Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище - Карен Ли Стрит Страница 2

– Прекрасно, не правда ли? – заметил я, указывая на толстый ледяной покров, искрившийся на ветвях деревьев, на крыше дома и на укрытой снегом земле.

– Этим веткам, скорее всего, не выдержать, – сказала Мадди, кивнув в сторону высокого вяза, – а когда снег начнет таять, мы потеряем и кое-какие из деревьев поменьше.

Взглянув на тонкие деревца, изящно изогнувшиеся под тяжестью льда, я понял, что мрачные предсказания Мадди, скорее всего, верны, и несколько пал духом, однако в этот момент на порог вышла моя жена Вирджиния, моя дорогая Сисси, и на сердце снова стало легко и радостно.

– О, Эдди, какое великолепие! Совсем как в царстве фей!

Плечи жены украшала та самая пейслийская [2] шерстяная шаль, что я привез ей из Лондона, красота коей никак не могла соперничать с ее собственной. Павший на ее каштановые локоны солнечный свет заставил их заиграть глянцевитыми медными отблесками, словно бы проявив тот разноцветный глянец, что сокрыт в оперении птиц.

– Именно то же думал и я во время прогулки. Просто волшебно, не так ли?

Поспешно поднявшись на крыльцо, я заключил Сисси в объятия.

– Да ты же совсем замерз!

С этими словами она потянула меня в теплую кухню, где в печи бушевал огонь, а на плите грелись овсянка и кофе.

– Расскажи, что ты сегодня видел у реки, – сказала она, накрывая мне завтрак. – Мне так не хватает наших прогулок! Еще немного, и я с ума сойду, сидя здесь, взаперти!

– Река прекрасна – полностью замерзла, сверкает на солнце, а ветви деревьев по берегам все до единой скованы льдом. Однако, – поспешно добавил я, видя тоску в ее взгляде, – вся эта красота крайне коварна. Несмотря на башмаки, я оскальзывался и падал не менее полудюжины раз. Какой урон для моего достоинства!

– Думаю, ты преувеличиваешь, чтоб мне было не так обидно!

– Ничуть! И не грусти: весна не за горами. Уж лучше немного потерпеть, чем сломать ногу и провести взаперти, в четырех стенах, еще месяц, а то и больше.

– Я не настолько хрупка, как кажется вам с мамой. И вполне могла бы пройтись по заснеженному речному берегу без всякого вреда для себя.

– Коварен скорее не снег, а лед: его куда труднее разглядеть под ногами, а чтоб не поскользнуться – хоть кошки надевай. А между тем ты вовсе не так крепка, как утверждаешь.

Дабы лишить истину своих слов острого жала, я поцеловал жену в щеку. Сложением Сисси и впрямь обладала хрупким, но искренне сердилась, когда я либо Мадди пытались, как она выражалась, «пылинки с нее сдувать».

– А еще сегодня у реки на моих глазах разыгралось необычайное представление, – добавил я. – Просто-таки… птичья война!

Рассказ о столкновении канюка с филином Сисси слушала, точно завороженная.

– Как все это странно и чудесно! Даже не знаю, кому бы желала победы, филину или канюку. Пожалуй, все-таки филину. Совы да филины – столь загадочные, таинственные ночные создания… и как это, должно быть, волнующе – увидеть одного из них при свете дня!

– Но ведь и красноплечий канюк великолепен, – возразил я. – Такой смелый, отчаянный малый, и как элегантен: пестрые перья, желтые когти и клюв!.. И как величаво парит в облаках, в токах теплого воздуха!

– Однако виргинский филин столь же прекрасен на вид. Золотистые глаза, полосатые, будто тигриная шкура, перья, и кажется необычайно мудрым! Думаю, это из-за тех перьев над глазами, что так похожи на брови.

– Этак ты вскоре заставишь его щеголять в жилетке, с моноклем в глазу, да дымить пенковой трубкой, точно мудрого гнома из детских сказок, – улыбнулся я. – Ну, а что скажешь о плутовке-пересмешнице, о голубой сойке? Как по-твоему, каковы могли быть ее побуждения? Ведь это же она посеяла меж ними вражду.

– Самосохранение, – поразмыслив, ответила Сисси. – Сойка ведь понимала, что легко может стать завтраком и для канюка, и для филина, вот и решила стравить их друг с дружкой. Если ей повезет, ни тот ни другой, опасаясь новой встречи с заклятым врагом, не вернется туда, на берег Скулкилла, а значит, ее гнезду на том дубе больше ничто не грозит.

Объяснение жены выглядело вполне правдоподобным, и посему привело меня в великолепное расположение духа. Утренние впечатления были настолько странны и ярки, что я едва не принял происшедшее за дурное знамение, каким-то непостижимым образом связанное с ужасающей посылкой, оставленной кем-то на нашем парадном крыльце неделю тому назад.

Между тем Сисси слегка задрожала и плотнее закуталась в шаль.

– Идем, посидим в гостиной? Мадди затопила камин, а мне хотелось бы сыграть тебе одну вещицу.

– Разумеется, дорогая.

Стоило мне следом за Сисси пройти из кухни в гостиную, Катарина, свернувшаяся калачиком в моем кресле, подняла взгляд, выгнула спину и потянулась, но насиженного места не оставила – просто позволила мне присесть и снова свернулась калачиком, уже у меня на коленях. Дважды моргнув на меня зелеными глазами, кошка вновь погрузилась в дрему и довольно замурлыкала. Моя ладонь легла на черепаховый мех ее спинки, а пальцы Вирджинии коснулись струн, извлекая из них первые ноты.

– Как-то утречком весенним прогуляться вышел я,Чтоб послушать птичий щебет да рулады соловья,Вижу: юная девица нежным голосом поет:«Там, за тем кустом зеленым, он меня смиренно ждет».

Узнав эту народную песню, я улыбнулся, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Как же приятно было слушать голос Сисси, сопровождаемый мурлыканьем Катарины! Жена чудесно играла на фортепьяно, однако стоило ей взяться за арфу – и душа моя неизменно воспаряла к небесам.

– Не нужны мне ленты, юбки, и сорочка не нужна.Идти замуж ради шелка? Не настолько я бедна!Обещаешь быть мне верен до доски до гробовой?Так и быть: любовь забуду, назовусь твоей женой.

Наслаждаясь стихами, я принялся безмолвно, не нарушая красоты голоса Сисси собственным, подпевать жене. Едва песня завершилась, рядом захлопали в ладоши. Открыв глаза, я увидел в соседнем кресле тещу. Целиком сосредоточившись на пении Сисси, я даже не заметил ни ее прихода, ни появления на столе, совсем рядом со мной, конверта и пары свертков в коричневой оберточной бумаге.

– А ты уж думал, мы обо всем позабыли, – со смехом воскликнула Сисси. – Мама не верила, что ты поддашься на нашу хитрость, но, судя по твоему взгляду, сюрприз удался.

– В самом деле, любовь моя. И ваша жестокость радует меня не меньше, чем вас самих.

Признаться, я сам запамятовал о собственном дне рождения, но, дабы не портить их розыгрыша, ни словом о сем не заикнулся. Жена (ведь ей-то всего двадцать один) от души радовалась всем этим годовщинам рождения и прочим праздникам, находя в них лишь повод порадовать любимых, но я в свои тридцать пять только тревожился обо всем том, чего еще не достиг.