Утопия XIX века. Проекты рая - Эдвард Беллами Страница 17

– В наших общественных библиотеках можно найти все уцелевшие от времени книги; эти книги, по высказанным уже причинам, – несравненно лучше всего, что могло быть написано в наши дни, и они одинаково доступны всем.

– Между нами, – сказал я, – многих привлекает новизна; и часто читается плохая новая книга, между тем как старая остается без внимания.

– Новизна, без сомнения, имеет свою привлекательность в менее развитых обществах, чающих всего лучшего впереди, но мы лишены способности находить в ней удовольствие; хотя, по замечанию одного знаменитого нашего писателя, жившего четыре тысячи лет тому назад, «читающий старые книги всегда найдет в них что-нибудь новое; а читающий новые книги всегда – что-нибудь старое».

– Но как же подобное равнодушие к литературе не оказывает вредного действия на развитие науки?

– Твой вопрос изумляет меня. Побуждением к изучению науки является простая любовь к истине, независимо от всяких понятий о славе; и кроме того, наука у нас имеет исключительно практическое значение, в видах сохранения нашего общества и ежедневных требований жизни. Наш изобретатель трудится без всякого ожидания славы за свою работу; он просто занят любимым им делом, вдали от всяких треволнений и страстей. Человеку необходимы упражнения, как для тела, так и для ума; и постоянное равномерное упражнение в обоих случаях лучше всяких чрезмерных временных усилий. Люди, занимающиеся у нас наукою, менее всего подвергаются болезням и отличаются своим долголетием. Живопись у нас составляет развлечение многих; но самое искусство далеко не то, что было в прежние времена, когда великие художники из разных обществ старались превзойти друг друга, ввиду тех, почти царских, почестей, которые ожидали победителя. Ты, без сомнения, заметил в отделении древностей музея, насколько, с точки художественности, картины, написанные несколько тысяч лет тому назад, превосходят современные. Из всех изящных искусств одна музыка, – может быть, потому, что она ближе подходит к науке, чем к поэзии, – еще процветает у нас. Но даже и здесь недостаток стимула похвал или славы сказался в отсутствии индивидуального превосходства; мы отличаемся более в оркестровой музыке, где отдельный исполнитель заменяется громадными механическими инструментами, приводимыми в движение водою. В продолжение нескольких веков у нас почти не появилось ни одного выдающегося композитора. Мы пользуемся теперь старинными мотивами, которые обрабатываются современными, искусными в технике музыкантами.

– Нет ли из числа Ана, – спросил я, – обществ, зараженных теми пороками и страстями, допускающими разницу в имущественном, нравственном и общественном положении среди своих членов, которые уже исчезли между племенами Вриль-я? Если существуют такие народы, то, может быть, поэзия и родственные ей искусства еще пользуются почетом и процветают между ними?

– Такие народы живут в отдаленных от нас странах; но мы не допускаем их в среду цивилизованного общества; по нашему мнению, они недостойны даже названия Ана, не только что Вриль-я. Это варвары, находящиеся на том низком уровне развития, которое даже не допускает надежды на их обновление. Они проводят свое жалкое существование в вечных переворотах и борьбе; если они не воюют со своими соседями, то дерутся между собою. Они все разделены на партии, которые предают поруганию, грабят и даже убивают друг друга; поводом к этому служат самые ничтожные причины, которые были бы просто непонятны для нас, если бы мы не знали из истории, что сами когда-то прошли через эти ранние ступени варварства и невежества. Сущих пустяков достаточно, чтобы поднялась ссора между ними. Они считают, что у них господствует равенство; но вся та борьба, которую они вели со старыми формами, не привела ни к чему; потому что в громадных обществах, где все основано на соревновании, обратившемся в какую-то постоянную горячку, меньшинство всегда выигрывает в ущерб массе. Одним словом, народ, о котором я говорю, представляет собою дикарей, блуждающих в беспросветном мраке невежества; они были бы достойны нашего сожаления в их бедствиях, если бы, подобно большинству дикарей, сами не навлекали на себя истребления своею наглостью и жестокостью. Можешь себе представить, что эти жалкие создания, с их допотопным оружием, образцы которого ты видел в нашем музее (металлические цилиндры с зарядом селитры), не раз грозили истреблением соседнему с ними племени Вриль-я, – только потому, что у них тридцать миллионов населения, а у последних пятьдесят тысяч, – если те не подчинятся какому-то их установлению в связи с торговлей и наживой денег, которое они имеют нахальство называть «законом цивилизации».

– Но что же сделают пятьдесят тысяч против тридцати миллионов?

Мой хозяин с удивлением взглянул на меня.

– Чужеземец, – сказал он, – разве ты не слышал, что это племя – Вриль-я, которому они угрожают; и стоит только этим дикарям объявить войну, как полдюжины отряженных для этого детей сметут с лица земли все их население!

Я невольно содрогнулся при этих словах, вспомнив, что я стою ближе к этим «дикарям», чем к племени Вриль-я, а также мои похвалы свободным учреждениям Америки, к которым так презрительно отнесся Аф-Лин. Придя несколько в себя, я спросил, существует ли возможность безопасно достигнуть страны этого отдаленного и смелого народа.

– При помощи вриля ты можешь безопасно проехать по владениям всех родственных нам племен; но я не отвечаю за твою безопасность среди варварских народов, где господствуют другие законы и которые дошли до такого умопомрачения, что многие из них живут только воровством; в тихие часы среди них даже нельзя оставить открытыми двери своего дома.

Тут наш разговор был прерван появлением Таэ, сообщившего нам, что, получив поручение уничтожить громадное чудовище, которое я видел при своем спуске, он все время следил за его появлением, но безуспешно. Он уже подумал, что мои глаза обманули меня или что гадина через расщелины в скалах пробралась в более дикую местность, где водятся подобные ей пресмыкающиеся; но близость ее пребывания неожиданно обнаружилась в опустошениях пастбища, прилегающего к озеру. «Я уверен, – сказал Таэ, – что чудовище прячется в этом озере; я подумал, – продолжал он, обращаясь ко мне, – что тебя может быть позабавит посмотреть, как мы истребляем таких неприятных посетителей». Взглянув на ребенка и припомнив размеры чудовища, которое он собирался уничтожить, я пришел в ужас, как за себя, так и за него, при мысли о грозившей нам опасности. Но во мне было возбуждено сильное любопытство, и мне хотелось самому убедиться в восхваляемом могуществе вриля; к тому же я не желал унизить себя в глазах ребенка, выказывая опасения за свою безопасность; и потому, поборов свое первое чувство страха, я поблагодарил Таэ за его внимание и выразил готовность сопутствовать ему в такой интересной охоте.

Когда мы оставили за собою город и, взяв влево от главной дороги, пошли полями, я до того был поражен странною красотою этого изумительного ландшафта, до самого горизонта освещенного бесчисленным множеством фонарей, что мало обращал внимания на разговор моего спутника.

По дороге я заметил, что все сельскохозяйственные работы производились машинами странного вида, но весьма красивой формы; искусство, подчиненное у этого народа требованиям пользы, проявлялось в виде изящных форм, которые они придают разным предметам в обыденной жизни. Драгоценные металлы и каменья до того здесь обыкновенны, что применяются для украшения самых простых вещей; между тем, преобладающее между ними значение полезного над красивым побуждает их всячески украшать их орудия труда, что незаметным образом влияет на развитие у них воображения.