ЭТНОС. Часть первая. Парадигма - Павел Иевлев Страница 16

Чёрная тень в чём-то чёрном и кружевном, которое летит на пол, ко мне склоняется знакомое лицо.

— Олли? — шепчу я удивлённо.

— Тс-с-с! — тонкий чёрный пальчик ложится мне на губы. — Не надо слов, драгоценный гость.

И то верно. Не поболтать же она пришла…

* * *

Нагму утром еле добудился.

— Вставай, колбаса, собираться пора. После завтрака сразу выезжаем.

— Да, пап, ща… — потягивается и смешно жмурится на солнечный луч моё белокурое счастье, — не выспа-а-алась…

И зевает до коренных зубов.

— В планшет, что ли, пырилась всю ночь?

— Не, — хихикает она, — не в планшет. Только ты не напрягайся, ладно?

Я немедленно напрягся.

— Я снова на ракушечку нажала. На этот раз специально!

Наверное, на моём лице отразилась какая-то часть того, что промелькнуло в голове, потому что Нагма захихикала ещё сильнее и замахала на меня руками:

— Не-не, не для этого же, ну! Просто интересно стало!

Ну охренеть. Мальчики по вызову ей интересны стали! В четырнадцать-то лет!

— Удовлетворила… интерес? — спросил я чрезвычайно нейтральным тоном, и Нагма аж зашлась от хохота.

— Ты бы на себя посмотрел сейчас, — сообщила она, давясь смехом, — бедный Нагири, наверное, помер бы с перепугу, если бы увидел.

— Нагири, значит. Угу. Очень интересно.

— Агась. Пришёл такой, в плавках, и я сразу: «Стоп, не надо раздеваться, я чисто поболтать. Ты не против?»

— А он?

— Он норм. Кстати, он принц, прикинь? Королевы младший брат! Отпадно же, да?

— Ну… допустим, — согласился я, вспомнив кое-что из своей ночи. — И чем вы так долго занимались, что ты не выспалась?

— Трепались. Я его рисовала. Чай пили с печеньками. Опять трепались. Вон, на столике, глянь наброски.

Я взял со стола несколько листов. Более анатомически детально, чем хочется видеть от столь юной дочери, но не более неприлично, чем классический студийный рисунок обнажённой натуры. Молодой человек, надо признать, хорошо сложен.

Нагма счастлива, рот до ушей. Поддела-таки отца. Так-то я на все её подначки и закидоны реагирую спокойно и с пониманием — возраст. Сам такой недавно был, знаю, как гормонами крышу сносит.

— Странная у них тут жизнь, пап, — сказала она, шлёпая мимо меня босыми ногами в ванную. — Вот реально странная.

— А что именно тебе показалось странным? — спрашиваю я в приоткрытую дверь.

— Ну, вот этот Нагири, — она сунула в рот зубную щётку и говорит невнятно. — Я ефо рифовава. Кофда рифую, я люфей вифу, знаеф?

— Знаю. Я тоже. Хотя и не так, как ты, конечно. И что ты увидела?

— Он как Дерия, — Нагма прополоскала рот и заговорила нормально.

— Счастливый?

— Да. И главное — очень… Как бы это сказать? Простой.

— В каком смысле?

— Обычно в людях много всего. Они думают о разном, о куче вещей беспокоятся, всякой фигней напрягаются, и всё это одновременно. В них всегда шум и суета, хоть уши затыкай. А здешние не такие. Понимаешь?

— Пока не очень.

— Ну вот, допустим, я дома на курсах рисую мальчика. Мы там друг друга рисуем. Я стараюсь специально не приглядываться, но иногда прорывается — он думает о тройке в четверти, что мама больше любит брата, нравится ли он мне, нога чешется, ночью снилась одноклассница, сосед по парте противный, учительница придирается… Он в куче мест разом.

— Ты вот это всё считываешь? — поразился я.

— Ну, не буквально. На ощущениях. Я же очень-очень стараюсь просто рисовать, ты знаешь. А Нагири говорит со мной — и всё. Он полностью здесь, на стуле, и нигде больше. Говорит и думает о том, что рассказывает. Смотрит на меня и думает только обо мне. Прикольно.

— И что он о тебе думает?

— Я не прислушивалась, — быстро сказала Нагма и отвернулась, зардевшись ушами.

— Очень они тут цельные личности, — согласился я, тоже кое-что припомнив. — Уж если чего делают, то от души, не отвлекаясь. Это… впечатляет.

— Вот, и я об чём. Пойдём завтракать?

И мы пошли.

* * *

Возвращались на базу так же — сначала за Мейсером по туманной изнанке Мироздания, называемой Дорогой-с-большой-буквы-Д, затем — по дорогам обычным, через кросс-локус, от гаража к гаражу. Слон ворчал, что надо бы как-то ухитриться раздобыть для отряда своего глойти, раз уж сам он так не умеет. «Глойти» называют тех, кто умеет выходить на Дорогу без всяких артефактных гаджетов, но завидовать этому не стоит, они все на башку не сильно здоровы. Видеть Великий Фрактал дорогого стоит, крыша от такого уезжает только в путь. Так что сам Слон в глойти не рвётся, а вот прибрать такого уникума к рукам не отказался бы. Да где ж их возьмёшь? Была у меня одна знакомая, Лолей звали, да где её теперь носит?

На базе забрали Лиранию. Оказалось, Слон прав — наши с ней календари разбежались на те пару дней, которые мы провели в славном городе Берконесе. Для неё мы отсутствовали всего сутки. Странно, конечно, но и странней бывало. Зато наш отпуск почти не пострадал — к вечеру того субъективного дня нас, слегка офигевших от межмирового джетлага, Слон доставил в последний на маршруте гараж. Мой гараж. У моего дома.

— Зайди, отдохни, — пригласил я его. — А то и переночуй.

— Нет, — отказался он, — это у тебя отпуск, а мне надо базу готовить. Там, где мы будем работать, если судить по фото, боеприпасы разве что к мушкетам добыть можно. Всё с собой тащить придётся. Джабба от такого разорения впадёт в истерику и обратно не выпадет. Так что наслаждайся её отсутствием, пока можешь.

— Не премину, — заверил его я.

Вышли, я закрыл ворота, под ложечкой потянуло сквознячком — всё, отбыл командир по своим командирским делам. На Родине вечер, в окнах горит свет, что-то неразборчиво, но требовательно вещает Онька, так же неразборчиво, но успокаивающим тоном отвечает ей Алиана, заливисто хохочет юный Ярк.

Мы дома. Непередаваемое ощущение. Город Берконес прекрасен, слов нет, но тут… Запахи, звуки, воздух. Родина, в общем.

— Ну наконец-то, — выразила нашу общую мысль Лирания.

— Соскучилась, — подтвердила Нагма.

Ни та, ни другая не родились в этом срезе, но как-то так вышло, что теперь наш дом — вон тот небольшой двухэтажный особнячок, в котором нам уже, если честно, бывает тесновато. Но мы трое теперь тут редкие гости, а Димке с Алианой и детьми места более чем достаточно.

Первая нас углядела с веранды глазастая Онька и, завизжав, ринулась бегом по дорожке. Примчалась, напрыгнула, повисла на сестре. Руки заняты объятиями, Нагме протянула босую ногу. Та её почтительно пожала, сказав: «Привет, мелкая, я тоже рада».