Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей Страница 16

Она сидела возле окна в небольшой приемной в конце коридора. Лондонское солнце оказалось даже теплее, нежели ей помнилось. Неудивительно, что теперь урожай зреет так быстро. Говорят, плоды собирают по три раза в год. А то и все четыре. В Житнице — прежних европейских Нижних Землях и северной Франции — отправленные на сельскохозяйственные работы заключенные наверняка вкалывают сверхурочно.

Уорик осталась, ее коллега Блейк ушел. Они кратко о чем-то пошептались, и инспектор удалился, перекинув пальто через руку. Уорик как будто вполне устраивало, что Хоппер до сих пор сидит в приемной. А она и сама не знала, что ее здесь удерживает.

И вот, после всего этого, перед ней предстал врач. Молодой и усталый — достаточно молодой, чтобы родиться после Остановки, машинально отметила Хоппер. Мужчина сообщил, что тело Торна убрано и, если у нее имеется такое желание, она может попрощаться с ним. Затем, продолжая что-то говорить, проводил ее в палату, где наконец-то отвязался.

В комнате была только она. Она и тело на койке. На этот раз его вид уже не так нервировал — теперь, когда Хоппер знала, чего ожидать: глубокого-преглубокого старика. Его обмыли, и теперь он лежал с закрытыми глазами и вытянутыми вдоль тела руками под простыней. Выглядел куда опрятнее тех трупов на баркасе.

В изножье койки, как только сейчас Хоппер и заметила, хранилась медицинская карта Торна. Убедившись, что за ней не наблюдают через смотровое окошко, она вытащила небольшую книжицу из пластиковой папки. На титульной странице содержались основные сведения о пациенте — адрес, контактные данные, возраст,— затем следовали предписания, отметки о течении болезни, реакция на лечение. В самом конце свежими чернилами были выведены обстоятельства смерти.

«Мой дом»,— сказал он.

Хоппер оторвала титульный лист, сложила его вчетверо и спрятала в карман. Пропажи даже не хватятся. Он все равно уже умер, так что бумажка им ни к чему.

Потом бросила последний взгляд на тело на койке, и ее пробрало дрожью. Она торопливо вышла в коридор с зеленым кафелем и стерильным запахом.

* * *

Миновав стойку с брошюрами — о последствиях недостаточного питания, об эвтаназии и опасностях для кожи, с вездесущим логотипом «Солнечной защиты»,— Хоппер и Уорик оказались у выхода. Торн жаловался, будто лежал в больнице уже много недель. Интересно, правда ли он пытался связаться с ней все это время?

В машине Уорик повернулась к ней:

—Куда?

Хм, о проживании в Лондоне она пока даже и не задумывалась.

—К моему брату, пожалуйста. Брикстон.

Автомобиль уже тронулся, когда ей кое-что пришло в голову:

—А хотя… можете высадить меня у церкви Святого Мартина? Простите, но сначала мне нужно ему позвонить.

Водитель никак не отозвался, однако по выезде со стоянки они повернули в нужную сторону. Надо было сразу идти пешком, не так уж и далеко. А теперь она заперта в машине на последнем допросе Уорик.

—М-да, ну и денек вам выдался, доктор Хоппер. Надеюсь, брат будет рад вас видеть, станете вы дожидаться похорон или же нет.

Хоппер механически кивнула. Она больше ничего не собиралась сообщать Уорик — ни о брате, ни о себе.

Виды Сохо, в отличие от Грин-парка, глаз уже не радовали. Сохо-сквер пребывала в запустении. Хоппер заметила там лишь нескольких изнеможенных доходяг, устроившихся на траве. По правую руку стояла сглаженная до неузнаваемости статуя «веселого короля» Карла II — позабытый властелин заброшенной части города. Остальные царственные особы исчезли.

