Ваш номер - тринадцатый - Евгений Соломенко Страница 16

В трубке щелкнуло, и спокойный голос Чичеванова произнес:

— Добрый день, Денис Викторович. Там ваш сотрудник Бабуринский накропал статью, в которой устраивает публичную порку почтенному депутату Гайдышеву.

Зорин про себя матюкнулся, изумляясь такой осведомленности собеседника. А тот продолжал:

— Так вот, батенька мой. Статью эту ни в коем случае не публикуйте. И предупредите своего кукиша марципанового, что Гайдышев — фигура неприкосновенная. А вот доброе слово замолвить за этого депутата, авторитет его поднять в широких избирательских массах — не помешало бы!

— Но ведь он же ворюга, взяточник и сволочь! — возмутился Зорин. — Да на нем клейма некуда ставить!

— Вот и не ставьте, — парировал Администратор. — Да, ясны горы, он — сволочь. Но он — НАША сволочь. И номер у него, чтоб вы знали, тоже тринадцатый. Так что прошу, батенька мой, любить и жаловать. И создавать господину Гайдышеву имидж, соответствующий его номеру.

— И много еще в вашем гардеробе тринадцатых номерков? — позволил себе ироничное «вольтерьянство» оскорбленный приказным тоном редактор.

— А у нас только тринадцатые и есть! — успокоили его с того конца провода. — И их гораздо больше, чем вы можете себе вообразить.

Из трубки потекли частые гудки отбоя.

Досье

Объявление

Народный целитель, мастер нетрадиционной медицины Дракула за один сеанс излечивает от избыточного кровяного давления. Эффект гарантируется.

Непреложный закон отечественной журналистики гласит: во всех редакциях, существующих на необъятных просторах бывшего Советского Союза, сотрудники пили, пьют и будут пить непосредственно на рабочих местах. Пьют — отодвинув компьютер на самый край стола, расставив бутылки на каком-нибудь пресс-релизе, а бутерброды с колбасой (и в этом заключается особый шик!) — на недописанном шедевре, еще не оскверненном прикосновением руки выпускающего редактора.

Это — неофициальные пьянки, так называемые междусобойчики. Но есть еще и общередакционные — производимые вполне легально и благопристойно именуемые мероприятием.

В данный момент весь редакционный коллектив «Огней Петербурга», от курьера Петюнчика и до нетленных бронтозавров из редколлегии, с высокой степенью энтузиазма предавался означенному мероприятию. Отмечали торжественное событие: на их голову нежданно свалилось первое место во Всероссийском смотре региональных газет.

Праздник общередакционной радости только начался, а потому все протекало чинно. Произносились соответствующие моменту спичи, и длинный, как плохой очерк, стол заседаний украшали только лишь целомудренные бутылки белого сухого. Водка и прочие алкогольные излишества конспиративно таились по портфелям до той благословенной поры, когда Главный и его замы покинут свою непутевую паству.

Сидя во главе стола (патриарх, отец родной и кто там еще!), Зорин благожелательно обозревал лица своих — еще трезвых — сотрудников. И неожиданно налетел взглядом на лицо, абсолютно ему незнакомое.

В дальнем конце стола, почти на самом углу, сидела и спокойно взирала на все происходящее женщина лет тридцати — тридцати пяти. Огненно-черные волосы, черные брови, строгое черное платье и черный браслет на узком запястье. Острый Зоринский глаз через весь стол углядел также черные удлиненные капли серег в ушах и черные глаза незнакомки. Лицо и руки женщины отливали темной бронзой.

Ее нельзя было назвать красивой: тяжеловатое книзу лицо, явственно обозначенные скулы, хищно заостренный нос. И все же… Она была неожиданна и неуместна здесь — среди пестрой и нездорово оживленной братии. Она была царственна, холодна и отстраненна. Языческая богиня, выточенная из черного нефрита.

Зорину показалось — там, на другом конце стола, раздвинув суетливые пиршественные ряды, родился сгусток галактической ночи. Или вспыхнуло черное пламя, пугающее и манящее. Неизвестно отчего Зорин почувствовал себя мотыльком, обреченным сгореть в этом пламени.

И тут женщина встретилась с ним глазами — на миг, не больше. Скользнула взглядом, как по стеллажу с газетными подшивками, и тотчас равнодушно отвернулась. Кто же она, черт побери, такая? Оператор компьютерного набора? Рекламный агент? Зорин склонился к сидящему рядом редактору отдела новостей, шепнул на ухо:

— Стефан Ардальонович, а что это за пиковая дама? В конце стола, крайняя справа. Да не высматривайте вы так откровенно, можно же — деликатно, исподволь!

— А, вон та? Это Нюша, уборщица! — дожевывая банан, сообщил набитым ртом Добрый Лев.

— Да какая, к черту, Нюша-уборщица?! — взъярился Главный. — Я вас спрашиваю про ту брюнетку в черном!

— Вот и я про нее же, — спокойно ответствовал Лев, целеустремленно потянувшись к вазе и заграбастав оттуда самый крупный апельсин. Ухватив вожделенный цитрус в пухлую лапу, пояснил: — Она и есть наша уборщица. Нюша, Аня, Анюта.

И чтобы окончательно развеять все сомнения, присовокупил:

— Вот чтоб я сдох!

Эта черная молния, эта надменная царица ночи — их редакционная уборщица, распорядительница швабры и полового ведра? И все, вплоть до юного курьера Петюнчика, зовут ее — Нюша?! Это надо было как-то переварить!

— И давно она у нас работает?

— Да не так, чтобы очень. Года два, наверное, шустрит с метелкой. А может, три, — протянул флегматично командующий новостным фронтом, подливая в свой фужер золотистого «Гурджаани».

— А что же я ее до сих пор ни разу не видел? — спросил Зорин.

— Блюдет субординацию! — сообщил Погудин. — В редакторский кабинет заходит только после того, как вы его освободите. Наша техничка чтит главный солдатский принцип: держаться подальше от начальственного пригляда!

— Тут у вас нестыковочка получается! Я когда уезжаю, еще ни разу не встречал в приемной эту… — Зорин замялся: язык не желал называть женщину, сотканную из галактической ночи, уборщицей, — Нюшу!

— А она не в приемной, она в подсобке своей ждет.

— Как же она в этой своей подсобке узнает, что я уехал? — не уставал развивать свой фонтанирующий интерес Главный. (Ему было уже наплевать на то, что столь углубленная заинтересованность какой-то там техничкой выходит за рамки приличий.)

— Может, сквозь стены видит своими черными телескопами! — скривился в усмешке бессердечный Лев. — Лично я бы этому не удивился. Она вообще не от мира сего. Я и зову ее не Аня, а АЯ — аномальное явление.

Лев отхлебнул из фужера, вытер толстые губы салфеткой:

— А вообще черт ее знает, кто она такая! Держится — царица царицей. Не то — Нефертити, не то — Аэлита. А на поверку оказалась обычной воровкой!

— Как воровкой?! — поперхнулся Зорин.

— Так и воровкой! — снова усмехнулся циничный, как все репортеры, Погудин. — Заметельский ее прямо за руку схватил, когда она у него из стола тибрила!..