Путь Пилигрима - Гордон Диксон Страница 18

Алааг продолжал пристально смотреть на Шейна в ожидании.

– Я вернулся из курьерской поездки,- продолжал Шейн,- и безупречный господин на высотной парковке сказал, что мне приказано немедленно представить рапорт Первому Капитану.

Дежурный офицер опустил взгляд и снова заговорил через терминал, разумеется, проверяя сказанное Шейном. Обычно перемещения отдельно взятого человека мало заботили алаагов, однако вход в апартаменты Первого Капитана, находящийся в коридоре справа от Шейна, строго охранялся. Шейн мельком взглянул в противоположном направлении, влево, туда, где была его комната и комнаты других слуг Лит Ахна, а также апартаменты его супруги Адты Ор Эйн.

Шейну пришлось непрерывно нести службу в присутствии алаагов в течение трех дней кряду. Кульминацией было то губительное и, возможно, уже ставшее явным помешательство, накатившееся на него в Милане. Желание возвратиться в свое жилище, остаться одному было сродни отчаянной жажде запереться в таком месте, где он будет вдали от ежедневного террора и приказов, где сможет наконец отвыкнуть от постоянных страхов и на покое зализать свои раны.

– Можешь докладывать по инструкции.

Голос дежурного алаага за стойкой прервал его мысли.

– Повинуюсь, безупречный господин,- ответил он. Он повернул направо и пошел по длинному коридору, слыша цоканье своих каблуков по твердым плиткам, отдающееся эхом от стен. Вдоль этих стен на расстояниях не более полудюжины шагов алаага висели «длинные руки» - аналоги людских винтовок,- заряженные и готовые к употреблению. Но несмотря на свою реальную смертоносность, они висели там в основном для видимости, являясь частью модели милитаристской культуры алаагов и оправдывая название «Дом Оружия» для жилища Лит Ахна.

Это и вправду был дом оружия; но его военная мощь заключалась не только в устрашающе губительных, по человеческим меркам, устройствах на стенах. За серебряным защитным экраном находились внушительные портативные приспособления, способные превратить целые области Земли в обуглившиеся руины - во всех направлениях, до линии горизонта и за горизонтом. На мгновение Шейн вспомнил то, о чем не думал несколько лет,- военные соединения землян, которые в первые дни алаагской высадки на Землю были достаточно глупы, чтобы пытаться сопротивляться вторжению пришельцев. Они были уничтожены почти без усилий со стороны захватчиков, подобно муравейнику, раздавленному ногой гиганта.

Даже один-единственный алааг в полном боевом вооружении был неуязвим для всех разрушительных средств, известных человеческой науке и технологии, включая ядерное оружие. Армия людей не могла в конечном итоге устоять против самого примитивного оружия в руках алаага-одиночки. Притом что алаагское вооружение работало только в руках самих пришельцев. И дело не в том, что люди не знали, как привести его в действие. В оружие было встроено некое устройство распознавания, которое в чужих руках превращало его не более чем в бесполезный кусок тяжелого материала - в лучшем случае, увесистую дубинку.

Проходя по широкому, с высоким потолком, пустынному коридору, в котором не видно было фигур ни людей, ни чужаков, Шейн снова почувствовал, как приближается ощущение собственного уменьшения, всегда настигавшее его в этом месте. Это было сродни чувству, описанному героем Свифта, Лемюэлем Гулливером, в «Путешествиях Гулливера» и испытанному им, когда он оказался в стране великанов. Подобно Гулливеру, Шейну каждый раз, когда он попадал в это место, казалось, что именно алааги с их артефактами нормальны по величине, а он, как все человеческие существа, уменьшен до размеров пигмея. Уменьшен не только в физическом отношении, но во всех других: в отношении ума и души, смелости и мудрости - всех характеристик, делающих некую расу в глазах другой чем-то большим, нежели простой «скот».

