Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит Страница 2

Он знал, что к ночи будет смеяться, хихикать и пускать слюни в одной из Умирающих комнат, куда прятали отбракованных, чтобы проредить человеческий род, или станет старейшим землевладельцем на планете, Главным наследником Пастбища рока. Ферму спас тридцатидвухкратный прадед Рода, который купил ледяной астероид, обрушил его на ферму под бурные протесты соседей и научился хитрым трюкам с артезианскими скважинами, благодаря чему у него трава росла, а соседские сине-зеленые поля осыпались пылью. Макбаны сохранили саркастическое старое название своей фермы, Пастбище рока.

Род знал, что к ночи ферма будет его.

Или он будет умирать, хихикая, в камере смерти, где люди оканчивали жизнь со смехом, ухмылками и весельем.

Он понял, что напевает традиционную севстралийскую песенку:

Убиваем, чтобы жить, умираем, чтоб расти, —Вот по этому пути должен мир идти!

Он заучил самим костным мозгом, что его мир – особенный, тот, которому завидуют, который любят, ненавидят и боятся по всей галактике. Он знал, что был из числа особенных людей. Другие человеческие расы и виды растили урожай, или производили пищу, или разрабатывали машины и делали оружие. Севстралийцы не занимались ничем подобным. Из своих сухих полей, редких источников и огромных больных овец они добывали само бессмертие.

И продавали его по очень высокой цене.

Род Макбан немного прошелся по двору. У него за спиной стоял его дом. Это был сруб из бревен даймони – вечных бревен, которые нельзя распилить, которые твердостью превосходят все ожидания. Их купили комплектом в тридцати с лишним планетарных прыжках от Старой Северной Австралии и доставили световыми парусниками. Сруб представлял собой крепость, не подвластную даже крупнокалиберному оружию, но по-прежнему оставался срубом, незамысловатым изнутри, с передним двором из слежавшейся пыли. Последние алые отсветы рассвета переходили в день. Род знал, что далеко ему не уйти.

Он слышал женщин за домом, родственниц, которые пришли, чтобы постричь и привести его в приличный вид для триумфа – или иного исхода.

Они не знали, как много ему известно. Из-за его недуга они годами думали рядом с ним, полагая, что его телепатическая глухота постоянна. Увы, это было не так: он часто слышал вещи, не предназначавшиеся для него. Он даже запомнил грустную короткую поэму про молодых людей, которые по какой-то причине не прошли испытание и были вынуждены отправиться в Умирающий дом, вместо того чтобы стать севстралийскими гражданами и признанными подданными Ее королевского величества. (У севстралийцев пятнадцать тысяч лет не было настоящей королевы, но они верно придерживались традиций и не давали каким-то фактам сбить себя с толку.) Как там было в той поэме?.. В ней сквозило своеобразное, мрачное веселье.

Он стер свой след в пыли – и внезапно вспомнил всю поэму целиком. Негромко продекламировал ее:

Это обитель древнейших времен,Где старый дух печалью пленен,Где боль эпох реальна, как нож,У врат, что в Сад смерти ведут,Где те, что были, нас снова ждут.Из Сада смерти идет молодежь,Отведав геройский страх.Их речи дерзки, в могучих руках —Триумф, погибель, уход.Это обитель древнейших времен.Кто умрет молодым, сюда не войдет.Кто живет – тот знает, что бездна ждет,Старые духи сказали: таков закон.Из Сада смерти дивятся ониНа юные, смелые дни.

Ничего не стоило сказать, что они дивятся юным и смелым, но он еще не встречал человека, который не предпочел бы жизнь смерти. Он слышал о людях, которые выбрали смерть, – конечно, слышал, а кто не слышал? Но эти слухи передавались через третьи, четвертые, пятые руки.

Он знал, что некоторые говорили: ему лучше умереть, раз он так и не научился общаться телепатически и был вынужден по старинке говорить вслух, как чужаки из других миров или варвары.

Сам Род определенно не считал, что ему лучше умереть.

На самом деле иногда он смотрел на нормальных людей и гадал, как им удается жить под постоянную глупую болтовню чужих мыслей, проносящихся через их сознание. Когда его разум прочищался и он на время обретал способность «слыжать», сотни или даже тысячи чужих разумов обрушивались на него с невыносимой четкостью; он мог «слыжать» даже тех, кто считал, будто выставил телепатический щит. Затем милосердное облако увечья вновь окутывало его сознание, и он оставался в глубоком, бесподобном одиночестве, которому следовало бы позавидовать всем жителям Старой Северной Австралии.

Однажды его компьютер сказал ему:

– Слова «слыжать» и «говрить» – искаженные «слышать» и «говорить». Вслух их всегда произносят, повышая тон на втором слоге, словно задают вопрос, с изумлением и тревогой. Они относятся только к телепатическому общению между людьми или людьми и недолюдьми.

– Что такое недолюди? – спросил он.

– Модифицированные животные, которые говорят, понимают речь и обычно выглядят как люди. От цереброцентрированных роботов они отличаются тем, что роботы созданы на основе реального животного разума, однако состоят из механических и электронных реле, в то время как недолюди полностью сделаны из земной живой ткани.

– Почему я ни разу их не видел?

– Им запрещено посещать Севстралию, если только они не состоят на службе министерства обороны Содружества.

– Почему мы называемся Содружеством, а все прочие места – мирами или планетами?

– Потому что вы, люди, являетесь подданными английской королевы.

– Кто такая английская королева?

– Она правила на Земле в Древнейшие дни, более пятнадцати тысяч лет назад.

– А где она сейчас?

– Я же сказал, что это было пятнадцать тысяч лет назад, – ответил компьютер.

– Я понимаю, – сказал Род, – но если уже пятнадцать тысяч лет не было никакой английской королевы, как мы можем быть ее подданными?

– Я знаю ответ в человеческих словах, – сообщила дружелюбная красная машина, – но не вижу в нем смысла, а потому процитирую его тебе так, как мне его сказали люди: «Она вполне может объявиться в один чертов день. Кто знает? Это Старая Северная Австралия среди звезд, и какого черта нам не ждать нашу собственную королеву?» Может, она была в отъезде, когда Старая Земля протухла. – Компьютер издал несколько странных древних щелчков и с надеждой произнес своим бесстрастным голосом: – Ты не мог бы это переформулировать, чтобы я запрограммировал данную информацию в своем узле памяти?

– Для меня она ничего не значит. В следующий раз, когда смогу слыжать чужие мысли, попробую выцепить это из чьей-нибудь головы.