Нуар - Андрей Валентинов Страница 15

– Значит, верите? Все-таки верите, пусть немец уже к самому Дону подходит? И правильно!

Резко обернувшись, провел ладонью по лицу. Выдохнул.

– А наши-то… Что здесь, что в Касабланке… Совсем духом ослабели, победу тевтонам предрекают. Да они-то ладно, старичье бессильное, вроде меня. Дружок-то ваш!..

Худые пальцы выдернули из кармана пиджака сложенную вчетверо газету. Зашелестели мятые страницы. «Matin du Sud», вчерашняя.

– Вот! Да кто же он после этого?

Можно не смотреть. «Русская колонка», профессор Мадридского университета Лео Гершинин.

– Дядя Рич! – решилась напомнить о себе &. – Что-то случилось?

– Ах, да, – спохватился я, разглаживая нужную страницу. – Как бы тебе объяснить… У меня есть знакомый – еще с той, прошлой войны. Он хороший человек, и лицо у него доброе, но слишком любит много и вкусно кушать. А чтобы заработать деньги, ему приходится регулярно выходить на панель…

Контр-адмирал предостерегающе кашлянул, однако я рассудил, что «юница» уже достаточно взрослая.

– Сначала он писал стихи о Белой армии, потом пропагандировал успехи сталинских пятилеток. Когда что-то не срослось, переметнулся к троцкистам, стал воспевать Четвертый Интернационал и перманентную революцию. Кого он славит сейчас, догадайся сама.

– А-а-а! – & дернула длинным носом. – Так он газетчик, который бошам продался? Ты сказал «панель», и я подумала, что твой знакомый…

На этот раз мы кашлянули в унисон. «Юница» потупила взор.

– Malheureusement, il est temps  [13], – я протянул старику руку, улыбнулся и негромко добавил по-русски:

– Катер будет нужен ночью.

– Будьте покойны, не подведу. Tous les meilleur, monsieurrs Gray!  [14]

Уже в конце улицы я обернулся. У калитки было пусто.

– Это твой командир, дядя? – негромко спросила &. – Строгий, не то, что ты!

Я поглядел на желтую черепичную крышу, на садик за каменной оградой. Лекарство и хороший врач могут сделать многое, но не всё. Александр Капитонович рассчитывает еще на год. И хорошо, что так.

– Нет, не командир. Он – моя совесть.

Он взял со стола пустую рюмку, взвесил на ладони. Отставил, закусил зубами мундштук папиросы. Пусто, тихо… Пепелище… Бывший штабс-капитан повторил это слово несколько раз, будто пробуя на вкус, затем попытался перевести на французский. «Les cendres» – нет, не звучит, слишком напыщенно, по-декадентски. Надо иначе, не cendres – cimetière. Так будет точнее и правильней.

Кладбище…

Негромко щелкнула зажигалка. Ричард Грай закурил, не чувствуя ни вкуса, ни крепости. Поглядел на дверь. Ночь, пустой коридор, пустая гостиница… Без оружия он всегда чувствовал себя беззащитным, голым, но теперь страх куда-то ушел. Бояться некого, в этом городе – на этом кладбище – он уже никому не нужен. Ни друзей, ни врагов. Никто не станет красться по коридору, сжимая в руке пистолет, караулить у входа, разглядывать окно сквозь прицел снайперской винтовки. Живые люди заняты своими делами, какое им дело до тени среди надгробий?

Александр Капитонович, Его Превосходительство, продержался свой год и умер в ноябре 1943-го, в очередную годовщину большевистского переворота. Победу не увидел, но успел узнать о Сталинграде и Курске. Жан Марселец исчез в августе того же 1943-го. Собирался в Касабланку – и не доехал. Искали – и на земле, и в море…

Остальные… Стоит ли вспоминать? Колокол прозвонил для всех.

Бывший штабс-капитан вспомнил старый рассказ, читанный бездну времени назад. В памяти осталось немногое: селение в Карпатских горах, хмурый бородач, собирающийся в смертельно опасный поход и дающий последний наказ – ждать его только до вечернего колокола. Если же придет позже, то убить без жалости, не размышляя, ибо вернется уже не он…

Колокол давно прозвонил. Он вернулся. Вернулся – не он.

Пустая рюмка вновь легла на ладонь, хрусталь согрелся, прильнул к пальцам. Человек потянулся к бутылке, но, пересилив себя, достал новую папиросу. Хрусталь негромко ударил по столешнице. Нет, один пить не будет, подождет. За дверью тихо, коридор пуст, забывший его город спит, но что-то должно произойти. Мир, в котором Ричард Грай прожил последние четверть века, был рационален до скуки и столь же логичен. Людям, его обитателям, полагалась рождаться, делать глупости и умирать. Несколько пуль в упор из магазинного карабина Mauser 98k – вполне достаточный повод. В серо-черном мире нет места бразильскому кораблю «Текора», его вечерним пассажирам, как и ему самому, нынешнему. Но случившееся – тоже реальность, значит, кладбище не пустое, тишина за дверью обманчива, и он не напрасно ждет, вынимая из коробки одну папиросу за другой.

Тишина обволакивала, лишала сил, точно бездонный омут. На малый миг он сумел вынырнуть, хлебнуть свежего живого воздуха, уцепиться взглядом за неясный контур потерянной реальности. И теперь его влекло обратно, в безмолвие, в безвидность. Тишина казалась гладкой и скользкой, не уцепишься, не ухватишь. Тихо, тихо… Колокол уже отзвонил, эхо замерло, последние отзвуки растворились в бесконечном пространстве.

Бывший штабс-капитан, отогнав наваждение, прикрыл веки и представил себе черный экран монитора. Enter! Тьма исчезла, сменившись сверкающим серебристым соцветием Мультиверса – бесконечной Вселенной Эверетта  [15]. Простенькая трехмерная модель, грубый эскиз. Древо миров пульсировало, бесшумно выбрасывая новые отростки, разрасталось, заполняло все видимое пространство. Всего лишь несколько мгновений бесконечной вечно длящейся жизни…

Немудреную програмку написал его хороший знакомый, попытавшийся изобразить мир за пределами привычных измерений. Получилось красиво, но не слишком убедительно. В Эвереттовой реальности, если она действительно существует, Древо миров ветвится с непредставимой скоростью, число ветвей-вариантов невозможно ни отобразить, ни представить. И все-таки движущаяся картинка ему нравилась. Бесконечность представлялась зримой и доступной, достаточно подвести послушную «мышку» к нужной «ветке» и слегка нажать на правую клавишу. Или просто протянуть руку. Возможно, именно так смотрели шкиперы, современники Колумба, на тщательно вычерченные карты мира с загадочной Землей Семи Островов и бескрайним Южным материком. Вот они, рядом, только коснись пальцем!..

Видение ушло, вновь сменившись угольной чернотой. Мир, в котором довелось жить, стал казаться гигантским черным терриконом, погребальным курганом. Где-то там, за десятками метров тяжелой дымящейся породы – сверкающее небо с серебристым Древом миров. Не увидеть, не дотянуться, даже рукой не шевельнуть. Вспомнились собственные слова о том, что практическая эвереттика  [16]– самая безопасная из экспериментальных наук. Всего лишь сон. Что может случиться с человеком во сне? Теперь, под тяжестью черного террикона, он узнал ответ. Да, сон – это всего лишь сон, даже если он неотличим от реальности. Но сон бывает и вечным.