Князь Рысев - Евгений Лисицин Страница 18

Здесь же, чуяла моя задница, они только во второй ипостаси-то и есть. Тьфу ты, уже как Ибрагим начинаю излагать…

— Да че ж с ним стать-то могло, барин? Пришибло его. Снаряд недалече с пушкой ударил, а бедолагу лафетом-то и придавило — вот и весь сказ. Да только солдатня потом ночей не спала с неделю — все его крики слышала. Говаривали, мол, чорти его в пекле-то того самого, пекут, стало быть.

Я выпятил нижнюю губу, углубившись в тяжелые раздумья. Ибрагим умолк после своего воспоминания, устало и как-то уж слишком по-старчески опустился на кушетку. Та ворчливо заскрипела, словно он весил целую тонну. Не знаю почему, но нам обоим вмиг показалось, что вот-вот из ниоткуда явится хозяйка и обязательно истребует с нас за порчу мебели.

Не явилась.

Я выдохнул. Это что же такое получается? Единственный путь мне жизнь сохранить, так это в самое пекло сгонять? Здравый смысл был против. Взяв на вооружение клинок сарказма, он твердил, что Ибрагим правильно мне про это ничего рассказывать не хотел, верно другой путь искал. Конечно-конечно, посмеивалось внутри меня самоедство. Ноги в руки и завтра же к этим самым, коих Михайло наш Ломоносов наплодил. А то мы в пекле прям не бывали — и дня не проходит, как туда за чашечкой чая гоняем. Бесы от нас все никак откреститься не могут…

По всему выходило не просто скверно, а очень даже скверно.

Скверно, если все так, как Кондратьевич рассказал. Сдавалось мне, что офицер-то тот ему в уши надудеть мог. Впрочем, с трудом верилось, что Ибрагим из тех людей, кто болтуна за милю не учует. Значит, хоть доля правды, а в том рассказе-то была.

Я посмотрел еще раз на Кондратьича и захотел хлопнуть самого себя по лбу. Что же я, дурак, его-то слушаю? Мне подобные вопросы Майе задавать стоит, она-то уж всяко с магией больше дел имела, чем он. Мой же мастер-слуга… старикан хороший, да, видать, слишком уж впечатлительный.

— Много у нас времени, чтобы решение принять?

— А то ты не знаешь, барин? — как будто с раздражением ответил старик. — До конца недели, почитай, управиться со всем должны. Коли бумаг не достанем, так, считай, что все, мимо пролетели. Но ты давай не тужи. Ложись лучше спать, опосля покумекаем. День-то сегодня какой был — ого-го, а вчерась тебя только из глотки беломордой вытянули. Отдых тебе нужен, барин.

Как только он сказал это, я вдруг ощутил себя до бесконечности уставшим, если не больным. Небрежно скидывая с себя одежку, укутываясь в тонкое, зябкое одеяло, проваливаясь в сон, успел подумать разве что об одном: не владеет ли Ибрагим и сам какими-нибудь заклятиями сна.

Сегодня был уже четверг. Едва я понял это, как меня охватила паника — выходит, до принятия решения, как жить дальше, у меня оставалось всего четыре дня, включая сегодняшний. Кондратьич же и того пуще подлил масла в огонь, заверив, что явиться мне к инквизаториям следует в воскресенье и под вечерок, а еще лучшее — с субботы туда намылить лыжи. Кто их, мол, басурман ученых, ведает, сколько они свои шуры-муры с нечистыми крутить будут? Офицер про то, сколько в плену у кривохвостых провел, ничего не рассказывал.

Я глотнул холодной воды из графина и решил, что для начала следовало бы успокоиться и взвесить все за и против. Вчера еще только, считай, первый день в новом теле провел, а жизнь на меня уже целый ворох проблем свалить успела. То-то же бывший Рысев от них сдриснуть захотел, все на меня оставил.

