Профессия - смертник - Мария Симонова Страница 18

Он подошел к парапету и подождал, пока дорога внизу очистится от снующих транспортных средств. По самой автостраде шли сейчас навстречу друг другу две колонны тяжелых грузовиков, не удостоившихся его внимания – лишь бы внизу в ближайшее время было чисто. Поэтому он встал так, чтобы под ним лежала встречная полоса и он мог видеть машины приближавшимися издалека, а не выскакивающими внезапно из-под моста.

Он по-прежнему не признавал самоубийства – был глубоко убежден, что человек, рожденный в этот мир отнюдь не для счастья, попросту не имеет права на малодушный уход через эту всегда гостеприимно отпертую для него дверь, не подразумевающую обратного хода. Но теперь, когда спасатели умыли руки, ему пришло в голову испытать себя «на смертность», выбрав способ, на пути которого не могло возникнуть препятствий. По крайней мере он таковых не видел.

Солнце плескало в глаза теплым золотом, и ветер, как добрая собака, лизал лицо. «Если существует „тот свет“, пусть он состоит из солнца и ветра», – подумал Степан и с легким сердцем наклонился вперед, чтобы перекинуться через ограждение.

И тогда мост под ним дрогнул, заставив инстиктивно вцепиться в парапет, а в следующий миг стал стремительно проваливаться, под нарастающий гул и доносящийся снизу, подобно выстрелам, треск сминающихся опор. Позади завизжали тормоза, послышался грохот нескольких столкновений, но Степан глядел только вниз, на асфальт, поначалу приближавшийся так неотвратимо, что, казалось, он неминуемо о него грянется. Желанное, но, увы, мимолетное ощущение: потом падение замедлилось, и в конце концов автострада мягко села всей своей многотонной массой, как уставшая под непосильным грузом кариатида, на лежавшую под ней дорогу.

Очнувшись от оцепенения, Степан для начала мысленно поздравил себя с тем, что не попробовал броситься с жилого дома.

Теперь ему ничего не стоило отсюда спрыгнуть – да и не только ему, а кому угодно можно было всласть кидаться с моста, причем с минимальным риском для жизни.

Вместо этого он повернулся и пошел – мимо столкнувшихся грузовиков и водителей, выскочивших на дорогу, чтобы громогласно обложить по матери строителей автострады, а заодно, под горячую руку – друг друга, нерадивое правительство и весь белый свет, пробрался сквозь сбежавшуюся к месту катастрофы толпу и двинулся дальше по улице – мимо машин милиции и «Скорой помощи», мимо прохожих и светофоров. Его никто не задерживал (не могла же такая букашка, как человек, притом не больно-то упитанный, стать причиной падения автострады!) – и он спустился в метро.

Спешащие к эскалатору сосредоточенные граждане не подозревали, что обгоняют, толкая плечами, человека-катастрофу – апостола смерти, незримо бегущей с ним рядом, как верный пес, готовый беречь его от любых покушений – злонамеренных или случайных. И даже от его собственных.

«Мой дом – моя крепость» – гласит народная мудрость. И многие городские жители воспринимают ее в последние времена буквально, подходя к вопросу охраны своего жилища с не меньшей серьезностью, чем в былые времена их предки – к укреплению родовых бастионов. Еще бы! Не дремлет коварный враг, вооруженный на сегодняшний день набором отмычек, с тощей сумкой на ремне, предназначенной специально для укладывания в нее дорогих вашему сердцу предметов.

Знаете, как это бывает (будем надеяться, что не знаете) – когда возвращаешься домой в предвкушении разрядки и уже с порога видишь, что на твоей суверенной территории кто-то побывал: все перевернуто, все не на своих местах, а чего-то – как правило, самого ценного – и вовсе нету. Собственная квартира начинает казаться оскверненной – да просто чужой, словно это она виновата, что допустила в себя лиходеев, а затем, чего уж может быть хуже, позволила им себя обчистить.

