Третий меморандум. Тетрадь первая. Первоград - Борис Батыршин Страница 16

Что еще? После ареста директора и его присных в здании интерната освободилось немало помещений. Крапивка и Маркелов немедленно предложили перенести туда заседания Совета, но Казаков оказался непреклонен: на очистившиеся площади вселили часть палаточников, а оставшиеся кабинеты отдали Вике под медицину (ох, не придется им подолгу пустовать…). Для Совета решено выделить один из коттеджей. Я прекрасно понимаю Александра – он не хотел, чтобы мы выглядели завоевателями, вселяющимися на место упрятанных в казематы побежденных конкурентов в борьбе за власть…

Вставка:

…создается впечатление, что развернутые художественные отступления в «Дневнике» представляют собой позднейшие вставки, так как они не только противоречат самой напряженной обстановке тех дней, но и плохо соотносятся с основной частью «Дневника».

В. Штерн

18 марта. Голубев становится совершенно неуправляем. Если идею ордена еще как-то можно было понять, то звания и неизбежно следующие за ними погоны и прочие аксельбанты – это, по сути, начало раскола. Сегодня я поставил на Совете вопрос о роспуске Котов и замене их общим ополчением, но, разумеется, остался в меньшинстве. Голубев орал что-то о ненадежности случайных людей, необходимости жесткой дисциплины, а члены Совета, занятые мыслями о своих непосредственных обязанностях, кивали не прислушиваясь.

19 марта. Отобрал наконец самых толковых из курсантов. Чему я их буду учить – не знаю. Слишком многое в нашей нормальной земной жизни оставалось за скобками. Сейчас предстоит выяснить, что же в такой изолированной группе определялось тем, что где-то за горизонтом все-таки продолжала существовать нормальная жизнь, которая рано или поздно удосужится послать за робинзонами спасательный вертолет или катер, и, значит, неизбежно должно отмереть в нашем случае; а что остается неизменной ценностью. Сюда бы хар-рошего философа, он бы тут всласть порассуждал о добре, красоте и справедливости. А я вот не умею. И объяснить Совету, что как только большинство населения поймет, что безнадежно отрезано не только от Земли, но и от всех земных, то есть человеческих ценностей… Ладно. А учить их надо. Потому что мне уже ничего не выяснить, слишком много во мне от задумчивой сороконожки, разучившейся ходить.

23 марта. Выбил у Совета «газик», три карабина и автомат для моих «стажеров», мотивируя эти требования начинающимися геодезическими работами и очевидной всем опасностью дальних поездок в сайву. Голубев орал опять – о децентрализации, о дублировании функций, но я его не слушал. Рано или поздно каждый ствол, неподконтрольный нашему микро-Гитлеру, будет на вес золота. Учиться стрелять будут все «стажеры».

26 марта. Кажется, началось. Завтра Совет разбирает дело об изнасиловании. Гнусно. Но Олега выслать я не дам, он у меня из самых. В конце концов, законов он не нарушал – не было еще законов. Правда, с директором и прочими сеятелями разумного-вечного мы о законах не задумывались… А, плевать… Главный оппонент – ну конечно же Голубев. Как может кандидата в фюреры не довести до истерического визга нарушение субординации! Судя по всему, только это его и интересует, в его аргументации начисто отсутствуют категории морали, а ключевыми являются слова «сопляк» и «учительница». И вообще, что-то непохоже, чтобы Таня была настроена поднимать такой шум. И надо же было Анечке оказаться поблизости…

Весь день работы шли спустя рукава, всем было не до этого. Колосов по совету Казакова урезал вечернюю пайку, но даже на это никто не обратил внимания. Толпа собиралась у коттеджа, где уже с неделю размещался Совет. Даже выползший из ангара гусеничный ДТ-74 никого не заинтересовал, что изрядно обидело наших механиков – те всю ночь мыкались, снимая с консервации это чудо советского Тракторпрома.

Осунувшиеся лица, ребята повзрослее небриты, грязные рабочие комбинезоны – почти никто не переодевался. Выделялись лабораторные халаты стажеров, оставивших свои обычные вечерние занятия, и защитные куртки Котов: свободная смена тоже была здесь, не отдыхала. Котов и стажеров оттесняли друг от друга.

В коттедже уже почти все собрались. Голубев в новенькой куртке с тремя звездочками на погонах стоял, опершись на шкаф, скрестив руки, и насвистывал. Баграт сидел на краю кресла, сцепив руки, как сжатая пружина. Бородач Валерьян, только что со стройки, в заляпанной грязью штормовке, сидел рядом, что-то тихо и спокойно говорил. Елена с красными глазами приткнулась в угол дивана. Маркелов, решительный как всегда, ходил взад-вперед по комнате и дымил сигаретой из предпоследней пачки. Леня Крапивко (он позавчера побрился наголо и теперь напоминал арестанта) и Крайновский делали вид, что играют в шахматы.

С секундным интервалом хлопнули двери, на пороге появились Казаков и Вика. Начальница медслужбы была при пистолете, хотя обычно игнорировала свое право ношения оружия. У Казакова за спиной висел распылитель. Баграт поднял бровь, но ничего не сказал.

– Начальство не опаздывает? – ядовито осведомился Голубев. – Как насчет вежливости королей?

– Подождем до коронации, – серьезно сказал Александр и оглядел собравшихся воспаленными глазами. – Можно начинать.

– А как же Дима и Юрик? – спросила Лена.

– Они не придут. – Казаков усмехнулся. – Просили передать, что воздерживаются.

– «Сказали мне, что эта дорога приведет меня к океану смерти…» – пробормотал Баграт.

– Итак… – Казаков словно не расслышал реплики. – Вчера вечером курсант химгруппы…

– Стажер, – тихо подсказал Голубев.

– …курсант химгруппы Олег Красовский изнасиловал учительницу Татьяну Смирнову…

– Это не доказано! – Баграт уставил в Казакова палец, как пистолет. – Я уверен…

– Сейчас говорю я! – Александр повысил голос. – Мы орали двенадцать часов, то есть вы орали! Люди попросили время на обсуждение, и время это истекло! Нам надо решать. Итак, изнасиловал. Виктория говорила с Таней. Та просит сурово не карать и говорит, что сама виновата, но при этом пребывает в истерике. Свидетельские показания вам известны. Сам Красовский отказывается что-либо говорить и сейчас находится под стражей. Пора решать.

Он плюхнулся в свободное кресло. Распылитель за спиною, видимо, мешал, и он переложил его на колени. Вика присела на диван.

– Можно? – Голубев сочился саркастической вежливостью. – Я буду краток. Я резюмирую то, что уже говорил. Совершено гнуснейшее преступление. Казуистические ссылки на отсутствие законов ничего не меняют. В нашей ситуации законы создаются на ходу, постфактум, и наша цель – не соблюдение несуществующих законов, а поддержание элементарного порядка.