Дети Ржавчины - Михаил Тырин Страница 17

— Роман Петрович, вы знаете, где я работаю. Вчера я и двое моих товарищей приняли участие в экспедиции в зону ранее неизученного природного явления, — тихо проговорил я. Мой собеседник спокойно кивнул. — Мы подверглись, судя по всему, какому-то психологическому удару. Один из нас после этого даже покончил с собой. У него, кстати... Он был такой, как вы, Роман Петрович. С нами же стали происходить странные вещи. Моего товарища посещают видения остаточной памяти. Он знает то, что видели и испытали его предки. Я тоже вижу некие картины, но такие, которых не было ни в моей жизни, ни в жизни моих предков. Уверен в этом. Я вспоминаю... или просто вижу какой-то другой мир. И знаете... Мне кажется, я не чужой там.

Я замолчал, речь выходила довольно путаной.

— Что-нибудь еще? — поинтересовался Роман Петрович.

— Не знаю... наверно, это все. Вы можете увидеть то, что недоступно ни одному медицинскому прибору. Завтра нас, оставшихся в живых, начнут изучать и тестировать. Каков бы ни был результат, мне вряд ли скажут правду. Поэтому я хочу понять сам, что же со мной происходит. Я надеюсь, вы мне поможете.

— Это интересно, Олег. Очень хочу вас посмотреть. Ну а если я не смогу ничего увидеть? Просто боюсь вас разочаровать.

— Бояться нужно мне, а не вам. Не удивлюсь, если вы скажете, что я просто рехнулся.

— Не думаю, Олег. Что ж, я готов вас посмотреть. Это будет не очень приятная процедура. Вы сами-то уже настроились?

— Конечно, я за этим и пришел, — по правде, я чувствовал себя перепуганным школьником в кабинете у стоматолога.

— Заодно испытаю новую композицию. Очень, знаете ли, сильная штука. Возможно, как раз она-то нам и поможет.

Я терпеть не мог, когда этот уважаемый мною человек начинал расхваливать свои поганые снадобья. Но не стал ничего говорить, даже не нахмурился. Спорить было глупо.

Старик ушел на кухню, позвенел там склянками, пошуршал бумажными пакетами. Он вернулся, бережно неся в руках потускневший мельхиоровый подносик. На нем были с величайшей аккуратностью разложены стеклянные трубочки, чистые тампоны, баночки, флаконы и еще какие-то неизвестные мне средства и приспособления, с помощью которых Роман Петрович вызывал в себе сверхчеловеческую способность видеть.

— Успокойтесь, Олег, — сказал он, колдуя над подносом. — Успокойтесь и расслабьтесь. Мне так будет легче.

Он отрезал два кусочка пластыря, присыпал их серым порошком из шкатулки, приклеил на переносицу и лоб. Потом свернул в трубочку кружок фильтровальной бумаги, протолкнул в него заранее пропитанный чем-то тампон. Трубочку вставил себе в ноздрю, вторую закрыл пальцем и несколько раз сильно вдохнул, задерживая выдох. Посидел несколько секунд с закрытыми глазами, размеренно дыша, а напоследок открыл крошечный флакон с мутным раствором, окунул в него иглу от шприца и, морщась от боли, уколол себя в шею. После этого откинулся в кресле, не открывая глаз.

— Подождите еще немного, Олег. Сейчас начнет действовать.

Я ждал. Это было неприятное ожидание. Потом Роман Петрович открыл глаза. Я посмотрел в них — и у меня по спине побежали мурашки. Это были не глаза. Я видел два непостижимых, неземных существа, живущих совершенно отдельно от бестолкового и обременительного человеческого тела. Они не принадлежали материальному миру, они явились из каких-то запредельных сфер, где существуют законы, которые никому из смертных не суждено будет постичь никогда.

Они пронизывали меня насквозь. Я испытывал такое потрясение, которое не смогло бы вызвать у меня самое жуткое и отталкивающее человеческое уродство или увечье. Потому что в человеке все должно быть человеческим. Даже протез выглядел бы более привычно, так как создан человеческим разумом.

Мне стало страшно наедине с этими глазами. Именно наедине, потому что сам Роман Петрович сейчас отсутствовал. Неизвестно, где он был: может, стал маленькой безвольной частицей своих глаз-чудовищ, а возможно, они изгнали его в неизвестные пространства или измерения, где его примитивные человеческие проявления не мешают великому таинству Настоящего зрения.

— Расслабьтесь, Олег, — спокойно произнес старик. — И не бойтесь ничего. Я себя полностью контролирую.

Я с облегчением выдохнул и действительно расслабился. Мне захотелось понаблюдать за лицом Романа Петровича. Оказалось, оно не превратилось в неподвижную базальтовую маску, как виделось мне сначала. Оно было изменчиво и отображало то тревогу, то заинтересованность, то едва заметную насмешку. Я сидел перед стариком, чувствуя себя Прозрачным, как медуза. Он видел меня всего и знал обо мне все. Это продолжалось, наверно, с полчаса.

Сеанс кончился неожиданно, роман Петрович просто тряхнул головой, несколько раз глубоко вдохнул я содрал пластырь с переносицы. Некоторое время он устало сидел, опустив голову. Я изнывал от нетерпения, но молчал.

— Олег, — тихо произнес старик и поднял на меня глаза. Они были красными и слезились. — Я не знаю, что сказать.

— Вы... ничего не увидели? — осторожно спросил я, не торопясь разочаровываться.

— Видел. Я видел бездну. Понимаете?

— Нет.

— Каждый человек — чаша, а вы — бездна.

— Я все равно не понимаю. Бездна — это пустота, ее нельзя увидеть. Так что вы видели. Роман Петрович? Он протяжно вздохнул и снова опустил голову.

— Нет таких слов, чтобы описать, — медленно проговорил он. — Могу сказать только одно — все это настоящее. Это не бред, не сумасшествие.

— «Это»... — повторил я, пробуя слово на вкус. -Но откуда оно во мне?

Старик покачал головой.

— Ищите сами. Олег. Здесь я не помощник.

— Ясно, — сказал я, вставая

Роман Петрович вскинул на меня глаза

— Найдите это обязательно! Докопайтесь до самого истока, оно стоит того. Знаете, я очень хотел бы посмотреть и вашего товарища, чтоб сравнить...

— Это невозможно, — с сожалением сказал я, надевая ботинки.

Я торопился уйти. Старик мало что прояснил, но убедил, что происходящие во мне процессы — не бред не болезнь и не игра воображения. Мне необходимо было сейчас побыть с самим собой. Роман Петрович открыл дверь и не закрывал ее, глядя, как я спускаюсь по лестнице.

— Олег! — крикнул он, и я остановился. — Не мучайте себя размышлениями. Ответ на все вопросы сам найдет вас, только запаситесь терпением, — голос его вдруг стал глухим и слабым. — Олег, я завидую вам. Прощайте.

И снова ночь принесла свидание с моей сокровенной тайной. В одиннадцать я лег и довольно спокойно спал часа два или три.

Потом перед глазами замелькали цветные пятна, и меня будто подбросило. Я заворочался, разбудив Лерку, открыл глаза. Все было спокойно. Тикали часы, капал кран на кухне.

Я снова лег — и провалился в воспоминания. Трудно было понять, сплю я или нет, казалось, что в любой момент я могу оторваться от созерцания плывущих перед глазами картин и вернуться в реальность.