Мокрый мир - Дмитрий Костюкевич Страница 18

Смотритель посылал суда в сети рыбака. Своего любовника – гомосексуализм не был чем-то из ряда вон выходящим для граждан Оазиса. Иные вельможи тайно предавались мужеложству, а три ангельски красивых служки всюду сопровождали кардинала Галля, улыбаясь ему подобострастно и порождая скабрезные анекдоты, пересказываемые в хибарах Кольца.

Нэй понял, что к чему, сравнив медальон великана с экземпляром из коллекции смотрителя. Хитиновая трубка, темно-красная спираль… В детстве он и сам играл с подобной побрякушкой. Вторая была у его матери, и, настроив раковины, они передавали друг другу сообщения на расстоянии. Уже после смерти мамы десятилетний Георг был разбужен шепотом, звучавшим из осиротевшей раковины.

«Найди Уильяма Близнеца», – говорила мертвая мать ошеломленному мальчику.

Тоненький свист отвлек от воспоминаний.

Длинный болт крепостного арбалета впился в глину.

– Вот ублюдок, – шикнула Лита. – Змеюка рогатая!

Они двигались стайкой от бухты. Голем, как щит, маршировал впереди. Нэй, Лита и один из черных, парусных дел мастер по имени Эмек, жались за широкой спиной глиняного человека. Болты впивались в грудь и голову голема. Застревали, топорщились иглами речного дикобраза. Отшельник стрелял, притаившись на вершине башни.

Команда преодолела половину пути, когда, по-видимому, у смотрителя закончились боеприпасы. Сгустки тумана рыскали по пустырю, будто души мытарей, скрипел на ветру лес, обагренный светом мощных ламп. Внезапно красное око погасло.

Голем извлек из плоти занозы болтов и передал колдуну. Нэй сунул смертоносный пучок в походную сумку. Дал указания матросу, потянул за нити. Вийон сновал по плечам.

Здоровяк Эмек плечом выбил дверь, голем первым ввалился в комнату под куполообразной крышей маяка, но его помощь не потребовалась.

Частое испуганное «ффамп-ффамп» доносилось из-за кровати. Смотритель забился в угол, его трясло. Сопли обильно струились из ноздрей, словно это холодное и липкое вещество, заменявшее ему мозг, вытекало наружу.

Удивительно, однако все, что испытал Нэй, взглянув на убийцу стольких речников, была брезгливая жалость.

– Не троньте нас, – гнусавил отшельник, прикрываясь разряженным арбалетом. – Оставьте нас в покое.

«Любопытно, – подумал Нэй, – это проклятые места порождают безумцев или безумцы отравляют тьмой Реки и сушу?»

– Именем Гармонии, – провозгласил колдун.

Лита, прерывая, подлетела к смотрителю и пнула что было сил между ног.

– А девица не промах, – сказал довольный матрос.

* * *

План сработал. Пегий альбатрос рассказал Лите, что лодка приближается к острову, к призывно мигающему маяку. Ветхая, ощетинившаяся наростами набойная ладья словяков. Такой управляли обычно шестеро дюжих гребцов, но орудовавший веслами гигант справлялся в одиночку.

Он проигнорировал неподвижный, вытянувшийся в направлении дрейфа когг и причалил к каменистому берегу гавани.

Крюк волочился по земле, чертя прямую линию. Моросил противный дождь.

Красный демон в отблесках ламп. Покатые плечи, шишковатый череп. Бивни, вплетенные в накидку, ставшую броней. Кожаный фартук, расшитый бобровыми пластинками. Сложно было представить, что именно к этому слитку мышц и ненависти обращался, вцепившись в раковину, смотритель: «Милый, беги, забудь меня, это засада!»

Милый?

Гигант пер буйволом к маяку.

Нэй скорчился за перевернутой лодкой.

Первая нить соединяла его с Вийоном.

Две другие сплетались вместе, трепетали в такт с жилкой на виске колдуна. Пот струился по худому лицу. Пальцы сжимали рукоять арбалета.

Рыбак вышиб дверь, шагнул в пристроенный к маяку домик. Здесь после кровавых дел зверь становился для свихнувшегося смотрителя нежным и ласковым. Как они познакомились? Как получилось, что даже у таких существ есть пары, а Георг Нэй за все годы не нашел никого, кто разжег бы пламя в душе?

За годы, прошедшие с того дня, когда тьма поглотила голубые глаза возлюбленной…

Нэй, горбясь, побежал к западной стене домишка.

Ему не нужно было заглядывать в окна. Вийон, схоронившийся на полке, передавал четкую картинку: комната, освещенная свечными огарками. Расположившаяся на кровати Лита. Она улыбается, привечая великана. Сумерки скрадывают недостатки Нэева мастерства.

Тень рыбака накрывает Литу. Девушка протягивает великану подарок: отрезанную голову смотрителя. Белокурые волосы слиплись от крови. Остекленевшие выпученные глаза встречаются с мутными глазками рыбака. Лита сама похожа на фурию, демонессу.

Крик боли исторгается из черных недр гиганта.

Лита хохочет, а рыбак не видит ничего, кроме головы любовника. Не замечает привязанный под потолком бурдюк. Аккурат над лысой макушкой.

Он бьет крюком. Стальной клюв прошибает лоб Литы, сминает черепную коробку, разбрасывает по постели мозг. Рыбак рубит снова и снова, пока Нэй распрямляется в окне и наводит мушку на притороченный бурдюк. Вийон соскальзывает с полки. Сплетенные нити отпущены и тают, тает искореженный труп Литы, исчезает отсеченная голова. Настоящая Лита в башне подмигивает связанному смотрителю. Зря она критиковала созданную Нэем тюльпу: «И это я? Ни капли не похоже! Что у меня с носом? Почему он такой кривой? Ты ослеп, Георг Жаба Нэй?»

Но Нэй не старался сотворить шедевр, он сыграл, положившись на полутьму и гнев убийцы.

Выпущенный из арбалета болт пронзил замшевый мешок. Переливающаяся жидкость хлынула на лысину великана. И воспламенилась, соприкоснувшись с кожей. Голубой огонь объял громадину.

Вийон теплым комочком устроился под сюртуком отступающего колдуна. Из маяка высыпали матросы. Абордажные сабли нацелились на крыльцо дома, в окнах которого мерцало синее зарево.

– За Томаса! – крикнул Сынок. – За Гармонию!

Дверь распахнулась, и полыхающий рыбак выбрался на порог.

Он ревел, охлопывая себя пятерней, крюк в правой лапе рассекал воздух. Нэй спустил курок. Болт срикошетил от бобровых пластин. Затуманенный болью и яростью разум повел великана на речников.

Черные оробели, они рассчитывали схлестнуться с умирающим противником, но рыбак не торопился на тот свет.

– Ко мне, голубок! – Нэй отшвырнул арбалет и обнажил шпагу.

Гигант крутил непропорционально маленькой головой, губа, украшенная крючками, оттопырилась. Зубы в пасти были заточены камнем, намекая, что не одним лишь грабежом жил монстр.

Крюк нарисовал дугу.

Сынок отпрыгнул. Замешкавшийся матрос взвыл, схватившись за освежеванную кисть. Дождь гасил пламя. Шкура рыбака вздулась пузырями, накидка исходила дымком. Он топал ногами и бил, бил, бил крюком. Эмек подскочил сзади – рослый негр едва доставал темечком до подбородка великана. Сабля скользнула по широкой спине. Лезвие чиркнуло о броню, не причинив рыбаку вреда.