Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин Страница 17

Накамура остановился в отеле недалеко от клиники оплодотворения. Врач сказал, что результат будет известен через две недели. До тех пор нужно ждать. По дороге в отель Накамура видел ряд пестрых нейронных реклам борделей синергиков, курируемых кланом Гокудо, гарантируя лучший товар с синими, зелеными и красными волосами. Манекены с раскрашенными, как у куклы-супергероя, лицами. Накамура не хотел думать об этом, но после унижения в тесной комнате, после порножурналов и мимолетного взгляда на пахнувшую сандалом жену… Накамура нашел в справочнике сетевой адрес одного из борделей и спросил, могут ли они прислать синергика в его номер. Улыбчивая девушка приняла заказ и уточнила адрес.

– Только пусть у синергика будут волосы нормального цвета, – сказал Накамура.

– Черные? – спросила девушка.

Накамура кивнул. Продолжая улыбаться, девушка извинилась, объяснив, что использование волос естественного цвета запрещено законом.

– Есть синие, красные, зеленые… – начала перечислять она, но Накамура нетерпеливо прервал ее, аннулировав заказ.

Девушка улыбнулась шире, пожелала хорошего дня и прервала связь. Чувство неполноценности после пыхтения над белым медицинским стаканом в тесной комнате усилилось. Надеясь отвлечься, Накамура отправился в парк «Уэно».

Терминал кладбища «Янака» был практически пуст. Обычно, чтобы посетить родителей, Накамура записывался на определенное время, но сегодня ему везло. Из трех десятков альковных арок заняты были только девять. Администратор на входе поклонился и спросил номер заявки, узнал, что Накамура пришел наудачу, и снова поклонился. Накамура вернул поклон и прошел к свободному алькову.

Терминал принял запрос. Механизмы доставили из архива алтарь с крошечным надгробием и прахом усопших родителей. Накамура смотрел на алтарь и не мог выкинуть из памяти историю о том, как зарубежная компания открыла частное кладбище, где в терминалах вместо праха усопших хранились запрещенные нейронные наркотики. Кладбище действовало чуть больше года, завершив свое существование вместе с организаторами, когда тайная деятельность была раскрыта. За каждым, кто принимал участие в афере, пришли якудзы клана Гокудо. Не смогли избежать расправы даже главные учредители, бежавшие из страны. Клан достал их в течение двух недель. Силовики спустили дело на тормозах, хотя кровавые сцены расправы еще долго пестрели в нейронных новостных выпусках.

Накамура вспомнил пестрые рекламы борделей клана Гокудо. Думать рядом с прахом родителей о том, чтобы воспользоваться одним из синергиков, казалось неправильным, но разве не за этим он пришел сюда – рассказать о своей жизни, о своих радостях и печалях? Накамура закрыл глаза, невольно сравнивая изуродованные тела учредителей наркотерминала, которые оставил клан Гокудо, и синергиков из их борделей. Нет, убийства выглядели оправданным наказанием, а синергики… Лучше было воспользоваться их услугами, чем соблазнять порядочную женщину, чтобы провести с ней ночь, а утром сбежать. О том, чтобы найти себе проститутку, Накамура не думал. Проститутка была еще хуже, чем белый медицинский стаканчик и нейронные порножурналы.

Накамура вернулся в отель и снова связался с борделем клана Гокудо. Ему ответила та же улыбчивая девушка, что и прежде. Она приняла заказ, уточнив предпочтения.

– Нет, ничего особенного… – смутился Накамура. – Если только…

– Да? – терпеливо спросила девушка.

– Пусть будет запах сандала, – попросил Накамура.

Но ни сандал, ни специфические навыки синергика не смогли оживить его страсть в эту ночь. Разум и тело, казалось, определили границу и устроили свою крошечную гражданскую войну. Накамура видел сцены расправы над иностранцами, использовавшими кладбищенский терминал для торговли нейронными наркотиками, видел свою суррогатную жену, видел рекламу публичных домов и рождение детей, один из которых должен стать его дочерью или сыном. Все это мелькало перед глазами, терзая сознание, в то время как синергик терзал тело.

