На штурм будущего! Спецназ "попаданцев" - Сергей Артюхин Страница 16

— Не жалко будет, если подавятся, — заметил Лаврентий Георгиевич и вновь попросил слова: — Товарищ Сталин, я все же хотел бы озвучить предложение. Или, точнее, мнение.

Глава СССР и члены Центрального Военного совета с интересом посмотрели на заговорившего полководца.

— Все мы знаем, что конфликт с Америкой и Великобританией практически неизбежен. И мы также должны отдавать себе отчет в том, что, несмотря на наше некоторое техническое превосходство и приличное тактическое, война с этим противником легкой не будет. Более того, она будет невероятно тяжелой — если мы захотим довести дело до логического конца.

В лучшем кабинете Московского Кремля воцарилась абсолютная тишина. Ледников продолжил:

— Экономика АДА даже после всех бед войны очень сильна. Население — многочисленно. Армия и флот — огромны. И они не сдадутся. А кардиналы, правящие из тени, — тем более. Смириться с потерей власти над миром, когда она была так близка, — на это они никогда не пойдут.

Казалось, что вокруг огромной фигуры медленно говорящего Ледникова сгущалась тьма.

— А потому во избежание жертв среди населения Советского Союза и союзных нам государств я предлагаю закончить эту войну сразу после ее начала.

Сталин, еще в начале этой речи маршала понявший, к чему тот клонит, с интересом наблюдал за реакцией членов ЦВС. Рокоссовский понял смысл монолога только сейчас и также ожидал окончания.

— И как это? — прозвучавший вопрос Ворошилова нисколько не разрядил обстановку.

— Я предлагаю нанести массированный ядерный удар по территории США.

Двумя часами позже в кабинете Сталина помимо хозяина остался лишь Берия. Прошло уже десять минут, как за последним посетителем захлопнулась дверь, но за все это время вождь не проронил ни слова. Министр внутренних дел терпеливо ожидал разговора, не пытаясь начать его сам. Наконец, задумчивый Сталин отвернулся от окна и неторопливо произнес, покачивая головой:

— Горяч. Умен, хладнокровен — но горяч.

— Учитывая, что его брата фактически убили американцы, я удивляюсь, что товарищ Ледников сдерживался так долго, — Берия пожал плечами. — Хотя, Иосиф Виссарионович, должен заметить, что вся эта ненависть к англосаксам у него частенько прорывалась наружу. Эпизодически, конечно, но все же. Можно вспомнить довольно много различных высказываний Лаврентия Георгиевича, это подтверждающих.

— Смерть брата — это еще не все, — не согласился Сталин. — Надо помнить, что, по всей вероятности, американцы собирались нанести масштабный удар по России. И не потому, что Россия им угрожала, нет. А потому, что отказывалась делиться ресурсами задешево. И с этой точки зрения предложение маршала выглядит логичным. Зачем нам ждать, пока тигр окончательно заматереет и нападет, если можно с легкостью устранить его гораздо раньше, чем он начнет представлять опасность?

— Но, Иосиф Виссарионович, вы же сами не согласились с концепцией маршала Ледникова? — Берия недоуменно посмотрел на вождя.

— И я этого не отрицаю — и свое мнение пока менять не намерен. Но, отказываясь от нанесения масштабного ядерного удара, я все же склоняюсь к тому, что в случае необходимости возможно использование специальных боеприпасов. Просто мне ближе позиция маршала Жукова — ограниченный удар по военным базам Альянса. — Вождь отодвинул кресло и, устроившись поудобнее, с сожалением посмотрел на недоступную теперь для него трубку — курить ему запретили врачи. — Такой подход, Лаврентий, нанесет врагу серьезный урон и в то же время не так сильно озлобит его пролетариат, как уничтожение городов.

— Логично, Иосиф Виссарионович.

— Но мне все же не хочется раскрывать такой козырь. У нас всего пятьдесят две бомбы всех типов. Отрыв слишком мал, — Сталин недовольно покачал головой, демонстрируя свое отношение к сему прискорбному факту.

— Так ведь у американцев до сих пор не получилось запустить реакцию?! У них даже и одной-то бомбы нет, не говоря о серийном производстве!

— Вот именно. И если мы не применим специальные боеприпасы — они сдадутся. Сенат уже недоволен, что огромные деньги уходят в никуда. Еще годика три-четыре, и они прикроют «Манхэттен». И Советский Союз уйдет в отрыв. Но если мы применим ядерное оружие — вот тут они уже точно не остановят исследования. И вечно саботировать их работу не смогут даже и твои люди, Лаврентий. Что рано или поздно приведет к появлению атомной бомбы и у них. А оно нам надо?

Берия кивнул, соглашаясь с мнением вождя. Но все же вставил реплику:

— А если Альянс применит химическое оружие? Или биологическое?

— Вот тогда и рассмотрим этот вопрос, — Сталин махнул рукой, заканчивая дискуссию. — А я все же надеюсь, что они еще не окончательно потеряли разум.

Лидер СССР, бывало, ошибался… зачастую потому, что был слишком логичен и подвержен здравому смыслу…

22 июля 1946 года. Вашингтон, Белый дом

— Русские вчера ЧТО сделали? — Трумэн буквально прошипел вопрос.

— Высадились на Хоккайдо, сэр, — спокойно повторил генерал Маршалл. — Теперь, как я полагаю, вы осознаете необходимость немедленных действий.

— Но мы не готовы!!!!

— И никогда не будем, господин президент. Но факт в том, что сейчас у нас лучшие шансы, которые мы когда-либо в ближайшем будущем сможем заполучить.

— Вы уверены? — американский главнокомандующий недоверчиво посмотрел на генерала.

— Да, сэр. Более того, я даже думаю, что у нас есть неплохой шанс победить относительно бескровно.

— В смысле?

— Советы не ждут нашей атаки… Хотя нет, я неправильно выразился, — поправил себя Маршалл. — Естественно, Сталин ждет нашего нападения. Но он считает, что мы не нападем, пока не закончится война с Японией. Более того, разведка убеждена, что русские не будут готовы к полномасштабной войне с нами до осени сорок седьмого года.

Нервно расхаживающий по Овальному кабинету Трумэн неожиданно рявкнул:

— А мы что, по-вашему, готовы уже сейчас?!

Удивленный сильной реакцией президента, хозяин Пентагона тем не менее уверенно ответил:

— Для приведения в действие нашего плана — абсолютно. — И после секундной паузы добавил: — Сэр.

— Но ведь наша стратегия как раз и рассчитана на сорок седьмой год! И до этапа атаки на Союз срок больше года! Года, черт побери!

— На самом деле нет, мистер президент. Тот план, который вы подписывали, как раз и был рассчитан на середину сорок шестого года. На август.

Сказать, что Трумэн удивился, — значит не сказать ничего.

— То есть как? Я отчетливо помню даты в этом документе — все-таки в этом кабинете пока еще не каждый день решаются вопросы объявления войны одной из мощнейших держав мира.

— Я и не говорю, сэр, что в нашем плане значилась другая дата.