Желание верить - Виталий Вавикин Страница 15

Рита лежала, широко раздвинув ноги, а отец Виталий держал ее за руку. Он шептал молитвы. Кадмы слушали его напевы, подчиняя свои фрикции их ритму. Плоть к плоти. Жизнь к жизни. Надежда не должна умирать раньше хозяина. Для Риты ее надежда скоро разродится громким детским плачем. И неважно будет, насколько чудовищной она была в своем первоистоке.

Закрыв глаза, Рита сильнее сжала руку своего пастыря. В эту ночь она готовилась стать матерью.

Он сказал: «Я видел другую жизнь. Я жил другой жизнью».

Его лечащий врач сказал: «Симптомы, проходящие в организме во время клинической смерти, можно приравнять к действию кетамина. Отсюда и галлюцинации».

Его психиатр сказал: «При полном отсутствии кислорода в коре и мозжечке за две-две с половиной минуты возникают фокусы омертвения. Как правило, три с половиной процента людей, перенесших клиническую смерть, имеют нарушения высшей нервной деятельности. Лишь пять процентов полностью восстанавливаются, и то, это, как правило, наступает не сразу»

Он спросил: «Думаете, я ненормальный?»

Психиатр сказал: «Думаю дело во внушаемости. Каждый человек видит во время смерти то, что окружало его во время жизни. Даже если человек глубоко-верующий, то он будет видеть лишь те божества, которые знает. Христианам не будут являться индейские боги, а индейцам не явится Иисус. То, что происходит с нами во время смерти, происходит исключительно у нас в голове».

Ночью позвонила жена. Жена, которой у него не было.

– Я люблю тебя, – услышал он голос любовницы. Любовницы, которой не было.

Его психиатр сказал: «Номер, с которого тебе звонили, давно уже не обслуживается».

Его соседи по палате сказали: «Мы хотим перевестись».

Его лечащий врач сказал: «Похоже, ты пугаешь нас всех».

Он шел по больнице, в которой никого не было.

Его психиатр сказал: «Все здесь происходит за счет неизъяснимого Пути».

Психиатр, которого нет.

Его любовница сказала: «Тебе никогда не снился сон, в реальности которого ты не сомневался?».

Любовница, которой нет.

Его лечащий врач сказал: «Может быть, наше существование чем-то обусловлено? Может быть, эта действительность индивидуально существующий нейрон, который после того, как ты уйдешь отсюда, продолжит свое существование?»

Врач, которого нет.

Его жена сказала: «Столько всего вдруг захотелось сделать. Купить новую машину, решиться на ремонт в квартире, съездить на дачу и посадить маленькое дерево, чтобы оно росло…».

Жена, которой нет…

В мире, которого нет…

Лишь прямая линия биения сердца…

– Я веду свои шхуны в гавань. Туда где псы вступят на берег и начнут новую жизнь, – он был солдатом, но все называли его Певец. – Кровавое море глотает людей, бегущих на сушу, но там их глотает земля. Другой судьбы нет…

Грузовик остановился. Ветер стучался в брезентовый кузов. Певец фальшиво затянул последнюю строчку полюбившейся ему песни.

– Да, заткнись ты! – рявкнул на него Кэп и сплюнул себе под ноги. – Скулишь, словно о доме мечтаешь, где тебя жена с детьми ждет.

– Может, и мечтаю.

– Нет у нас дома!

– Но ведь был же когда-то…

Они замолчали. Грузовик снова зарычал, подпрыгивая на разбитой дороге.

– Устал я, Кэп, – певец слушал, как завывает ветер. Ни родных, ни близких. Лишь затертая фотография рыжеволосой девушки, которую он хранил потому, что она изредка писала ему, и можно было посмеяться над этими письмами в сугубо мужской компании, смакуя те или иные интимные подробности. Да и другие попросту не давали фотографий. Жизнь сложная штука. Слишком сложная…

Певец пошевелил связанными за спиной руками.

– Другой судьбы нет… – снова затянул он свою песню. – Солнце садится и встает, а мы по-прежнему не знаем, где обретем покой…

Хирург. Ему сказали, что его нового подопытного зовут Певец. Человек. У его предшественников не было имен. Шимпанзе №1. Шимпанзе №2. Шимпанзе №3…

– Не волнуйся, сынок! – сказал он Певцу. – С тобой все будет в порядке.

Певец не поверил. Его тело было крепко привязано к хирургическому столу.

– Какого черта?

Ассистент передал хирургу пилу.

– Что вы хотите сделать? – певец извивался, пытаясь освободиться. – Вы не посмеете… Нет…

Хирург провел черту в предполагаемом месте ампутации. Правая рука, чуть выше локтя.

– Не надо, прошу вас! – заскулил Певец, скорее от безысходности, чем от страха. – Ну, не надо!… Ну, почему же?… Господи, прошу… Нет…

Руки хирурга напряглись.

– Ну, дайте мне хотя бы наркоз! – заорал певец, и дальше уже боль сдавила ему горло…

Хирург оставил лаборантов обрабатывать культю. Его эксперименты. Они звали его.

Он открыл дверь с табличкой «Подопытные животные». Приматы. Их держали в стальных клетках. Некоторые были подвешены на ремнях. Их способность к передвижению была полностью утрачена из-за отсутствия конечностей. Другие ковыляли на уродливых лапах. Неудачные эксперименты. Лишь в крайней правой клетке, находился абсолютно здоровый шимпанзе. Увидев хирурга, он испуганно закричал. Память причиненной ему боли была все еще свежа. Надпись на прикрепленной к клетке табличке гласила: «Шимпанзе №12. Ампутация передних конечностей». Хирург разглядывал забившуюся в угол обезьяну. Это был его первый удачный эксперимент. Остальные потерпели фиаско. Их конечности либо не восстановились, либо не смогли полностью сформироваться.

Хирург вспомнил Певца. С человеком все будет по-другому. Он был уверен в этом.

– Куда девать руку? – санитар распахнул дверь, напугав приматов.

Хирург обернулся. Семен стоял в дверях, держа отпиленную конечность. Обезьяны метались по клеткам.

– В топку ее!

– Ладно.

Семен передернул плечами и спешно закрыл дверь. И почему всегда я? Думал он, спускаясь на нижние этажи комплекса. Рука. Она все еще была теплой.

– Твою мать! – Семен остановился. Скрюченные пальцы сжались в кулак. Конечность, которую он держал в своих руках, начала извиваться. Кисть, локоть – все, что имело суставы, затеяло дикую пляску. – Что за хрень?! – Семен выбросил взбесившуюся руку. Она упала на белый кафель, но дьявольский танец смерти не прекратился. Семен видел, как извиваются перерезанные сухожилия, как напрягаются мышцы. Затем, так же неожиданно, рука затихла. Семен заставил себя поднять ее. Нет, в этой конечности все еще была жизнь. Пальцы вцепились в его руку, отыскали ладонь и сжали ее в крепком рукопожатии. – Черт! – конечность ослабила хватку. Теперь ее прикосновения были нежными. Они возбуждали. Семен уже не помнил, когда к нему в последний раз прикасались с такой любовью. Он огляделся. Рука, эрекция, дневной свет неоновых ламп… ИСКУШЕНИЕ. Он снял халат и завернул в него конечность. Теперь лишь только его член мог выдать его мысли.