Алмаз Времени. Том I. Скитания - Мария Токарева Страница 17

Слова врага вплавлялись в невеселый ход его мыслей. Ведь сейчас, когда они сбились с курса, он снова не уповал ни на кого. Он понимал одно: не на кого. Он полагался всегда только на себя. Но Сумеречный совершенно уверенно отвечал:

– Не видел, но слышал! Я знаю, что есть мир чистого бытия. И иногда удается в него прорваться, услышать его музыку. Стоит только один раз ее услышать – и нет покоя ни на суше, ни в море. А найти ее можно только в своей душе.

– Зачем я слушаю весь этот бред, – потряс головой Сварт.

Они снова замолчали. Эльф погрузился в свои мысли, пират – в свои. Корабль все набирал скорость, его подгонял теперь и ветер. Только не назвать попутным ветер для тех, у кого нет пути.

Сварт сдавил край борта. Он ощущал приближение чего-то, но не привык полагаться на интуицию. До этого он словно был ко всему равнодушен. А теперь, когда начинало происходить нечто опасное, он хотел выбраться. Но наваливалась нестерпимая сковывающая усталость.

– Неужели нет людей, которыми бы ты дорожил. Нет тех, кто дорожил бы тобой? – как из подземелья, раздался голос Сумеречного.

Сварт вздрогнул, отпуская край борта, бросая торопливо:

– Нет. Это помеха в осуществлении планов.

– «Помеха», – горько рассмеялся собеседник: – Мечта без друзей, эгоистическая мечта – мания.

– Каждый называет вещи по-своему. Я избрал свои координаты. В них нет места слезливой жалости и фальшивой дружбе, – говорил настойчиво и высокомерно Сварт.

– А как же твоя команда? – спрашивал Эльф, впрочем, ответ лежал на поверхности.

– Что команда, так, чернь… Тупоголовая чернь, стадо, – не скрывая, говорил при команде капитан.

– Видимо, ты сам набрал себе таких. Вот у Маиму сейчас не такие.

Вена на лбу Сварт снова взбухла от негодования. О! Как он ненавидел это имя! Оно раздавалось звоном в ушах, каждый день, каждую ночь, везде и повсюду.

– Не смей при нем упоминать обо мне! Проклятье! – Сварт с досадой поправил очки: – При мне о нем!

– Ты все еще не хочешь взглянуть на карты? – грустно проговорил Сумеречный и продолжил глухо: – Не собираешься сменить курс?

– Земля! Земля! – закричали с вершины фок-мачты.

– Какого змея морского я буду его менять! – оживился Сварт, захлебываясь воздухом. – Вот мы и достигли Пустых Островов!

– Какие мелкие ты цели ставишь перед собой, – тихо ответил Эльф, вздыхая, съеживаясь: – А ведь у человека должна быть одна, возможно, невыполнимая и заветная. Так что… Не меняешь курс? Впрочем… Поздно. Слишком поздно!

– Капитан! Это не Пустые Острова! – дрогнул в тот же миг голос с мачты.

Сварт застыл, глядя на открывшийся вид. Вдали маячила, стремительно приближаясь, бурая гряда рифов и какой-то остров с узким проливом между двумя скалами. Течение продолжало нести корабль, навязывая свою неумолимую волю.

– Тебе знаком этот пролив? – обратился Сварт к пленнику, подозревая, что бессмертный располагает некой информацией.

– Я здесь раньше не бывал, – уклончиво ответил Сумеречный Эльф. Он чего-то ждал, сидел на канатах, скрестив пальцы рук.

«Менять курс? Течение слишком быстрое! Нас разобьет о скалы. Здесь целая гряда рифов. Не обойти. Придется через пролив», – судорожно оценивал капитан.

Скалы молчали, поглотив корабль, как горечь тоски. Деревянные борта укрыла плотная тень, течение и парус быстро несли в мрачную пещеру. Где-то на другой ее стороне маячил просвет. Вроде бы просвет. Добраться бы! Пахло затхлостью гниющих водорослей и, как безошибочно определяли убийцы, протухшей кровью.

Сварт цепенел, заставлял тело не мерзнуть, не дрожать ознобом. Но оболочка захотела жить. Телу всегда наплевать, смирился ли разум с неизбежностью смерти.

Вся команда притихла во тьме. Пираты тревожно перешептывались, озирались по сторонам и зажигали масляные лампы. Корабль пришел в незримое движение. Только Сумеречный Эльф сидел, уставившись на свои руки, отсчитывая секунды. Он просто ждал. И Сварта выводила из себя уверенность: пленник, эта навязчивая галлюцинация, знает, что ждет затерянную бригантину. Знает, что по ту сторону опасного пролива.

Скалы еще оставляли просвет темнеющего неба над головой. Когда так потемнело? Был восход! Восход.

Корабль не замедлялся, ветер завывал среди камней. Но уже казалось, что это не только ветер: доносился какой-то рык. Сварт настороженно озирался во тьме, стремясь уловить любое колебание воздуха. Он надеялся, что его навыки позволят уклониться.

Внезапно послышался хруст, с вышины посыпалась каменная крошка, кому-то на голову упал крупная глыба. Один пират затих на палубе с проломленным черепом, а старпом нелепо ойкнул, хватаясь за шишку. Вскоре Сварту пришлось уклоняться от целого шквала мелких камней. Скалы задрожали, точно от землетрясения.

– Что происходит?! – встрепенулась команда, приправляя свой ужас ругательствами на разный лад.

Сварт ощутил, как сводит челюсть, взглянул на свои руки – они дрожали. Тогда он разозлился на себя еще больше, на свое тело. Тело, которое всегда было тоже скорее инструментом в играх рассудка, как и люди вокруг, и команда. Тело – инструмент для достижения планов. Сварт напомнил себе об этом, и пальцы перестали дрожать.

Но вокруг ничего не изменилось, скалы продолжали двигаться. На них не действовала сила убеждения. И теперь стало понятно – стены пещеры неумолимо продолжают ход навстречу друг другу. Все заглушал гул от блуждающего движения. Корабль угодил в западню, как муха на лепестки хищного болотного растения. А вдали пленительно маячил просвет.

– Что происходит? Капита-а-ан! Что происходит? – тянулась команда за ответами.

Они привыкли, что капитан умнее их. Капитан-то знает, он все продумал – так они всегда считали. Они как будто забыли, что все изменилось в проклятый день поражения.

Сварт молчал, реальность вплавлялась в сознание преувеличенно отчетливо и одновременно неразборчиво. От такой реальности у выживших остается воспоминанием какая-нибудь чепуха вроде крови врага на сапогах или каменной крошки на палубе. И ощущение ужаса. И ненависть к тем вещам, что сопровождали эту реальность. Таким, как сидящий на канатах пленник.

Сумеречный Эльф сцепил руки до белых отметин на костяшках, придвинув их ко лбу, лишь бы не смотреть. Он боялся за себя? Так лишь казалось несведущим. Сварт улавливал нечто иное.

Он не испытывал страха, как его обычно испытывают: разум оставался предельно ясным, дрожь не возвращалась. Но бесцельно замечалась каждая снасть, каждая трещина на деревянном настиле. Остро ощущалось движение крови в собственном теле, в ушах гудел нестерпимый стук сердца. Даже казалось странным, как можно не сойти с ума от постоянного ощущения этого тела. И что останется в мире, когда его не станет? Как останется мир? Невозможно, чтобы он остался.