Князь Рысев - Евгений Лисицин Страница 16

Я не знал.

Алиска увела меня к Ибрагиму. Дом, еще недавно походивший на неприступную крепость, был усеян трупами — своих и чужих. В воздухе витал запах только что унявшегося пожарища. Майе не стоило труда потушить его, но он уже успел натворить дел, скушав, по моим скромным прикидкам, половину особняка. Сколько денег уйдет на восстановление, мне даже страшно было представить.

Уж явно больше тех, что сунула мне лисица. Рубли в ее крохотных, но ловких ручках казались мятыми и грязными, будто бы она вырвала их из собственных жалких накоплений. Лишних слов мне не требовалось, тут и так все было понятно — принимать в гостях потомка находящегося в опале рода сейчас для них слишком уж непосильная ноша, а потому мне лучше где-нибудь переждать некоторое время. По крайней мере, до того момента, как мы решим проблему с документами. Что там Ибрагим говорил про инквизаториев? Надо бы вызнать у него про них, благо, что сейчас самый что ни на есть подходящий момент.

До ночлежника нас довезли на автомобиле — кряхтящий, пыхтящий тарантас больше походил на задыхающуюся свинью, нежели на то, что я привык считать машиной. Что ж, повторюсь — жаловаться мне не приходилось.

Хозяева доходного дома смотрели на помятых нас с Ибрагимом, как на грязных доходяг. Что ж, думаю, видок у нас был еще тот. Я бы сейчас так точно не отказался от ванны с горячей водой — водопровод-то тут хоть изобрели или нет? Я обернулся на автомобиль и пришел к выводу, что уж до такой простой вещи могли бы как-нибудь и додуматься.

Хозяйка — тощая, как сама смерть, с грязными волосами и ничего не выражающим взглядом — просила деньги на неделю вперед. Иначе, заверяла она, я могу проваливать, куда заблагорассудится. Видимо, подумалось мне, никто меня в лицо не знает. Либо же мой род настолько опозорен, что во мне не хотят видеть никого, кроме чумазого оборванца. Рубли, протянутые в уплату, хозяйка смотрела на просвет, обнюхивала и разве что не решилась опробовать на зуб — столь униженно я чувствовал себя разве что в детстве перед вредной кондукторшей в автобусе.

Не зря говорят, что человек способен приспособиться к чему угодно. Первое недовольство сгинуло прочь, едва я усадил задницу на стул и вдруг ощутил себя до бесконечного счастливым. Не привыкший садиться за пустой стол Ибрагим тотчас же сообразил чаю. Хозяйка хоть и с недовольным видом, но принесла нам ужин. Конечно же, холодный — разогревать его ради столь «дорогих гостей» посреди ночи ей хотелось меньше всего. Можно было понять. Не жалуемся, принимаем с благодарностью, что нам там сегодня бог послал?

Бог решил расщедриться аж на картошку и ломоть черствого, как стена, хлеба. Интересно, а каким бы был мой ужин в доме Тармаевых? Алиска бы, наверное, сейчас притащила чего-нибудь вкусненького.

Как странно — я знал лисицу меньше дня, но внутри жило ощущение, будто я прожил с ней бок о бок многие годы. То же самое касалось и Кондратьича. Старый вояка чем-то походил на сварливого, но невредного деда. Может, подумалось мне, это нечто телесное? Я ведь в этом теле всего лишь гость, прежний-то хозяин сгинул.

Ибрагим тяжело молчал. Слова, что он желал выложить, едва ли не грызли его изнутри от желания быть озвученными. Что ж, раз ему тяжело, так я первым начну — авось дело бодрее пойдет.

Прочистил горло, с благодарностью принял из его рук чашку с чаем. Страшно почему-то не хватало печенья юбилейного.

— Что ж нам делать-то дальше, Ибрагим? — натянул на лицо маску уныния, пущай хоть немного, а оживится. Если уж и он сейчас ответит мне тем же самым, то дело, видать, и вовсе швах. На мое счастье, старый вояка подбоченился, поправил усы.

— Ну что ж ты, барин, нос-то сразу повесил. Негоже тебе-то да труса играть.

— Негоже, — кивнул. Старика следовало поймать на крючок и вытянуть из него как можно больше. Интересно, а настоящий Рысев бы на моем месте сейчас знал, что делать? Или же он был тем еще рохлей? Поначалу-то я думал, что второе: раз уж Алиска в детстве умудрилась надрать ему задницу. Но, увидев ее сегодня в действии, должен был признать, что проиграть ей не постыдно. — Но делать-то что? Тармаевы нам сейчас не помощники.

— Как есть, барин. К Евсеевым соваться тоже опасно. А учитывая случившееся, кто ж поручится, что не ваша голова была нужна?

Ну да, ну да, крякнул мне здравый смысл. Так и вижу, как данники к сюзерену пришли и говорят — вынь да положь нам голову нашего кровника, да на блюдечке. Впрочем, может, я чего-то не знаю…

— Ты говорил про инквизиторов.

— Типун вам на язык, барин! — Кондратьич замахал на меня руками так, будто я обратился в нечистого, разом понизил голос.

Мне при виде его манипуляций почему-то представилась хозяйка доходного дома, что сейчас, затаившись, как мышь, у самой двери, приложила ухо и жаждет самых жарких подробностей из первых-то уст. По Петербургу уже наверняка разнеслась весть, что случилось в доме Тармаевых — судачить об этом будут все завтрашнее утро.

В нашем мире бы так и сделали. Но здесь, где есть право на силовое воздействие? Кто знает, может, даже и словом никто не обмолвится. Но Ибрагим, как человек бывалый, рисковать лишний раз не хотел, нагнулся к самому столу.

— Инквизатории, барин, это тебе не по девкиным порткам шариться. От них живому бы уйти, не то что бумазею нужную заполучить. Так-то.

Он ткнул пальцем в потолок, словно в тайной надежде пронзить им небеса. Я не унимался — в конце концов, чую, что если и есть способ вырваться из того болота, в которое меня с самого начала бросили, то он посреди этих самых инквизаториев и был.

— Ну не людей же там жгут, ей-богу, — ответил не без усмешки, вскинув руки. Кондратьича разве что не подкинуло.

— Что ты, что ты, барин! Не смей где еще языком такое ляпнуть, а не то! — Он сжал кулак, словно собираясь мне пригрозить. И тут же, резко охолонувшись, медленно опустился на стул, ожидая от меня порицания — где ж это видано, чтобы слуга, да потомку славного рода кулаком?

Я не обратил на это внимания. Если старикан сейчас закуксится, я из него и слова потом не вытяну, а от информации сейчас зависит вся моя дальнейшая жизнь. Почти ощутил себя шпионом из какого-то старого боевика, для которого знания были едва ли не важнее воздуха.

— Кондратьич, да расскажи ты толком, что там такое творят?

— А не к ночи помянуто будет, барин, чего творят-то.

Он махнул рукой, но я понял, что лед тронулся. Под видом грозного мужика оказался самый обычный добродушный дед. А может быть, вырастивший меня едва ли не на своих руках старый солдат просто боялся? Не за свою шкуру — за мою. Сколько уже раз он свою шею за место моей подставлял? Как тогда под дождем бился, как обрадовался, что я еще дышу…

Облизнув губы и нахмурившись, Ибрагим отвернулся. Ему страшно не хватало чарки, чтобы развязать язык. Ладно, раз уж он так за мою безопасность радеет, так мы на этом и сыграем.

— Ты же сам говорил, что других путей у нас сейчас нет. А если я сейчас не попаду в офицерский корпус, все может закончиться очень печально.