Он резко остановился у двери нетипично человеческого размера с одной стороны этого гигантского коридора и прошел через нее в одно из нескольких помещений, предназначенных для отправления людьми естественных потребностей. Ему не сказали, как долго он будет находиться в обществе Лит Ахна и, следовательно, не сможет освободиться для физических или личных нужд. Ни один алааг и не мечтал бы о таком, находясь на служебном посту, и, следовательно, ни один человек-слуга был не вправе делать это.

Он стоял перед писсуаром, опорожняя мочевой пузырь с мимолетным чувством украденной свободы, что было лишь отголоском того, что жаждал получить в собственном жилище. Но и здесь на мгновение он был теоретически свободен от надзора и правил алаагов и на краткий миг перестал чувствовать себя Гулливером.

Но миг прошел. Минуту спустя Шейн снова стал размером с игрушку, оказавшись в коридоре и подходя все ближе ко входу в личный кабинет Лит Ахна.

Наконец он остановился перед огромными двойными дверями из материала под цвет бронзы. Кончиком указательного пальца правой руки он легко коснулся гладкой поверхности ближайшей к нему панели.

Последовала пауза. Он не слышал, но знал, что внутри офиса его прикосновение зафиксировано датчиком как человеческое и механический голос объявляет, что «зверь хочет войти».

– Кто? - послышался с потолка голос алаага. Странно, это был голос не секретаря или помощника - а самого Лит Ахна.

– Один из вашего скота, наинепогрешимейший господин,- ответил Шейн.- Шейн-зверь, с докладом, как приказано, после курьерской командировки к непогрешимому господину, командующему в Милане, Италия.

Распахнулась правая створка двери, и Шейн вошел в офис. Под белым потолком, столь же высоким, что и потолок коридора, и подошедшим бы для небольшой бальной залы (по человеческим меркам), в воздухе парил серый письменный стол; стоящие на непокрытом полу из тех же черно-белых плиток стулья и диваны были прямоугольной формы, без спинок. И конечно, были все рассчитаны на рост девятифутовых пришельцев. Ни на одном из них не было обивки, но материал казался упругим.

Лит Ахн и вправду был один; он сидел, громоздясь за письменным столом, на котором был установлен такой же терминал, что и на столе дежурного офицера в коридоре. Кроме того, на столе были разбросаны какие-то вещицы, достаточно маленькие, чтобы Шейн мог зажать каждую из них в своей человеческой руке, но не узнаваемые по форме и назначению. В подобной ситуации на столе человека это могли быть миниатюрные статуэтки. Но алааги не имели искусства и не проявляли к нему интереса. Что это за фигурки и каково их назначение - было неразрешимой загадкой для Шейна. На стене справа от входной двери висел большой экран размером примерно три на два метра; сейчас он был выключен. Слева была рассчитанная на алаага одностворчатая дверь, ведущая в личные апартаменты Лит Ахна.

Лит Ахн поднял голову, чтобы взглянуть на Шейна, когда тот, переступив порог, сделал один шаг и остановился.

– Подойди сюда,- сказал командующий пришельцев, разрешая и приказывая одновременно, ибо два этих слова по-алаагски звучали как одно, и Шейн подошел к дальнему краю стола.

Первый Капитан всей Земли воззрился на него. Подобно тому как алааги с трудом отличали одного человека от другого, так и большинство людей не в состоянии были отличить одного алаага от другого, не говоря уже о том, что видели своих хозяев в основном в доспехах и потому без лица. Шейн тоже посмотрел на Лит Ахна. Он тесно соприкасался с командующим чужаков уже почти три года, с тех пор, как Лит Ахн образовал Корпус людей-переводчиков. Шейн не только узнавал Первого Капитана - он стал экспертом по изучению малейших оттенков сиюминутного настроения своего господина. Как и все человеческие существа теперь, он был зависим; в данном случае зависим от Первого Капитана не только в еде и жилище, но и в самой жизни. Он каждодневно изучал своего господина - как ягненок мог бы изучать льва, рядом с которым ему приходится спать ночью; и вот сейчас ему показалось, он заметил усталость, глубоко запрятанное беспокойство и еще нечто непонятное в облике возвышающегося перед ним существа.