Факел в ночи - Саба Тахир Страница 17

– Я – Кровавый Сорокопут. – Не сумев произнести это с надлежащим напором, я, во всяком случае, расправила плечи. – Я могу подслушивать везде, где пожелаю.

Человек поднял голову и повел носом, как будто принюхиваясь ко мне.

– У тебя есть дар, – изрек он с легким удивлением. В его голосе, казалось, таилась сама тьма, и я невольно вздрогнула. – Исцеляющий дар. Его пробудили ифриты. Я его чувствую. В нем есть белый цвет и синева зимы, а еще зелень ранней весны.

Проклятье. Я хотела забыть о странной оживляющей силе, с помощью которой вылечила Элиаса и Лайю.

– Не знаю, о чем ты. – Солдат-маска внутри меня взял верх.

– Он погубит тебя, если не будешь осторожной.

– Откуда ты знаешь? – Кто этот человек – и вообще, человек ли он?

Он поднес руку, обтянутую перчаткой, к моему плечу и неожиданно высоко для его глубокого хриплого голоса по-птичьи пропел одну ноту. Огонь опалил все тело, я стиснула зубы, чтобы не вскрикнуть.

Но когда жар стих, раны стали болеть намного меньше. Человек указал на зеркало, висевшее на дальней стене. Синяки на моем лице не исчезли, но стали заметно светлее.

– Знаю, и все тут. – Существо будто и не заметило моего потрясения. – Ты должна найти учителя.

– Хотите им стать? – Я, верно, сошла с ума, раз сказала такое, но он издал странный звук – должно быть, смех.

– Я – нет. – Он снова принюхался, как будто размышляя. – Возможно… когда-нибудь.

– Что… кто вы?

– Я – Жнец, девочка. И я пришел собрать то, что принадлежит мне.

Тут я осмелилась посмотреть ему в лицо. Это было ошибкой, потому что вместо глаз у него сияли звезды, точно огни ада. Когда он встретил мой взгляд, меня охватил приступ острого одиночества. Нет, даже не просто одиночества. Я чувствовала себя полностью раздавленной, как будто меня лишили всего. Отобрали и уничтожили всё, что было мне дорого.

Во взгляде существа таилась разверстая бездна. Все заволокло красным туманом, и я отшатнулась, осознав вдруг, что смотрела не в его глаза, а в свое будущее. На миг я увидела то, что грядет: боль, страдания, ужас. Все, кого я люблю, кто важен для меня, тонут в собственной крови.

Разбойничий Привал поднимался в небо, точно огромный кулак. Он осквернял горизонт, а мрак окутанной туманом пустыни в его тени становился еще непрогляднее. Со стороны Привал выглядел спокойным и безлюдным. Но солнце давно село, и зрение могло подвести. Глубоко в трещинах-лабиринтах гигантской горы Привал кишел отщепенцами Империи.

Посмотрев на Элиаса, я увидела, что капюшон у него соскользнул. Я снова надела его. Элиас при этом даже не пошелохнулся, и от тревоги сердце оборвалось. Последние три дня он то приходил в себя, то опять терял сознание, но последний приступ был особенно сильным, и обморок, последовавший за ним, длился больше суток. Так долго еще ни разу не было. Я не разбиралась в медицине так хорошо, как Поуп, но даже мне стало понятно, что это скверно.

Раньше Элиас, по крайней мере, что-то бормотал, и казалось, что он борется с ядом. Но за последние несколько часов он не произнес ни звука. Скажи он хоть слово – я была бы счастлива. Даже если бы он вновь заговорил об Элен Аквилле и ее голубых как океан глазах. Тогда, услышав от него эту фразу, я неожиданно огорчилась.

А теперь он ускользал, но я не могла этого допустить.

– Лайя, – позвал Элиас, и от удивления я чуть не упала с лошади.

– Слава небесам. – Я оглянулась и заметила, что его кожа посерела и высохла, в светлых глазах – горячечный блеск. Он посмотрел вверх на Привал, затем перевел взгляд на меня.

– Я знал, что ты довезешь нас сюда.

На миг он стал прежним: теплый, полный жизни. Он посмотрел на мои потрескавшиеся пальцы – сказались четыре дня, что я ехала, почти не выпуская поводьев – и взял ремни у меня из рук. Первые несколько секунд он держал поводья неловко, стараясь не касаться меня, как будто я могла обидеться на его близость. Поэтому я откинулась назад, прислонившись к его груди, и почувствовала себя в эту минуту безопаснее, чем во все минувшие дни, как будто внезапно облачилась в броню. Он расслабился и опустил руки на мои бедра, отчего у меня по позвоночнику пробежала легкая дрожь.

– Ты, должно быть, вымоталась, – пробормотал он.

– Я в порядке. Поверь, легче десять раз стащить тебя, такого тяжелого, с лошади и усадить обратно, чем иметь дело с Комендантом.

Его смешок был еле слышен, и все же от этого звука меня будто отпустило напряжение. Он направил лошадь к северу и, пришпорив, пустил ее в галоп, пока тропа не стала подниматься вверх.

– Мы близко, – сообщил он. – Едем к скалам, которые чуть севернее Привала – там полно мест, где ты сможешь спрятаться, пока я хожу за теллисом.

Я хмуро посмотрела на него через плечо.

– Элиас, ты можешь отключиться в любой момент.

– Я могу бороться с приступами. Мне нужно-то всего несколько минут, чтобы добраться до рынка, – сказал он. – Это прямо в центре Привала. Там есть всё. Думаю, уж смогу найти аптеку.

Он скривился, его руки напряглись.

– Пойди прочь, – пробормотал он явно не мне. Когда я вопросительно взглянула на него, он притворился, что с ним все в порядке, и принялся расспрашивать меня о последних днях.

Однако когда лошадь взбиралась по каменистой тропе к северу от Привала, тело Элиаса дернулось, как будто невидимый кукольник потянул его за ниточки, и завалилось влево.

Я схватила поводья, возблагодарив небеса, что привязала его и он не мог упасть. Неуклюже обхватив его, вертясь в седле, я попыталась усадить Элиаса ровно, чтобы он не пугал лошадь.

– Все в порядке. – Мой голос дрожал. Я едва удерживала Элиаса, и когда конвульсии стали еще сильнее, старалась оставаться невозмутимой, каким был лекарь Поуп. – Мы достанем экстракт, и все будет хорошо.

Его сердце бешено колотилось. Я положила руку ему на грудь, боясь, что оно вот-вот взорвется. В таком темпе оно попросту долго не выдержит.

– Лайя. – Он едва говорил, в расфокусированном взгляде таилось безумие. – Я должен туда попасть. Не ходи туда одна. Это слишком опасно. Я сам все сделаю. Ты пострадаешь – я всегда… причиняю боль…

Он снова стал заваливаться набок, мелко и часто дыша, затем потерял сознание. Кто знает, как долго продлится обморок на этот раз? К горлу точно желчь подступила паника, но я отогнала ее. Плевать на то, что Привал опасен. Я должна пойти. Элиас с его беспорядочным пульсом и после четырех суток постоянных приступов туда не доберется, если я не сумею раздобыть теллис.

– Ты не можешь умереть, – потрясла я его. – Слышишь меня? Ты не можешь умереть, или Дарин тоже умрет.

Копыта лошади поскользнулись на камнях, и она встала на дыбы, чуть не вырвав поводья из моих рук и едва не сбросив Элиаса. Я спешилась и, тихо напевая испуганному животному, постаралась успокоить его, а заодно умерить свое нетерпение. Густой туман сменился жуткой, пронизывающей до самых костей изморосью.