Иктанэр и Моизэта - Жан де ля Ир Страница 17

— Моизэта!

И в этом обращении вылилась вся недосягаемая глубина отцовского чувства этого человека, который уже восемнадцать лет как сосредоточил на этой милой головке все, сколько может дать человеческое сердце чистых нежных чувств, неограниченных никакими соображениями холодного рассудка.

— Я тебя сегодня совсем еще не видал! — проговорил он, прижимая к своей груди Моизэту.

— Я тоже тебя не видела! — отвечала девушка. — А зачем ты вздумал с дядей Фульбером сегодня завтракать одни в этой противной лаборатории, откуда вы едва мне позволяете вас звать, когда вы очень запоздаете? Подите-ка, дядя, сюда: я вас проберу!

И, оставив отца, Моизэта бросилась в объятия монаха, который тоже весь преобразился, стал веселым, нежным, счастливым, с тою наивной угловатостью, которая отличает все великие умы, обычно далекие от всех будничных утех. Он поднял на воздух Моизэту и поцеловал ее в лоб, тогда как она делала вид, что дерет ему уши.

— Но ладно! Идем к столу! — проговорил он.

И не выпуская из своей мускулистой руки маленьких ручек Моизэты, он, обратившись к Сэвераку, добавил:

— Мы возобновим наш разговор завтра, г-н Сэверак.

Сэверак молча поклонился. Он почтительно приветствовал Моизэту, — на что молодая девушка, сразу став серьезной, ответила ему легким кивком головы, — и уже хотел первым выйти из лаборатории, где никто не должен был оставаться в отсутствие одного из хозяев, как Оксус остановил его и с милой простотой сказал:

— Г-н Сэверак! Вы сегодня обедаете с нами.

Сэверак покраснел от удивления и удовольствия так редко оказываемой ему благосклонности. Но еще благосклонность ли это, а не последняя ли уступка пред казнью?

Сэверак теперь трепетал при мысли не смочь убедить Фульбера и Оксуса в своей преданности, — преданности, искренность которой, в самом деле была, может быть, еще спорной и, во всяком случае, несвободной от известных расчетов, в которых играла роль и Моизэта. Но пока Сэверак украдкой бросил страстный взгляд на молодую, совершенно безразличную к нему девушку и посторонился, чтобы дать ей пройти первой.

Оксус последним вышел из лаборатории, погасил за собой электрические шары. Бронзовая дверь закрылась вслед за ним. Не останавливаясь, он на ходу опустил ручку из слоновой кости, которая сверкала на стене галереи на высоте человеческого роста… И тотчас же явственный треск раздался за бронзовой дверью, которая теперь уже не могла отвориться иначе, как секретным ключом.

А из семидесяти восьми человек (семьдесят два мужчины и шесть женщин) таинственного улья, каким был Затерянный остров, только одни Оксус и Фульбер знали этот секрет, под покровом которого в нескольких смежных частях подводного грота отдыхал, развлекался, работал, ел и спал загадочный Иктанэр.

Всю ночь бушевала буря над Затерянным островом. Но обитатели подземных жилищ спали спокойно: до них не долетали в глубину гротов ни рев бури, ни шум волн.

На утро, когда солнце проглянуло сквозь завесу тумана, ветер стих и волны стали не так высоки. Персидский залив, под бледным, изборожденным тяжелыми облаками небом, казался каким-то серым и свинцовым, едва-едва шевелясь своими тяжелыми волнами.

Было семь часов, когда Фульбер появился из своей комнаты, которая, подобно комнате Оксуса, выходила в коридор, ведущий от главной лестницы к лаборатории. Монах не успел ступить десяти шагов, как к нему присоединился и Оксус.

— Здравствуй, Фульбер, — проговорил ученый. — Мы пойдем взглянуть на Иктанэра?

— Да, и с ним надо переговорить. Я хочу от него самого услышать рассказ о сделанной экспедиции.

— А Сэверак?

— Я его позову потом.

— Каким образом нам придется с ним покончить, если он не захочет к нам присоединиться?

— Этим займется Сципион, — ответил монах таким тоном, от которого Сэверак, наверное, почувствовал дрожь, если бы мог слышать эти слова.

— Хорошо! — сказал Оксус спокойно.

Оба человека подошли к бронзовой двери лаборатории. Фульбер нагнулся, под нажимом его руки небольшой камень у его ног повернулся и обнаружил слоновой кости ручку электрического коммутатора. Монах повернул ее налево и придержал ее неподвижно, тогда как Оксус тем временем, с часами в руках, громко стал считать секунды: одна! две! три! четыре! пять!

Тут Фульбер быстро повернул ручку на прежнее место и за дверью щелкнул легкий разряд электричества. Потом Оксус нажал стальную кнопку на стене перед собой и бронзовая дверь медленно раскрылась.

Минуту спустя, когда вспыхнули все электрические шары, Оксус нажал на сигнальном столе один звонок и на зов почти сейчас же явился в полураскрывшейся двери негр. Едва он переступил порог, как дверь затворилась.

— Сципион, — приказал Фульбер, — одевай нас.

— Для погружения или только, чтобы видеть?

— Для погружения.

И как накануне, Сципион открыл шкаф и вынул из него два водолазных костюма. Но каски на этот раз были из массивной меди с четырьмя хрустальными окошками, ни малейшее отверстие не пропускало внутрь их воздуха. И к вороту костюмов, покрытых аллюминиевыми чешуями, они прикреплялись не простыми крючками, а прочными и надежными винтами. Помимо этого, подошвы платья были снизу подбиты массивными свинцовыми пластинами.

— А воздушные аппараты снаряжены? — спросил Оксус, когда он и Фульбер уже были одеты в водолазные костюмы.

— Да, господин! — отвечал Сципион, еще раз внимательно осмотрев внутренность каждой каски.

— Хорошо! Дай кинжалы.

Негр опоясал обоих мужчин кожаными поясами, покрытыми сверху чешуей, на которых в блестящих ножнах высели широкие кинжалы.

— Надевай на меня каску, — проговорил Оксус.

И немедленно голова ученого исчезла под медных шаром. Негр приправил ворот одеяния к бортам каски, завинтил винты, и тогда громко раздался могучий голос, который говорил:

— Ты меня слышишь, Фульбер?

— Да, Оксус! — отвечал монах. — Твой телефон действует отлично. А меня ты слышишь?

— Да! — отвечал голос.

Фульбер дал знак негру. И в одну минуту голова монаха тоже была заключена в черную эмалированную каску.

И голос еще сильнее первого загремел в лаборатории.

— Ты меня слышишь, Оксус?

— Я тебя слышу. А ты?

— Я тоже. Отлично! Ступай, Сципион!

Сципион поклонился и направился к двери, отворил ее и скрылся.

С трудом волоча страшно отягченные свинцом ноги, Оксус приблизился к сигнальному столу и заставил действовать механизм, запирающий наглухо бронзовую дверь извне. Затем он нажал кнопку № 1 на таблице, обозначенной одною буквою «И», и после того нажал кнопку № 2.