Ладно, будем решать траблы по мере поступления. Сначала разделим все на то, о чем следует беспокоиться, и на то, на что мы повлиять попросту не в силах. Давняя наука и опыт говорили, что меньше всего волноваться стоит о том, что невозможно изменить. Остается только принять.

Как, например, то, что отныне я сирота и единственный, наверное, потомок рода Рысевых. Наверно, стоит сказать провидению спасибо, ибо повезло — закинуло бы меня в какого крестьянина, и не об офицерском корпусе сейчас думать бы пришлось, а о том, что сажать на зиму — картошку или репу?

Беспокоиться стоило о том, чтобы не просрать свой второй шанс бездарно. Где-то в глубине души я подумывал над тем, что предложил мне Ибрагим — забыть обо всем, умчаться в село, отдаться на откуп деревенскому раздолью и разврату. В конце концов, влезая во все эти родовые дрязги можно нажить себе разве что только врагов. Хотели вон Майка или Алиска, чтобы их родной дом предали огню, а немалую часть прислуги попросту убили? Вот и я о том же…

С другой стороны, колючим ежом во мне вертелось возмущение. Это как это так — взять и попросту сбежать? Неужели, дружочек, думаешь, что здесь деревенская жизнь точно такая же, как там у тебя? Тракторов нет, все вручную, а кое-кто возьмет и ляпнет захожему человеку, кто ты на самом деле такой. Так бы всяк горазд был деру дать, да кровь не водица — на месте держит.

Евсеевы… знать бы еще, что это вообще за люди такие, эти Евсеевы? Я посмотрел на Кондратьича — старик дрых, как не в себя. Впрочем, очень чутко: одно мое неосторожное движение, как он тут же открывал глаза и просыпался — сказывалась солдатская выучка. Сейчас же он вновь забылся мирным сном, отвернувшись к стене. Я задумался — пока что этот дедуган мне самый близкий в этом мире человек. Задницу прикроет, а если обосрусь — так еще и подотрет. Не в том проблема. Про Евсеевых он с опаской отзывался, да только вот имеют ли его опасения под собой почву?

С одной стороны — да, Кондратьич-то здесь не как я, не второй день живет. С другой же, если быть мнительным к каждому кусту, так и жить вовсе не стоит.

Ладно, спрошу, как он проснется — ну не будить же старика в самом деле, чтобы расспрашивать. А вот единственное, что мне пока еще непонятно, так это моя причуда. Текста с цифрами перед глазами я пока больше не видел, его как будто с вчерашним ударом выключило. Разузнать бы, что это еще такое, понять, как работает — авось, не так страшно и к инквизаториям идти будет.

Дверь в нашу квартиру протяжно заскрипела. Честно признаться, я ожидал, что из дверного проема вот-вот вывалится хозяйка: такие, как она, не ведают иных развлечений, кроме подслушивания с подглядыванием.

Почти что так оно и вышло: хозяйка ввалилась к нам с таким видом, будто мы недостойны даже ее взгляда.

— Уважаемая, двери существуют не только для того, чтобы их открывать, — насколько можно спокойным голосам заметил я. — В них еще, бывает, можно даже стучать. Говорят, считается хорошим тоном.

— Поговори мне еще тут, — недовольно буркнула она, а я понял, от кого пойдет поколение будущих вахтерш. — К тебе девица какая-то. Очень просится. Пустить?

Девица и очень просится? Ну, отказать при таких условиях было бы верхом неразумности!

Гостьей оказалась Майя — уж не знаю, удивлен я был ее появлению или нет. Признаться, я ждал, что она соизволит нанести нам с Ибрагимом хотя бы визит вежливости.

Просто не думал, что она решится на него так рано.

— Ты одна? — спросил, пустив внутрь. Хозяйка фыркнула, прежде чем захлопнула дверь — на уме у нее явно уже вертелись те непотребства, что мы вот-вот, по ее мнению, примемся вытворять. На языке же она приберегла с десяток хороших насмешек и упреков, которые, впрочем, дочери рода Тармаевых, магу огня, высказать не осмелилась.