Варвар из нашего города - Максим Шейко Страница 15

– Ты!

Выбрав жертву, я бесцеремонно ткнул пальцем в грудь самому толстому из ополченцев.

– Почему без пояса?

– Дык эта…

Удар вышел просто замечательным – вполсилы, чтобы не отправить в нокаут, но быстрый и хлесткий – кровь из расквашенного носа так и брызнула, а обладатель поврежденного шнобеля как стоял, так и грохнулся на задницу.

– Как с десятником разговариваешь, скотина?!

Не дожидаясь ответа, я тут же развернулся к соседу пострадавшего, красовавшемуся в дырявой да к тому ж еще и съехавшей набок накидке.

– Почему в рванине? Двухлетняя свинья в бабском сарафане больше похожа на ополченца, чем ты!

– Так выдали, господин десятник.

– А руки тебе на что? Зашить! Даю полчаса на приведение формы и оружия в порядок. Кто не успеет – пожалеет, что на свет народился. Выполнять!

Мужиков словно ветром сдуло, только полог палатки закачался. Пострадавший толстяк, похоже, и вовсе скрылся с глаз, не вставая с пятой точки, – мистика прям. Зато когда спустя установленное время я вновь скомандовал построение, бойцов было просто не узнать. Выправки им, конечно, все еще не хватало, зато служебное рвение перло из всех щелей. Решив, что грех растрачивать энтузиазм подчиненных впустую, я, наскоро проверив состояние амуниции и вооружения, повел свою грабь-команду на плац – утоптанную площадку неподалеку от лагеря.

Часовые на входе так впечатлились зрелищем десятка обалдуев, старательно топающих в тщетной попытке изобразить строевой шаг, что даже не попытались спросить пароль, которого я, кстати, не знал. В результате их халатности следующие пару часов мой десяток провел, отрабатывая движение походной колонной и построение простейшего боевого порядка, известного в здешних краях под названием «частокол». Получалось так себе, что, в общем-то, и неудивительно.

В теории ополченцы должны были проходить обучение под руководством своих командиров ежегодно в течение двенадцати дней. Как правило, время учебных сборов назначалось на осень – после уборки урожая и окончания сезона ярмарок. Но это в теории. На практике же на эти самые сборы призывали ровно так же, как и в само ополчение, – не всех, не всегда и только по жребию. Причем прошедший такие сборы на следующие три года освобождался от участия в подобных мероприятиях. При этом наличие или отсутствие базовой военной подготовки никак не влияло на возможность призыва в военное время – никакого деления на резерв первой (обученные) и второй (не обученные) очереди тут не существовало в принципе. Таким образом, получалось, что на сборах могли побывать одни, а в ополчении в итоге оказаться другие – ни разу не проходившие обучения. Собственно, шестеро из десяти моих подчиненных были именно такими, ни разу не нюхавшими портянок салагами.

Но если кто-то думает, что прошедшие через учебные сборы «ветераны» имели перед новобранцами хоть какие-то преимущества, то вынужден разочаровать. Уж не знаю, специально или нет, но никто в нашем герцогстве даже не пытался превратить ополчение в реальную военную силу. А потому собиравшихся по осени ополченцев занимали чем угодно, но только не боевой подготовкой. Из четырех солдат моего десятка, в разные годы прошедших через такое «обучение», один занимался починкой моста, другой – расчисткой и углублением городского рва и еще пара – ремонтом дорог. То есть фактически эти самые сборы являлись своего рода трудовой повинностью, а сами ополченцы – дармовой рабсилой, используемой на различных трудоемких и низкоквалифицированных работах. И вот этот вот средневековый стройбат, вернее, его часть, пылил передо мной по плацу, подгоняемый энергичными командами и не менее энергичными пинками.

Шум и суета во все времена привлекали повышенное внимание праздношатающихся, так что к концу нашей импровизированной тренировки вокруг плаца собралась нехилая толпа. Посмотреть на бесплатное представление сбежалась чуть ли не половина обитателей Линдгорнского лагеря, включая несколько начальственных рож, среди которых я приметил и усатую харю командира славной четвертой сотни. Бестолковые маневры и неуклюжие движения моих пиконосцев дарили благодарной публике массу положительных эмоций, вызывая шквал шутливых советов и замечаний. Но настоящим гвоздем программы стало мое финальное выступление.

Желая проверить боевую устойчивость своего десятка, я, предварительно заменив пики и мечи на учебные, тщательно выстроил уже порядком измотанных ополченцев, после чего атаковал этот живой частокол. Сказать по правде, бросаться с деревянным мечом наголо на пару щитоносцев, из-за спин которых торчало восемь здоровенных жердей, было, мягко говоря, страшновато. Но вчерашним крестьянам и мелким лавочникам пришлось еще хуже. Как только я, грохнув по щиту своей деревяшкой и издав нечленораздельный, но достаточно грозный рев, ринулся в атаку, «вражеский» строй начал стремительно ломаться. Ряд пик заходил ходуном, при этом некоторые «острия» повело в сторону, а остальные оказались задраны вверх, причем так, что напороться на них было бы проблематично даже всаднику. Что же касается меченосцев, составлявших первый ряд этой горе-баталии, то парни просто и незатейливо спрятались за своими щитами, опасаясь даже взглянуть на прущего к ним супостата. Расплата за малодушие наступила очень быстро.

Поднырнув под одну из пик и отбросив щитом вторую, я со всего маху впечатал подошву своего новенького башмака прямо в центр щита левого меченосца, постаравшись вложить в этот удар всю инерцию набравшего разгон тела. Мощный пинок практически снес моего незадачливого противника. Причем, падая, он умудрился завалить двоих копейщиков, составлявших вторую линию баталии, и открыл абсолютно беззащитный бок второго мечника, который тут же получил весьма болезненный удар по ребрам и, выронив щит, с воем рухнул на землю. Оставшиеся шесть пикинеров, составлявших три последние линии баталии, просто разбежались, побросав свои дреколья и оставив меня хозяином поля боя.

Столь впечатляющий подвиг не остался незамеченным. При виде бегства десятикратно превосходящих сил «противника» зрители буквально взорвались торжествующими воплями. А на входе в лагерь нашу компанию уже поджидал вездесущий Раск.

– Неплохо для начала, северянин. Пойдем, господин сотник хочет с тобой поговорить.

Ну что ж, раз хочет… Пожав плечами, я отправил своих подчиненных отдыхать и приводить себя в порядок перед вечерней проверкой, а сам потопал к командирской палатке, гадая, во что выльется устроенный мной «сеанс экзорцизма».

Сотник не стал тянуть кота за яйца, с ходу перейдя к делу:

– Хорошая работа, десятник. Теперь вижу, что тебя учил сержант коронного полка.

Я скривился:

– Чего ж тут хорошего? Я разогнал целый десяток ополченцев. Один. С деревянным мечом. Что же будет, если нас атакует настоящий враг? Рота наемников или отряд дворянской конницы разгонят всю эту толпу, – я небрежно повел головой, намекая на собранные в лагере ополченческие сотни, – даже не вынимая клинки из ножен.

– Так и есть, северянин, так и есть. Потому никто и не ждет от этого мужичья подобных подвигов. Удел ополченцев – охранять обоз и копать землю во время осадных работ. Но все же традиция велит устраивать смотр даже таким войскам. И если во время смотра моя сотня будет выглядеть хотя бы отдаленно похожей на роту коронных пикинеров, наш герцог, храни его Эйбрен, непременно это отметит. Ты понимаешь меня, северянин?