Так вот, Степана Ладынина на сей раз по возвращении домой поджидало кое-что похуже: у него, похоже, умыкнули саму квартиру. Кажется, вместе с самым ценным, что в ней находилось, то есть – с тетушкой-пенсионеркой.

Он еще мог предположить засаду, в крайнем случае облаву, а то и штурм силами Галактических Спасателей, которых нельзя было окончательно сбрасывать со счетов – но такого, надо отдать им должное, он не ожидал. Что и говорить, жизнь у него в последнее время пошла нескучная, на зависть экстремалам – с катастрофами, преследованиями и ловушками, что, конечно, не позволяет в отдельных случаях окончательно заплесневеть, погрязнув в быту, но, между прочим, тоже имеет тенденцию надоедать, когда начинает входить в систему.

Нет, с виду все было как будто бы в порядке – их дверь, обитая серым дерматином, и номер на двери, и ключ, легко провернувшийся в замке, – все говорило о том, что Степан не ошибся адресом. Потому и внутрь ступил, почти не глядя – по-привычному, как к себе домой. Вот именно, что «как» – поскольку то, что встретило его за порогом, могло быть чем угодно, только не его домом.

Начать с того, что по метражу данное помещение превышало его жилплощадь раз этак в сто, больше напоминая дворцовый зал, способный вместить в себя типовую хрущобу всю целиком, а не то чтобы их отдельно взятую квартиру. Стены, украшенные полотнищами гобеленов с диковинными росписями, стрельчатые окна в пыльной мозаике витражей и стройные, головокружительной высоты колонны, сливающиеся где-то далеко наверху в выгнутый свод… Такая вот его окружила готика, невесть как уместившаяся на мизерной площади, где полагалось бы находиться его стандартной жилой ячейке.

Далее. Обернувшись, Степан не нашел позади ничего, хоть отдаленно напоминающего родную дверь, только что вроде бы с привычным скрипом за ним захлопнувшуюся. Он даже пошарил руками в воздухе, с твердым намерением ее нащупать и немедленно выйти вон. Во-первых, потому, что как бы ни было все снаружи простенько и похоже на его обиталище, но внутренняя планировка однозначно свидетельствовала, что он не туда попал. И не имелось ни малейшего желания выяснять, куда именно его занесла нелегкая, поскольку, во-вторых, в этом зале располагалась компания, при виде которой желание моментально убраться возникало как-то само собой, спонтанно.

Но выходить, оказалось, некуда. А бояться чего бы то ни было Степану по всем статьям не пристало, хотя, может быть, и зря: страх, если верить докторам и любителям острых ощущений, придает существу, его испытывающему, хороший заряд бодрости и прыти. И Степан получил свою порцию бодрости, когда, развернувшись, более внимательно рассмотрел сидящее перед ним полукругом собрание: зрелище было увлекательнейшее, на зависть заокеанским производителям ужастиков.

С правого края находилось существо, покрытое густой синей шерстью, обладавшее слегка вытянутой мордой, маленькими черными глазками-буравчиками и круглыми, как локаторы, ушами. По мнению Степана, ему больше пристало бы лежать на полу, возможно на подстилке, причем в ошейнике и желательно с цепью. Вместо этого оно сидело вполне себе по-человечьи в кресле с высокой спинкой. Ну, это ладно, в конце концов, что такое синий медведь, сидящий на стуле, для русского человека, привыкшего видеть мишек и . на велосипедах (только что не разъезжающими взад-вперед, в чем свято уверен Запад, по улицам наших крупнейших городов). А вот на крайнем левом фланге в сооружении, похожем на гнездо, развалился, плотоядно суча мохнатыми лапами, огромный черно-красный паук, чья ядовитость не вызывала сомнений: о ней свидетельствовал в первую очередь его цвет, как сказал бы энтомолог – «предупредительная раскраска».