Потеряв терпение, Накамура отослал синергика прочь. Он долго ворочался, пытаясь заснуть в пропахшей сандаловым маслом кровати, а когда сон начал подбираться к нему, нейронная сеть сообщила о вызове, высветив улыбчивую девушку из борделя. Она принесла извинения за неудачу синергика и предложила вернуть произведенную оплату услуг. Накамура отказался потому, что потерпел фиаско. Он подумал о том, что если его суррогатная жена не забеременеет с первого раза, то он разорвет и этот договор. Хватит с него неудач и осечек. Но здесь осечки не было. Суррогатная жена забеременела.

Накамура встретился с ней еще раз, подписав обязательства содержания на время беременности и оплаты реабилитационных месячных курсов после. Разговор продлился четверть часа, и Накамура в конце наивно предложил суррогатной жене перебраться на время беременности к нему.

– Это просто работа, – сказала она без тени смущения.

Накамура кивнул. Эта официальность убила смущение и в нем. Закончив с формальностями, он еще раз навестил терминал «Янака» и покинул Токио.

– Ну, как все прошло? – спросил Раф Вэдимас, когда доктор Накамура вышел на работу.

Вопрос заставил вспомнить о тесной комнате и белом пластиковом стаканчике. Накамура решил, что виной всему не бестактность начальника «Тиктоники», а его незнание тонкостей языка и культуры. «С иностранцами всегда так», – сказал себе доктор, следом за клиникой в Токио вспоминая расправу якудзы над иностранными учредителями поддельного кладбищенского терминала. «Настоящий японец никогда бы не сделал это», – подумал Накамура одновременно и о терминале кладбища, и о вопросе Вэдимаса.

– Теперь я твой должник, – сказал доктор, ожидая, что начальник «Тиктоники» сообщит о том, что ему нужно, но Вэдимас лишь сдержанно поклонился.

Поклон показался Накамуре неуместным и фальшивым. Если бы не Международная конвенция технократии, решившая, что коррекционные тюрьмы должны быть вне страны, то директором «Тиктоники» был бы японец, а так приходилось мириться с тридцатью процентами иностранного персонала. Накамура подумал, что ему было бы проще, будь Вэдимас его соотечественником, но затем спросил себя: помог бы ему соотечественник найти суррогатную жену? А если нет, то смог бы он сделать это сам? Да и нужно ли было это делать?

Накамура сомневался вплоть до дня, пока не получил от суррогатной жены своего ребенка. Девочка.

– Я не дала ей имя, – сказала суррогатная жена, вручая ему ребенка.

Накамура снова предложил ей остаться. Вместо ответа она протянула ему бумаги о разводе и отказ со своей стороны от претензий на ребенка. Материнских чувств к ребенку Накамура не заметил. Это была просто работа. «Хорошо еще, она пришла ко мне домой, а не передала девочку где-нибудь в токийском метро», – подумал он, уложил ребенка в приготовленную кровать, подписал документы и проводил бывшую суррогатную жену до выхода.

Больше они никогда не встречались. В память о ней у Накамуры остался лишь медицинский отчет на имя Шики Сакаи да, собственно, ее ребенок, девочка, которую он назвал Юмико… Ну, и еще долг Вэдимасу. Обещанное одолжение, о котором начальник «Тиктоники» вспомнил сразу, как только Накамура получил свою дочь. Теперь пути назад быть не могло. И Раф Вэдимас вцепился в него, как собака на бегах в резинового кролика, хотя Вэдимас вообще-то больше походил на бультерьера. Невысокий и коренастый. Он пригласил Накамуру к себе, но вместо беседы в кабинете отвел врача в сердце коррекционного центра – место, где содержалось большинство заключенных. Подключенные к системе, они не двигались, не жили, но и не были мертвы. Им не требовалась охрана – система не выпустит их сознание, а все эти тела – это лишь оболочки, плоть, груды мяса и костей, не больше. Тюрьма была безопасной и тихой. Капсулы с заключенными не охранялись. Модуляции проектировали проходившие коррекционные циклы. Коэффициенты исправления разнились. У одних они колебались в желтой зоне, у других ползли к зеленой, а у третьих пестрели предупредительным красным. Именно об этих заключенных и хотел поговорить начальник тюрьмы с доктором Накамурой. Очень скоро система поставит на них крест, сотрет личность и неловко соберет что-то приемлемое для общества. Вернее, система лишь сотрет личность, собирать придется доктору Накамуре, лепить новую личность, заливая в мозг принятые законом базисы поведения.