Баламут - Василий Горъ Страница 16

—Ты знаешь, что делать.

—Да, но…

—Тань, мама поймет. Более того, похвалит, ибо на моем месте сделала бы то же самое. Так что вперед!

Женщина закусила губу, решительно влезла в колечко, вытащила спас-комплект, нашла в нем шило, деловито проколола обе мочки, залечила ранки крошечным накопителем с Жизнью и убрала ненужные вещи обратно. Потом включила на комме программу «Зеркало», изучила отражение и едва заметно поморщилась:

—Рубины в белом золоте фантастически красивы, но к этому наряду не подходят: белого нем хватает, а с красным никак. Теоретически можно было бы подкрасить губки, но помадой я не пользуюсь.

—Забей!— отмахнулся я, но она ушла в себя, а через пару минут весело хохотнула и занялась рукоделием. В смысле, извлекла из кольца ярко-красные трусики и новенькую белую футболку, приложила первые под небольшое декольте, вооружилась маникюрными ножницами, вырезала треугольник и приметала к уже имеющимся швам. Затем переоделась, поменяв платьице на «доработанный» верх и веселенькую плиссированную юбочку, оглядела себя в «Зеркале» и всем корпусом повернулась ко мне: — Ну, что скажешь?

—Здорово!— ничуть не кривя душой, ответил я.— Цвет один к одному. Правда, солнце слишком яркое, и сквозь эту футболку чуть-чуть просвечивают соски.

—Армейское белье сюда не подойдет, гражданское я не ношу, тебе нравлюсь и такой, а на остальных плевать!— заявила она, откинулась на спинку кресла и потянулась к экрану ИРЦ. Судя по всему, решив прибавить громкость и послушать песню, звучавшую по радио.

—Не торопись, мне надо сделать важный звонок…— попросил я и набрал Тверитинова.

Пока описывал проблему, формулировал свои потребности, ждал, пока Виталий Михайлович найдет всю необходимую информацию, и получал на удивление интересные ответы, она анализировала происходящее. А после того, как я договорился с ротмистром о времени встречи и оборвал звонок, поймала мой взгляд и решила убедиться, что правильно поняла самый важный нюанс:

—Он нужен в качестве представителя власти, верно?

—Ну да!— кивнул я и счел необходимым описать ситуацию так, как видел со своей колокольни: — Таких личностей, как Перова и ее покровитель, надо останавливать сразу. Причем так, чтобы одна мысль о новой встрече вызывала панический ужас. А с двадцати ноль-ноль и на пять-шесть следующих суток нам будет не до них. Вот я и тороплюсь.

—Какую роль должна буду играть я?

—Сейчас расскажу!— пообещал я. И рассказал. Причем в альтернативном варианте, то есть, рассмешив Свайку первой же фразой и не дав возможности успокоиться. Не изменил этому принципу и после того, как объяснил все, что хотел увидеть в ее исполнении, и добился понимания — «признался», что хотел поискать в Нерчинске магазин, торгующий холодным оружием, и пополнить коллекцию, зацепил за живое куда большую фанатку колюще-режущего инструмента, чем я, и всю оставшуюся дорогу с пеной у рта обсуждал картинки, появляющиеся в ее поисковике.

К сожалению, в тот момент, когда за очередным поворотом трассы вдруг нарисовались окраины Савватеевки, нам пришлось прервать обсуждение характеристик очередного тактического ножа и заняться делом. Татьяна ушла в себя и начала настраиваться на работу, а я отправил на комм Тверитинова плюсик, получил текущую геолокацию ротмистра, скорректировал курс и от силы минут через семь-восемь вырулил на Березовую. А там подкатил к внедорожнику мага, припарковался, выбрался из машины, пожал руку Виталию Михайловичу и «вежливо постучался» к Перовым. То есть, вгляделся в особняк чувством леса, взял под контроль силуэты, находящиеся на втором этаже, а затем нашел взглядом ближайшее открытое окно и отправил в него плетение щелчка, напитанное Силой под вторую ступень подмастерья. И… перестарался — слишком сильная ударная волна вынесла стекла в нескольких смежных комнатах!

Как действовать в таких ситуациях, я знал чисто теоретически, поэтому повернулся к Тверитинову и озвучил официальное согласие оплатить весь материальный ущерб, причиненный этим конкретным заклинанием. А секунд через пятнадцать-двадцать, когда в пострадавших окнах начали появляться обитатели дома, узрел лицо, которое видел только на фотографии, и сорвался с места.

Двухметровую кованую ограду перемахнул за считанные мгновения, как следует разогнался, взлетел по стене к нужному подоконнику и мощным рывком выдернул хозяина поместья на себя.

Пока «падал» к ухоженной клумбе, поросшей веселенькими цветочками, успел подкрутить грузное тело «жертвы» так, чтобы оно грохнулось не на голову, а на спину. А потом присел на корточки возле оглушенного мужчины и заговорил, через каждые два-три слова отвешивая ему по пощечине:

—Константин Константинович… ваша охамевшая родственница… имела наглость… смертельно оскорбить меня и мою подругу… Я, Ратибор Игоревич Елисеев… с женщинами не воюю… Даже с такими подлыми… как эта… Поэтому высказываю претензии… вам. Ибо вы… совсем не занимались ее воспитанием… а значит, несете ответственность… за все ее поступки и проступки!

Не знаю, каким образом ротмистр организовал «съезд дворянства» на одной отдельно взятой улице Савватеевки, но в тот момент, когда я четвертый раз приложился к физиономии одного из самых влиятельных аристократов городка, на проезжей части с визгом резины остановилась первая машина, на седьмом ударе — вторая, а на двенадцатом — еще две. Мало того, аккурат к завершению «вступления» с той стороны ограды послышался гулкий бас начальника полиции:

—Виталий Михайлович, мое вам почтение! А что тут, собственно, происходит?

—Добрый день, Аристарх Иннокентьевич. Искренне рад вас видеть в добром здравии. В принципе, ничего особенного — процесс опосредованного воспитания дворянки из рода Перовых.

—Настолько унизительный?

—А что делать, если гордость имеется далеко не у всех?

Презрения, прозвучавшего в последней фразе ротмистра, хватило бы пробуждение гордости в дюжине самых затюканных холопов, и Константин Константинович, прекрасно знавший, что молчание вкупе с бездействием приведут его к социальному самоубийству, все-таки вызвал меня на поединок.

Я, собственно, этого и добивался, поэтому оставил его в покое, встал и церемонно озвучил свои условия:

—Я, Ратибор Игоревич Елисеев, принимаю ваш вызов. Деремся здесь и сейчас, Силой и Сталью, до смерти и без подмен.

—Но у меня нет секунданта…— злобно сверкнув глазами, сообщил Перов и заставил меня равнодушно пожать плечами:

—Ничего страшного — за оградой вашего поместья собрался весь цвет высшего света Савватеевки, так что кого-нибудь да подберете.

—И еще: Елизавета Андреевна не является моей родственницей.

—Может быть. Но она проживает в вашем особняке уже не первый год, представляется именно так, как я сказал, и выведена в высший свет не кем-нибудь, а вами. Но и это еще не все: высказывая вам претензии, я намеренно не называл ни имени, ни отчества особы, оскорбившей меня и мою подругу, однако вы с полуслова поняли, о ком идет речь, следовательно, знали, что она способна на что-нибудь в этом духе, но не приняли никаких мер.