Сталь разящая - Евгений Лукин Страница 19

— Знаю, — буркнул хозяин. — В Коринфе…

— О! — сказал дядя Семен и потряс занесенной картой. — Коринф! — с наслаждением выговорил он, кроя короля козырной семеркой. — А потом еще в Афинах поработать успел… Да‑с, это вам, господа лицедеи, не нынешние времена. Золотой Век! Эллада! Античность!.. И ведь в чем отражали‑то? В полированной бронзе, черт знает в чем! А какую культуру отразили!

— Да уж лучше в бронзе, чем в луже…

— А сам ты откуда взялся? Не из лужи, что ль?

— Лужа луже рознь. Однако, опять ты дурак, дядя Семен…

Дядя Семен крякнул и, бросив карты, неприязненно оглядел тонущие в пасмурном полусвете пыльные глубины зазеркалья. Кое‑где серая однотонность нарушалась цветными пятнами: там громоздились свалки отыгравших полуразрушившихся отражений комнатной мебели, ныне приспособленных для нужд обитателей сумеречного мира — в основном, для настольных игр.

— М‑да, непруха… — вынужден был признать ветеран. — Может, еще разок?

— Да нет, не успеем… — Хозяин поднялся и оглянулся на слепой ртутно‑серый куб павильона. — Хотя… Что‑то он задерживается, соколик мой! До киоска вроде рукой подать…

— Внимание! — негромко, но внятно прозвучало не поймешь откуда. — Отражение Василия Егорыча Полупалова восемнадцать тридцать шесть — срочно к зеркалу семь эр‑ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один!

— Ну точно, опять в вытрезвитель загребли! — желчно сообщил хозяин. — Зла не хватает…

— А разве в ментовке зеркала бывают? — усомнился юноша. — Что‑то я о таком даже и не слышал… Может, он в магазин зашел, а ты сразу: вытрезвитель, вытрезвитель!

— А! — Хозяин с досадой махнул рукой. — Что ж у них там, в магазине, статистов нет? Отразить некому? Делов‑то! Мелькнул — и свободен… Нет уж, раз на гастроли вызывают — значит, серьезное что‑то… — И неуловимым цветным бликом скользнул в смутные серые бездны — туда, где должна была располагаться изнанка неведомого зеркала за номером семь эр‑ка пятьсот шестьдесят один восемьсот тридцать один.

То, что труженики зазеркалья, любящие при случае блеснуть выуженным из реальности словцом, гордо именуют гастролями, выпадает на их долю нечасто. Допустим, пригласили человека в дом, где он еще не был ни разу. А там, естественно, зеркало. Конечно, местный распорядитель может не глядя взять в труппу первого безработного, но в приличных зеркалах так не делают. Следует вызов. Прибывает гастролер — желательно, отражающий данного человека не первый год. И пока он исполняет гостя, кто‑то (чаще всего, сам распорядитель) присматривается к его работе, а затем отправляется на биржу, где, исходя из увиденного, подбирает нечто подобное — на будущее.

По сути, вызов — это еще и признание твоего мастерства, так что недовольство Василия было, без сомнения, напускным. Польщен был Василий.

— Мужики! — жалобно позвал некто незримый. — А можно я тоже с вами разок в картишки сгоняю? — И рядом со столом робко возникло нечто бледное, вполне человекообразное, хотя и лишенное каких бы то ни было индивидуальных черт. Оно колебалось и подрагивало, готовое растаять в любую минуту — при первом возражении.

— Слышь! — сказал юноша, нервно тасуя карты. — Еще я с обслугой в дурака не играл! Партнер, блин!

Призрак смутился, стушевался. Вообще следует заметить, что отражения людей (или как они себя именуют — персоналии) к невидимым своим помощникам, этому пролетариату зазеркалья, относятся несколько пренебрежительно. Если кого и уважают — то только распорядителя. Ибо распорядитель, хотя и незрим, а отвечает за отразиловку в целом. Поэтому ссориться с ним, ей‑богу, не стоит. Он ведь имеет право и от зеркала отлучить…

С прочими же невидимыми тружениками — теми, что ведают неодушевленными предметами — персоналии в большинстве своем не церемонятся.

— Да я — ничего, я — так… — пробормотал призрачный пролетарий, истаивая окончательно. — Пока, думаю, нет никого…

— Не в этом дело, — хмуро заметил дядя Семен. — Просто незачем тебе к видимости привыкать. Ну вот сыграл ты с нами в карты разок, другой… А потом, не дай бог, забудешься да и проявишься по старой памяти — прямо в павильоне! Да еще в таком виде! Это ж разрыв сердца патентованный…

В отличие от более молодых собратьев по ремеслу, толстый дядя Семен с обслугой беседовал запросто. Учитывая древность своего происхождения (в Коринфе, чай, начинал — не шутка!), ко всей этой юной поросли, зримой и незримой, он относился совершенно одинаково.

— А что, и такое было? — поинтересовался юноша.

— Ты это насчет чего?

— Н‑ну… забылся — и проявился…

— Еще как! — всхохотнул ветеран зазеркалья. — На моей только памяти — раза четыре, если не больше! Все эти байки о привидениях, думаешь, откуда пошли? Обслуга шкодила.

— И что им за это?

— Вышибут из зазеркалья — и все дела! Иди вон облака по озеру взад‑вперед тягай… Ладно, сдавай.

Юноша раздал карты.

— Ну, нас тоже за такие штучки гоняют… — заметил он с важным видом. — Только на святки и оттянешься… — Что‑то, видать, вспомнил и ухмыльнулся от уха до уха. — Прибегают под Рождество с соседнего стеклышка. «Слышь, — говорят, — там у нас хозяйка на старости лет совсем ума лишилась, суженого хочет в зеркале увидеть. Иди, покажись». Ну, я — чего? Пошел, показался. Смеху было! Представляешь: семьдесят лет карге — и вдруг моя морда…

— На святки — можно… — глубокомысленно подтвердил дядя Семен, изучая карты. — Ну‑с, а вот мы вам сейчас…

— С туза… — отчаянно прошелестело сзади. — С туза зайди…

— А ты, чем советы давать, — веско молвил дядя Семен, заходя с девятки треф, — лучше столом займись, если делать нечего. От ножек скоро вон одно воспоминание останется…

Действительно, кончики ножек уже начинали понемногу таять и распадаться. Да и углы столешницы тоже. Изъятая из зеркала неодушевленка долго не живет.

Ветеран зазеркалья наконец‑то выиграл — и повеселел.

— Отыгрываться будешь? — спросил он.

— Хватит, надоело… — Юноша отложил колоду. — Дядя Семен! А как там оно было… в Элладе?

— Н‑ну… — Ветеран в затруднении огляделся. — Как тебе сказать, Егор? Зазеркалье — оно и в Древней Греции зазеркалье. Поменьше, правда, помутнее, да и отлив другой… Такое, знаешь, смугловатенькое… Ну, понятно! Зеркала‑то из чего делали? Медь, бронза…

— Да нет, я не о том! Кого ты там отражал‑то?

— Хм… — Ветеран с самодовольным видом огладил черные мешки под глазами. Словно усы расправил. — Отражал, Егорка, отражал… Кого только не отражал! Люди были — нынешним не чета. Аминокл, сын Кретина — слыхал про такого? — Сдвинул брови, покосился на радостно осклабившегося Егора. — Да ты не скалься, не скалься! Смешно ему! Этот Аминокл, между прочим, когда флот Ксеркса разбился, такое состояние нажил, что другим и не снилось…