торгуют… И на кого я буду бросать эфир, когда мне надо?

Чото безутешно рыдал, сидя на стуле.

– Что дашь? – спросил я его деловито.

– Что угодно! Все, что хочешь, Антон, только спаси! – Правый глаз его зажегся безумной надеждой, левый все еще не был виден.

– Для начала кофе свари, герой-любовник…

– Сейчас! Да я… Да для тебя… – Он кинулся к кофемашине так, как будто от этого зависела его жизнь.

– Когда там у тебя сватовство-то?

– Сегодня! Сегодня в семь вечера. Как раз все соберутся… – Чото снова всхлипнул, представив себе предстоящий позор.

– Так, – распорядился я сурово, – умойся, прочисти нос, приведи себя в порядок и, ради бога, не гнусавь так! Студия на тебе, я вернусь к шестичасовому эфиру. И боже упаси тебя какой-нибудь косяк опять упороть! Я тебя тогда не то что на девице – я тебя на обоих братьях Марамоевых лично поженю! Понял?

– Да, Антон, все понял! – Чото мелко закивал, почти кланяясь. – Клянусь, все будет отлично!

Я многозначительно погрозил ему пальцем и вышел.

На шестичасовом вечернем эфире у нас был научный директор Института общефизических проблем (ИОП), профессор, академик Маракс. Профессор оказался огненно-рыж, бородат, горбонос и уныл. Лицо его обрамляли ярко-оранжевые полупейсы-полубакенбарды, отчего он напоминал грустного ирландского хасида-лепрекона. Когда я вернулся, он уже сидел в студии, листая что-то на планшете.

В коридоре меня перехватил Чото:

– Ну что, Антон, что?

– Ну как что? – пожал плечами я. – Надень костюм… Есть у тебя костюм, новобрачный?

– Есть, – послушно кивнул мой ассистент.

– Так вот, – продолжил я, – надень костюм, купи букет и иди свататься.

– Но… – На него было жалко смотреть.

– Букет купи подешевле, все равно выбрасывать… И… – задумался я: – Знаешь что… Розы лучше не бери.

– Почему? – спросил окончательно растерявшийся Чото.

– Там шипы, – сказал я веско, – не будем создавать лишнюю работу проктологу.

– Ну, Анто-о-он… Как же так?