Медиум - Михаил Злобин Страница 2

Но это все происходило потом. А в первый раз, когда все-таки подтвердился весь пересказ, слышанный мной от жертвы убийства, меня посчитали соучастником преступления и закрыли в следственном изоляторе на четыре дня. Галиуллин же, между прочим, в числе первых инициаторов был. И если б не мое железобетонное алиби, которым я осмотрительно озаботился заблаговременно, то даже не берусь предполагать, чем бы закончилась вся эта история.

Ну и поскольку репутацию невозможно выстроить из одного-единственного кирпичика, в дальнейшем мне еще не единожды приходилось помогать полиции вообще забесплатно. Это было что-то вроде частных консультаций, после которых некоторые далеко не рядовые служащие даже получили на свои погоны новые звезды. За эксплуатацию моего труда некоторые даже опрометчиво обещали вернуть мне должок, о чем я, к их вящему неудовольствию, ни на секунду не забываю и по сей день.

С тех пор прошло уже много лет, но наши хорошие (я бы даже сказал, почти дружеские) отношения с Дамиром не только сохранились, но и даже окрепли. Поэтому от этого человека вдвойне неприятно было выслушивать подобные заявления.

Я даже ничего не стал отвечать ему, а лишь вопросительно изогнул бровь, как бы спрашивая: «А ты не охренел ли, родной?» Этого оказалось достаточно, чтоб Галиуллин сразу сник.

– Кхе… извини, Серега, – пошел он на попятную. – Перегнул, виноват. Просто дело такое до ужаса щекотливое. Меня уже Сухов обещал в капитаны разжаловать с переводом в участковые, вот я и сказанул глупость на нервяке.

– Хорошо, что ты это сам понял! – не стал я сердиться на майора и преувеличенно бодро хлопнул того по плечу. – Ты же знаешь, что я жутко не люблю, когда мои альтруистические порывы начинают вменять мне в обязанности. Еще бы пришлось напоминать тебе, что происходит, когда кое-кому фуражка голову отдавливает и этот «кто-то» вдруг начинает считать меня своим подчиненным, да, Дамир?

Последнюю фразу я произнес с нажимом, открыто намекая на один неприятный конфликт, который разгорелся между нами в прошлом. Тогда Галиуллин тоже вдруг с чего-то посчитал, что имеет моральное право давить на меня и даже что-то требовать. Завершилось все тем, что мы в пух и прах разругались, разорвав любое сотрудничество. В конечном итоге все же Дамир повинился, признав свою неправоту, но ему потребовалось на это несколько недель. И вспоминать этот эпизод он откровенно не любил.

– Ну хватит уже, чего ты сразу заводишься? – поморщился он от не самых позитивных воспоминаний.

– А это чтоб ты не расслаблялся, государев человек! С вашим братом иначе нельзя, на шею садитесь. А то в следующий раз вообще по тарифу ценник выкачу!

Насладившись редким зрелищем пристыженного майора, я все же с великодушным и прощающим видом махнул рукой.

– Ладно, веди уже. Где там мой клиент?

– Клиент, блин… опять эти твои шуточки… – пробурчал себе под нос Дамир, указывая дорогу к жертве очередного убийства.

Пройдя по выкрашенным какой-то грязно-коричневой краской коридорам, в которых буквально каждая деталь кричала о принадлежности к казенному дому, мы вошли в одно из помещений, стены которого украшала отвратительная зеленая кафельная плитка.

– А почему труп все еще в секционной? – спросил я, разглядывая полупустое помещение. Тут, помимо привезенной каталки с накрытым простыней телом, стояли только два пустых патологоанатомических стола и несколько медицинских стеклянных шкафов с множеством специфических инструментов и склянок.

– Ну так… для тебя ж специально все устроили! Не у холодильников же торчать, мерзнуть.

Майор попытался изобразить беззаботность, но я где-то на грани восприятия уловил от него нотки смущения.

– Вы что, – ехидство в моем голосе было чуть ли не осязаемым, – опасаетесь, как бы я и с остальными жмуриками парой фраз не перекинулся?

– Вот что ты за человек, Секирин? Ерунду говоришь всякую! Да ну тебя!

Дамир в сердцах махнул рукой, показывая всю глубину своего почти неподдельного возмущения от подобных обвинений. Но, во-первых, я слишком давно его знал, чтобы он мог так легко меня обмануть, а во-вторых, моя способность ощущать эмоции других людей теперь уже явно просигнализировала о том, что он сильно смутился. Хм… значит, не показалось, и правда опасаются.

И, судя по реакции Галиуллина, он прекрасно понял, что, несмотря на мой полушутливый тон, я обо всем догадался верно и выводы об уровне доверия сделал соответствующие. Однако сам он выглядел почти извиняющимся, всем своим видом показывая, мол, извини, приятель, служба такая. Хочешь узнать больше – надевай китель. И пробивающийся сквозь мое восприятие легкий флер ощущаемой им вины явно намекал, что он очень стыдится такой демонстрации недоверия. Однако я даже на него и не думал обижаться. Я ж прекрасно понимаю, над ним сидит начальство, с которым спорить себе дороже. Да и чужих секретов мне и задаром не надо. Давно уже наученный, что от них сплошные проблемы. Так что я абсолютно не имел никаких претензий к майору, что и поспешил тому продемонстрировать.

– Ладно тебе обиду вселенскую изображать, – добродушно хмыкнул я, – ты лучше скажи уже, чего хочешь вот у него спросить? – кивок головы в сторону тела.

– Ох-хо-хо! Тут не так все просто, Сергей, – охотно переключился на волнующую его тему полицейский. – Спросить-то я хочу многое, но вот утвердили мне только очень ограниченный перечень. – Он протянул мне листок с распечаткой общих и донельзя размытых вопросов. – И очень прошу, не любопытствуй лишнего, ага?

– Дамир, расслабься! Я все понимаю, чай, не на детский утренник пришел. Секретность, уровни допуска и прочая ваша служебная шелуха мне прекрасно знакома, – не глядя похлопал я майора по погону, не отрываясь от изучения переданного мне листа бумаги. – Да и ты не забывай, с какими людьми мне работать приходится. Если б не умел держать язык за зубами, давно бы «выбыл» из бизнеса.

Свою последнюю фразу я для наглядности сопроводил жестом, проведя ладонью по горлу, однако Галиуллина мои заверения совсем не успокоили.

– Знаю, Серега, знаю! Будь на твоем месте кто-либо другой, я бы вообще не рискнул под это дело вписываться. Ты просто не представляешь себе, интересы каких людей затронуты в этом деле. Вся эта затея организована сугубо под мою ответственность, и если хоть что-то пойдет не так, хоть вот настолько, – он показал мне микроскопический зазор между пальцев, – то первой оторвут именно мою башку. Вот такой здесь расклад, без всяких прикрас…

Переваривая услышанное, я мысленно выругался. Нет, ну нельзя же так! Это как подойти к человеку и сказать: «Не думай о белой обезьяне!» И первое, что этот гипотетический человек сделает, это обязательно о ней подумает. Так что теперь работать нужно будет втройне осторожно, чтобы и правда не зацепить ничего лишнего у покойника. Истинность изречения «Во многих знаниях многие печали» я успел познать на себе уже неисчислимое количество раз, так что наступать на эти грабли я больше не намерен. И я ведь профессионал, мать твою за ногу! Я же все смогу! Наверное…