Помимо этой достопримечательности центр района в южном направлении мог похвастаться лишь лавками с полупустыми витринами да грязными кафешками. Над некоторым дверями ярко-оранжевые вывески в виде спиральных леденцов кричали прохожим о предоставляемых услугах: в зашторенных комнатках наверху любой мог вкусить радости продажной любви.

Затем они выехали на Чаринг-Кросс-роуд. Здесь уже было повеселее, народу на тротуарах намного больше. На подъезде к перекрестку Чаринг-Кросс навстречу им даже прокатил заказной автобус. Экскурсии пользовались спросом: приезжие не отказывали себе в удовольствии посмотреть город. Из Американской зоны в Лондон тоже наведывались, пока там не стало совсем туго. Перебежчики оттуда так и повалили, и границу в итоге закрыли.

Возле церкви Святого Мартина в Полях машина остановилась. Хоппер повернулась к Уорик попрощаться, однако та нанесла упреждающий удар своей приторной льстивой улыбкой:

—Доктор Хоппер, рада была вам помочь. Если вам что-нибудь еще понадобится, пожалуйста, обращайтесь,— и с этими словами она сунула Хоппер в руку визитку.

—Благодарю.

Седан укатил в сторону Уайтхолла. Хоппер поднялась на ступеньки перед церковью, бросила сумку, уселась и принялась созерцать Трафальгарскую площадь.

Ее захлестнуло чувство полнейшей дезориентации. Вот она сидит в самом центре Лондона, в то время как восемь часов назад находилась в Северной Атлантике, смотрела на полную мертвецов посудину и думала о матери.

Хоппер достала из кармана листок, украденный — нет, изъятый — из медицинской карты Торна, и посмотрела адрес. Жил он где-то в Норт 3. Это Хэмпстед.

А почему бы и нет, в конце концов? К брату она может наведаться и после. Под влиянием момента она отыскала следовавший в нужном направлении старенький двухэтажный автобус и села в него.

Транспорт оказался заполненным уставшими пассажирами, одетыми в основном по-рабочему. Изнуренная бледность проступала даже через их покрасневшую кожу. И люди эти совсем не походили на представителей одной из последних великих наций Земли.

У тех немногих, кто был одет не в форму, бедность проявлялась очевиднее. Мамаша, пытающаяся протолкнуться с расшатанной коляской с тремя оригинальными колесами и одним замененным; спящий мужчина в потрепанном пиджаке без рубашки, развалившийся почти на два сиденья и довольно долго наслаждавшийся одиночеством, пока в конце концов на краешек к нему не пристроился угловатый чиновник в очках.

По-видимому, Хоппер заснула. Следующее, что она услышала, было объявление: «Хэмпстед». Она так и подскочила на месте и, схватив сумку, бросилась через толпу к выходу.

Автобус уехал, и тут же опустилась тишина, нарушаемая лишь беспрестанным стрекотом цикад. Через дорогу располагался магазинчик. Продавец походил на корейца, и Хоппер, выбирая на полупустом прилавке жвачку и показывая ему адрес на похищенном листке, чтобы выяснить, куда идти, рассеянно размышляла, поселилась его семья здесь до или после Остановки.

Улица, где жил Торн, оказалась шикарной. Вдоль дороги за фалангами изгородей высились дома из красного кирпича. Деревья у тротуара происходили, судя по всему, из южной Европы — сейчас именно эти виды вытесняли по всей стране традиционные английские растения.

И еще один признак благосостояния: обочины были заставлены машинами премиум-класса, производившимися лет тридцать назад. Личные автомобили, да еще и на ходу, являлись редкостью даже в фешенебельных районах вроде этого. Поддерживать в рабочем состоянии весь этот хлам на колесах, не считая, конечно, малолитражек, сходивших с конвейеров «Тин Тайгерс» в Бирмингеме, удавалось лишь за счет запчастей, снятых с уже откатавших свое экземпляров. Проходя мимо презентабельного старого «Бентли» бутылочно-зеленого цвета, Хоппер заглянула в салон и обнаружила, что в нем отсутствуют сиденья.