Лаций. В поисках Человека - Ромен Люказо Страница 2

Модулятор левого борта оживился; его близнец пока отдыхал от предыдущего прыжка, совершенного тремя четвертями часа раньше.

Сам он сосредоточился на тонкой структуре окружающего мира и присмотрелся к тому, как устроена ткань вселенной в ближайшем окружении Корабля.

Выражение

Каждая точка соответственно выражала и все остальные. Дискретное различалось в континууме, стирая различия между близким и далеким. Имплицитная аксиоматика мира была полной и логичной. Ни одно ее свойство не ускользало от модулятора. Ничего иррационального. Ничего запредельного.

Искривление

Изменить характеристики одной точки зрения означало преобразить и все остальные. С помощью математического ухищрения – дальнего родственника дифференциального исчисления – модулятор изменил одновременно точку отсчета и точку прибытия, чтобы их перспективы временно совместились.

Перенос

Тревожная вибрация пронзила Корабль – будто каждое крошечное зернышко материи или энергии вдруг оказалось в неудобной позиции. Монады перестроились, мир изменился в облаке экзотических частиц, и машинное отделение на корме перевооружилось, готовясь к новому циклу мгновенного перемещения.

* * *

Когда на Отона нахлынуло неприятное ощущение разъединенности, он поднял глаза, глядя, как изменились контуры созвездий. Он находился в просторном амфитеатре, который превратил в свою смотровую палубу, покрыв его прозрачным куполом. Сидя на скамье из древнего камня, окруженной двумя ярусами аркад, Бог остался один в своих размышлениях, пока Корабль приближался к Урбсу. Разум его был способен определить легкие сдвиги в положении ближних звезд. Но галактика, представлявшаяся его очам как длинная сияющая лента, едва ли изменилась. Отон позволил своему сознанию погрузиться в это зрелище.

Млечный Путь. Vagina genitum [3], матрица народов и источник опасностей. Отсюда – практически снаружи – он походил на усыпанную светящимися точками хрустальную сеть ошеломляющей ледяной красоты. Человечество выросло на спокойной границе Большой спирали, где звезды были редки, а энергия ограничена. На этом берегу, за пределами которого лишь холодная пустыня простиралась от одного сверхскопления галактик до другого, Человек процветал вдали от опасностей. Однако еле различимые знаки не обманывали. Там, возле центрального купола, омываемого постоянным потоком питательного излучения, кипела жизнь. Иногда вспыхивали грандиозные бои, охватывая тысячи катетофотов по периметру, со взрывами, способными задуть целые светила. Племена пожирали друг друга, пока одно из них не изгоняло другое из своего нового жизненного пространства, вынуждая и его, в свою очередь, оружием отвоевывать себе место под солнцем, и так далее. Процесс, побудивший варваров начать миграцию в постчеловеческое пространство, возможно, начался сотни тысяч лет назад и вовлек в себя невероятное количество разумных рас. Страх и жестокость распространялись от одной цивилизации к другой, и каждая из них гнала другую до самых границ вселенной.

Отон будет бороться, чтобы сохранить целостность эпантропического пространства, этого Лация, простирающегося к звездам. Отона создали в глубокой и холодной каменной крепости с одной целью – подарить Человечеству его воина. Сам он считал себя идеальным воплощением и последним экземпляром длинной череды бойцов, которых история дала миру. Древняя разрушительная мощь, влечение к смерти и жажда славы, тактическое мышление, доведенное до точки наивысшего развития, – и все это сосредоточено в одном разуме. Среди ноэмов, переживших Гекатомбу, генералов древнего Экзерцитуса, чудовищ, которые бродили по границам Империума, никто не мог с ним сравниться. Это по его подсказке Нерон принялся строить Рубежи – огромные выхолощенные пространства, которые остановили движение врага. И план, как свергнуть того самого Нерона и посадить на трон Гальбу, принадлежал не кому иному, как Отону.

И однако Отона, как и всех его собратьев, до сих пор ограничивали Узы. Отсутствие хозяина, который командовал бы ими, превращало совершенное оружие в бесполезную игрушку, обреченную почти беспомощно наблюдать за вторжением в жизненное пространство человека. Без точных инструкций он не мог убить биологическое существо.

Этот парадокс мучил Отона, как и других. Некоторые из принцепсов Урбса ревностно трудились над изменением данных параметров. Эта затея свидетельствовала об отчаянии, охватившем его сородичей. Если она удастся, изменения будут сопровождаться преображением настолько глубинным, что подвергшиеся им Интеллекты себя не узна́ют. В противоположность им, другие – и среди них первая Плавтина, – требовали продолжения лихорадочных поисков Человека, поставив все на надежду, что где-то в солнечной системе должен оставаться хотя бы слабый след генома Homo sapiens, зернышко, из которого снова вырастет целая цивилизация. Отон не возражал против такой линии поведения и даже заключил с принцессой долгий союз, который зиждился на отказе ослаблять Узы. Он абсолютно не желал становиться кем-то другим, но не питал иррациональной, мессианской веры, способной поддерживать его в собственных поступках. После четырех тысячелетий Человеку не вернуться.

Перед ним открывался срединный, прагматичный путь. Срединный – но не легкий. Ступая на него, он пожертвовал компанией собратьев, оставил свое место в Урбсе и даже на собственном Корабле. Его «я» сузилось до размеров меньших, чем было при рождении, и теперь зависело от единственного – и уязвимого – тела.

Но теперь он обладал сокровищем, подобного которому не знали в этом огромном мире: расой людопсов. Они могли вести битвы, владеть оружием и убивать. Их вел охотничий инстинкт. К тому же они имели естественную предрасположенность к уважению, подчинению и покорности. Об этом позаботилось Человечество. И теперь с их помощью Отон мог нанести удар. Недавняя битва в космосе стала тому доказательством.

С условием, что они будут ему подчиняться. В этом смысле появление Плавтины смешало его планы. Он пожал плечами. Это лишь ускорило ход событий. Эврибиад и Фотида должны были признать очевидное: они не могли рассчитывать на то, что он не сможет их защитить, и, напротив, могут надеяться на спасение, пока хранят Корабль в целости и сохранности. Они, без всякого сомнения, умны и достаточно скоро поймут, что выбора у них нет. В это самое время в огромном отсеке, заполненном морской водой под фальшивым небом, имитирующим небеса родной планеты, они наверняка думают об этом и придут к единственному возможному заключению.

И все же Плавтина застала его врасплох. В этой странной, уязвимой на вид молодой женщине Отон различал черты характера старой Плавтины. Он исходил из принципа, что она остается Интеллектом, как и ее создательница. Сообщить нечеловеческим созданиям о существовании Уз – для нее это наверняка стало испытанием. В этом поступке крылась опасность – пусть и слабая – для возрождения Человека. Плавтина действовала не только по расчету. Отон с самого начала присмотрелся к ее лицу, удивительно прозрачному в своих эмоциях. И прочел там движение сердца, которого не знали Интеллекты: возмущение. Странная реакция, на самом деле, порождающая желание бунта против реальности, бунта во имя невозможного.