Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков Страница 2

– Тебе не нравится?

– Нравится… Очень… Ой, Вадька! Что ж мы с тобой делаем-то?

– Ничего такого. Просто целуемся.

И снова поцелуй – затяжной, глубокий – и трепет юной красавицы, и горячая кожа под тонким крепдешиновым платьем… И глаза – серо-палевым жемчугом…

Полина! Полина!

Обнять! Крепче прижать к себе… Расстегнуть платье… Ага! Попробуй-ка расстегни – никакой молнии и в помине нет – пуговицы! Смешные тугие пуговицы…

– Подожди… – томно дыша, девушка повернулась спиной. – Расстегивай… ну, давай же, не жди! Но помни – мы просто целуемся!

– Конечно…

Пробежались пальцы… Поцелуй в нежное плечико, теперь – меж лопатками, теперь…

– Это что ж вы такое тут творите-то, а?

Мамаша пришла! Точно! Эх, дверь-то позабыли закрыть, дверь…

Дверь скрипнула под дуновением ветра… Нет, не дверь – это окно. Хотя – какое, к черту, окно? Окно Павел еще месяц назад поставил пластиковое – вот как раз сюда, в мансарду, старое-то уж совсем скособочилось.

Так что же тогда скрипит? Или это внизу, на крыльце? Пришел кто-нибудь? Ладно, подождут.

Сняв с головы металлическую сетку – антенну, Павел отсоединил от компьютера электроды и взглянул на экран.

Пятнадцать минут сорок семь секунд чистого времени! Вот это удача! Так долго еще никогда не удавалось, не получалось настроить резонансные колебания, впрочем, настроить-то можно было, а вот удержать… И все-таки – пятнадцать минут! Почти шестнадцать. А ведь еще на той неделе и одна минута за великое счастье. А теперь – пятнадцать! Шестнадцать почти. Если дела так и дальше пойдут…

– Хозяин! Эй, хозяин!

Ну, точно, кричали внизу, с крыльца. Принесла кого-то нелегкая. Может, электрики? Но те вроде должны были бы на той неделе заглянуть.

Подойдя к окну, Павел распахнул створку и свесился вниз, увидев на крыльце двух незнакомых парней лет по двадцати или около того. Оба в резиновых сапогах, в грязных джинсах, один – толстоморденький – в красной баскетке.

– Нам бы проводку проверить.

Ага – электрики все же.

– Сейчас спущусь. А я вас через неделю ждал.

– Так у нас это… в планах окно появилось, вот думаем – осмотрим пораньше. А то потом осень, дожди, грязь. А кому охота по грязи шляться?

– Это верно, никому… – спустившись по узкой лестнице, Павел гостеприимно распахнул дверь. – Проходите.

Несмотря на молодость и общий дебиловатый вид а ля «реальные пацаны», электрики оказались весьма вежливыми, даже на пороге разулись.

– Мы у вас немножечко тут посмотрим…

– Смотрите, смотрите.

Парни управились быстро, да и что тут было смотреть – старая дача в две комнаты с печкой и мезонином, ну, телевизор с ресивером, ноутбук на столе.

– В мансарде есть что?

– Нет, нет, – Павел улыбнулся как можно беспечнее. – Там даже розетки нет.

– Ну и ладно, – покладисто кивнул тот, что в красной баскетке, похоже, он был в этой паре за главного – напарник-то за все время визита ни словечка не проронил.

– Хозяин, вы завтра целый день дома будете?

– А что? Что-то не в порядке?

Поправив баскетку, мордастенький улыбнулся:

– Да с нашей стороны никаких претензий нет, просто пожарник просил узнать – Леха. Он-то тоже обход задумал. Чтоб до осени, не по грязи. Так завтра-послезавтра как? Не уедете?

