Темные ущелья - Ричард Морган Страница 18

Арчет вытащила Безжалостного из ножен на пояснице. Лезвие ножа поблескивало в тусклом свете.

– Где меч сейчас?

– Его забрали, госпожа. – Его глаза тупо уставились на клинок. На один леденящий душу миг Арчет показалось, что она видит во взгляде Критлина тоскливое безразличие, как будто ему все равно, перережет нож путы или его собственное горло. – Увезли в Трелейн. Там будет церемония. Старейшина ложи сказал – радуйтесь, олдрейны возвращаются.

Арчет вздрогнула, сама не зная, были ли тому причиной его слова или взгляд. Она постаралась отогнать это чувство. Присела рядом с ним и перерезала веревки, которыми его ноги были привязаны к стулу. Тут он заплакал, как маленький ребенок. На таком расстоянии сильней ощущалось зловоние: он обмочился и обделался. Она надрезала веревки на его груди и руках и разорвала, применив излишнюю силу. Напряженно сглотнула.

– Иди к семье. Вам больше не причинят вреда. Даю слово.

Критлин с трудом выпрямился, схватившись за руку, и захромал в другую комнату. Арчет смотрела ему вслед, охваченная пароксизмом чего-то, чему она не могла дать названия.

Менит Танд откашлялся.

– Возможно, госпожа моя…

– Дай кошелек, – отрешенно проговорила она.

– Что, простите?!

Арчет встрепенулась, словно просыпаясь. Повернулась к нему, все еще держа в руке Безжалостного. Произнесла, словно вбивая гвозди в дерево:

– Дай мне свой гребаный кошелек!

Танд едва заметно сжал губы. Это был все тот же тщательно сдерживаемый гнев, который она увидела в его глазах на постоялом дворе. Но он все же осторожно сунул руку под плащ и выудил весьма пухлый кошель из мягкой черной кожи. Нежным жестом взвесил его на ладони.

– Мне не нравится ваш тон, госпожа.

– Да что ты? – Она завела руку за спину и спрятала Безжалостного в ножны. Так безопаснее, чего ей и хотелось прямо сейчас. – Тогда обсуди это с императором, когда мы вернемся. Уверена, ты сможешь купить себе аудиенцию.

– Да, без сомнения. Используя те же средства, которые сделали меня значимым спонсором этой экспедиции…

Она оборвала его:

– Которой, согласно приказу императора, командую я. Ты отдашь мне кошелек или придется его забрать?

Между ними повисло недолгое молчание. От грязного пыточного стула, возле которого она стояла, слабо пахло дерьмом. На улице шумели люди Танда. Почти кричали – кажется, спорили из-за чего-то. В соседней комнате продолжался вой, словно Критлина никто не отпускал.

Танд с силой швырнул кошель. Два века тренировок взяли свое: она поймала «снаряд» на лету с апломбом мастера ножевого боя.

– Благодарю.

Магнат-работорговец отвернулся и направился к двери. Приостановился, положив руку на щеколду, и оглянулся на Арчет. Пламя в его глазах погасло, теперь он казался просто… задумчивым.

– Знаете, госпожа моя – вам не следовало бы делать из меня врага.

Ей следовало бы оставить его в покое, но от крина внутри все шипело и дымилось, как костер, на который кто-то помочился. Слова слетели с губ прежде, чем она это осознала.

– По-моему, ты все перепутал, Танд. Видала я людей покруче тебя привязанными к доске в Палате разоблаченных секретов.

Он задержал на ней серьезный взгляд, потом пожал плечами и сказал бесцветным тоном:

– Понятно. Спасибо за откровенность.

Работорговец отодвинул щеколду и вышел к своим людям. Арчет проследила за тем, как дверь закрылась у него за спиной, а потом окинула взглядом сырую, воняющую дерьмом комнату, как будто искала на земляном полу оброненную ценную вещь. Закрыла глаза – очень ненадолго! – а потом заставила себя подойти к двери в соседнюю комнату, к источнику звука. Там она прислонилась к двери, ощущая странное нежелание переступать порог.

На большой продавленной кровати, которая представляла собой единственную настоящую мебель, словно сгрудившиеся на импровизированном плоту выжившие после кораблекрушения, сидели молодая женщина и два маленьких мальчика, которых она прижимала к себе. Одежда на всех троих была разорвана или разрезана, и теперь только крепкие объятия женщины удерживали остатки на их бледной плоти. Старшему мальчику на вид было лет десять-одиннадцать, младшему – шесть-семь. На их лицах и телах виднелись отметины, наливающиеся синевой. Глаза женщины были плотно закрыты, распухшая щека рассечена от удара – скорее всего концом ремня с пряжкой или, может быть, всего лишь тыльной стороной руки, унизанной кольцами. Ее губы двигались в какой-то безмолвной молитве, но единственным звуком, который она издавала, был протяжный вой, и она раскачивалась в такт ему, взад и вперед, взад и вперед, на пару дюймов в каждую сторону.

Критлин сидел рядом с дверным проемом – судя по виду, он просто прислонился к каменной стене и сползал, пока не достиг земляного пола. Он был менее чем в четырех футах от жены и сыновей, но смотрел на родных так, словно они только что отплыли с пристани без него. Его левая рука, упираясь локтем в полусогнутое колено, беспомощным жестом тянулась к ним, безвольная и безжизненная.

Арчет, сглотнув, шагнула в комнату. Присела рядом с Критлином, попыталась вложить в его оцепенелые пальцы кошель.

– Вот. Возьми.

Он едва на нее взглянул.

– Возьми… послушай, это… да возьми же его, мать твою!

Кошелек продержался в его руке какую-то долю секунды, потом от собственной тяжести выпал из ослабевшей хватки и шлепнулся на земляной пол.

Внутри приглушенно звякнуло имперское серебро.

«Привет от Императора Всех Земель».

Она встала и попятилась.

Промчалась через комнату, в которой пытали хозяина дома, словно подгоняемая набирающим силу ветром. Рывком распахнула дверь и вышла на окутанную плотными вечерними сумерками улицу.

Где ей в горло сразу же уперлось острие меча.

Рингил проснулся от грохота волн и холодного грубого прикосновения влажного песка к щеке. Резкий серый свет терзал веки, пока он их не разомкнул. Моргнул, поднял голову и увидел глаза на стебельках, наблюдающие за ним с расстояния меньше фута.

Вздрогнул, а потом затрясся от холода.

Кое-как сел, и краб поспешил прочь. Теперь было видно, что животное ненамного больше его ладони. Оно отыскало норку в песке в некотором отдалении и застыло, наполовину в ней спрятавшись, все еще наблюдая за ним. Рингил сидел и смотрел на него, пытаясь собраться с мыслями.

По пути вдоль изгиба пляжа, вдали от костра, она поведала ему Истину, лежащую в основе Всего, а потом он ее позабыл.

Или, вернее, он ее роняет, ему не хватает силы ее удержать – Истина, как выясняется, штука тонкая, невыразимая. Она не помещается в его голове, как ветер не помещается в шлеме. Она вываливается, падает наружу, в точности как на рынке с чересчур высокой горы фруктов скатывается на землю и портится от ударов товар. Рингилу, без пяти минут колдуну-военачальнику, остается лишь суетиться вокруг в бесплодных попытках собрать куски, что рассыпались и катятся прочь.