Выжившие - Ханна Джеймесон Страница 2

День Восьмой

Погода не меняется.

Я хотел отправиться на прогулку вокруг отеля и на лестнице обнаружил двух человек, покончивших с собой: они повесились на лестничной клетке. Двое незнакомых мужчин. Мы с Диланом, главой службы безопасности отеля, похоронили их напротив главного входа. На траурной церемонии к нам присоединились несколько человек со свечами.

После похорон я спросил Дилана, не собираются ли нас эвакуировать. Он ответил, что нет – наверное, нет, – но он не хочет никого пугать. А тем временем мы все живем по более-менее сложившемуся распорядку: спускаемся в ресторан на завтрак и ужин, а остальное время прячемся в своих комнатах.

Интересно, если ядерные удары все еще продолжаются, доберутся ли они в ближайшем будущем до нас. Может, оно и к лучшему, это незнание того, с чем мне не справиться.

Сегодня первый день, когда я осознал, что, вероятно, никогда больше не увижу Надю, Рут и Марион. Или моих родителей, моих студентов, моих друзей. Даже знакомых коллег, приезжавших на конференцию. Они ушли из моей жизни.

Меня подташнивает, и трудно сказать, от радиоактивного отравления или нет.

От радиоактивного отравления до сих пор никто не умер.

Никто за нами не придет. Эвакуации точно не будет.

Утром Дилан и еще двое мужчин ушли с охотничьими ружьями и вернулись с оленем. Предполагается, что какое-то время мы проведем здесь, в отеле. В ресторане за завтраком я пересчитал всех по головам, получилось двадцать человек. Среди них по крайней мере два маленьких ребенка и одна пожилая пара, один из супругов почти глухой.

И это все остатки человечества? Неужели я последний выживший, кто ведет записки о конце света? Не уверен, что тем, кто уже умер, хуже.

Погода не меняется.

В отеле есть врач. Имени пока не знаю.

Только знаю, что у нас есть врач, потому что сегодня на лестнице покончила с собой одна француженка. Связав шнурки, она бросилась с лестницы, держа на руках маленькую дочь. К сожалению, врач ничем не могла помочь матери, но ребенок выжил. Японская пара забрала девочку к себе.

Я еще раз поговорил с Диланом. В конце недели он собирается отключить на верхних этажах газ и электричество. Неизвестно, на сколько нам хватит и того и другого, поэтому электричество и газ лучше экономить, чтобы мы не лишились возможности хранить продукты замороженными и готовить пищу.

Ранее, за ужином, по этому вопросу у нас прошло небольшое голосование. Дилан объяснил ситуацию с продуктами, все проголосовали «за», и в номерах электричество и газ отключили. Сейчас начало июля, но я сразу заметил, как теперь стало холодно.

С собой покончили еще двое. Пожилая пара шагнула из окна одного из верхних этажей. Их трудно судить, учитывая обстоятельства, если забыть о мучениях, через которые мы прошли, пока обмывали их и хоронили.

Обратил внимание, что за едой люди стали по-настоящему разговаривать друг с другом. До сих пор такого не было.

Не знаю, почему мне запомнилась одна женщина – молодая блондинка. Среди участников конференции ее не было. Среди оставшихся она, похоже, единственная американка и предпочитает держаться в стороне, и мы еще не общались.

Патрик живет в одном из соседних номеров. Иногда он быстро ходит взад и вперед по коридору прямо за моей дверью. Немного напрягает, когда ночью слышишь шаги.

Бармен, молодой австралиец, сказал мне сегодня: «Я представлял себе ядерную войну совсем по-другому, здорово, что здесь есть бесплатный бар».

Прошлой ночью я точно слышал, как кто-то играет на гитаре. Я вышел пройтись по коридору, что уже само по себе пугало даже при свете свечи, и попробовал определить, из какого номера доносится музыка. Но ничего не получилось. Я просто никого не обнаружил. Тринадцать этажей, почти тысяча номеров, и я не встретил и не услышал ни одного человека. Отель оказался намного больше, чем я предполагал. Он заставляет чувствовать себя неуютно.

Дорогая Надя!

Прошел уже месяц, но не знаю, прочтешь ли ты когда-нибудь эти строчки. У меня даже нет уверенности, что ты жива. Но пока есть хоть самый маленький шанс, что ты прочитаешь эти записки, я хочу, чтобы ты знала: ты всегда заслуживала гораздо лучшего мужа, чем я. Возможно, в конце ты и сама поняла это.

Жаль, что даже во время конца света меня не было рядом. Я опять опоздал! Мне всегда не хватало умения оказываться в нужном месте в нужное время. Сожалею, тебе пришлось пережить так много моих неудач. В наших детях все самое лучшее – от тебя.

Прошу, берегите себя изо всех сил и так долго, как только можете.

Прости, я думал, что у нас еще есть время.

Я люблю тебя. И никогда не перестану любить. Обещаю, я вернусь к тебе, даже если это будет другая жизнь.

Некоторое время я оставался в номере, слишком подавленный, чтобы писать или видеть других людей. Сегодня впервые за неделю я вышел на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом.

Я спросил о небе бармена, которого зовут Натан, и он согласился, что облака действительно странного цвета.

– Ржавые, – сказал он.

Таня, наш врач, только что вернулась с пробежки в ближайшем лесу. Она остановилась рядом с нами, заметив наши устремленные в небо взгляды. Было холодно. Никто из нас не захватил с собой достаточно теплой одежды, чтобы с комфортом пережить резкий конец нашего лета и человеческой цивилизации.

– Вы говорите об облаках? – спросила она.

– Да, странные, правда? – отозвался Натан.

– Они оранжевые. – Она прикрыла глаза ладонью, словно защищая их от солнца. Привычка из прошлого.

– Рад, что не только я вижу их такими, – заметил я. – Сначала подумал, что от нервного потрясения.

– Думаете, они такие… э-э, от радиации? – поинтересовался Натан.

– Нет, – уверенно ответила Таня. – Такой цвет, скорее всего, из-за всякого мелкого мусора и запыленности от взрыва. Если бы на нас упал астероид, выглядело бы так же.

Некоторое время мы молча смотрели на оранжевые облака, а потом Таня, замерзнув, поёжилась.

– Жутко все это, – проговорила она, направляясь внутрь. – Скоро начнут умирать деревья.

Погода не изменилась.