Павел рассмеялся, потеребив небольшую бородку, придававшую ему вид типичного «антилигента». Ой, как не любила эту бородку Полина, все время заставляла сбривать. Эх, Полина, Полина… и черти тебе тогда понесли… в гололед. Ну да, осторожно всегда девочка ездила, да и резина новая, зимняя… это у нее. А вот у того грузовика… Не ты – так тебя!

– Лехе-пожарнику передайте – завтра пусть не приходит, – подумав, промолвил молодой человек… молодой – если так назвать тридцативосьмилетнего кандидата наук, да не каких-нибудь – а физико-математических, да еще и технических в придачу! Наверное – все-таки можно, Павел Петрович Ремезов всегда выглядел подтянуто и моложаво, особенно когда Полина еще была жива… а тому уж полтора года… Да и что там говорить – тридцать восемь лет – для кандидата наук – не возраст! Именно что – молодой. Бородка и очки – для чтения, вдаль-то Павел и без них неплохо видел – его, конечно, старили… так, слегка.

– Кстати, господа электрики, – вспомнив, Ремезов стукнул себя ладонью по лбу. – А скачка напряжения случайно сегодня не было? Ну, вот только что, буквально минут двадцать назад.

– Скачка? Не, не было… вроде…

Быстро попрощавшись, парни-электрики ушли, мордастенький аккуратно закрыл за собою калитку. Павел прошелся по саду, не большому и не очень ухоженному – именно такой и должен был олицетворять матушку-природу. Недавно прошел дождь, и пахло мокрицей, а, может, и какой другой травою, Ремезов не очень-то вникал в огородно-сельскохозяйственные дела; дача эта – километрах в ста от Смоленска – досталось ему, в общем-то, случайно, от двоюродной тетки, о существовании которой племянник, к стыду своему, и думать давно забыл, а тетушка, видать, помнила, завещала домик, так кстати теперь пригодившийся. Вообще-то, институт находился в Москве, обычный «почтовый ящик», из тех, что не полностью исчезли в девяностые, и ныне приносящий неплохую прибыль. Здесь же, на даче, Павел, подсуетившись, устроил неплохую лабораторию по изучению психо-физических резонансных воздействий. Установил необходимые приборы, компьютеры, все, что нужно – и, кстати, именно тут ему и повезло! Шестнадцать минут – еще бы!

Испускаемые мозгом колебания, которыми занимался Ремезов, изучались на стыке наук – физики общего энергетического поля, физиологии, медицины, исторической психологии, – обычному ученому трудно было бы сделать в этой области хоть какие-то открытия. Правда, вот Ремезов все же был не обычный, а из тех, что не так давно именовались энциклопедистами. Физики, психология, медицина – казалось бы, что между ними общего? А вот есть, оказывается – явление психо-исторического резонанса, изучаемого Павлом не само по себе, а комплексно, в свете общей теории поля, разрабатываемого когда-то еще Эйнштейном. Кстати, сам великий физик еще в двадцатые свернул все работы по этой теме, как говорят – ужаснувшись возможных последствий. Ремезова же последствия вовсе не ужаснули, наоборот – обрадовали… и потрясли до такой степени, что, полностью отдаваясь работе, он на какое-то время забывал Полину.

Полина…

Войдя в дом, молодой человек уселся на диван, перед стоявшим на круглом – тетушкином еще – столе портретом. Черно-белым, в строгой деревянной рамке – Павел с детства еще увлекался фотографией – ФЭДами, «Сменами», «Вилиями», да и сейчас «цифру» лишь на работе признавал, считая, что для души лучше обычная черно-белая пленка, а к ней – красный фонарь, фотоувеличитель, ванночки. Ничто так нервы не успокаивает, как обычная фотопечать, когда в красном приглушенном свете на листе фотобумаги под тонким слоем разведенных в воде реактивов вдруг начинают появляться какие-то контуры, фигуры, быстро приобретающие знакомый облик. По сути – волшебство какое-то, даже для кандидата наук! Волшебство, знакомое с детства.