Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт Страница 2

Кристоф стянул с руки перчатку, наклонился, наполнил чашу вином и протянул Эльзе. Женщина сидела оцепенев, не в силах даже отказаться. Тогда гость вздохнул, сделал большой глоток и выплеснул остаток вина прямо на земляной пол.

–Что за паршивое пойло! Владелец виноградника должен отрубить себе руку за подобный урожай.

–Кто вы такой?– Голос Эльзы звучал так слабо, что Кристоф скорее угадал, чем услышал ее вопрос. Женщина перевела испуганный взгляд на гигантского пса и снова на его хозяина.

–Мое имя ничего вам не скажет, фрау Гвиннер. Говорят, в начале декабря вы признались, что сношались с самим дьяволом…

–Это не так.

–А потом забрали свои слова назад.

Эльза Гвиннер резко втянула воздух сквозь стиснутые зубы, словно испытывала боль от одного лишь воспоминания. Ее арестовали по обвинению в ведовстве тридцать первого октября, сразу после того как под стражу взяли сестер. Позже их освободили за недостатком улик, но в остальном удача отвернулась от семьи, в особенности от Эльзы.

Несмотря на внешнюю хрупкость, молодая женщина поразила городской совет своей стойкостью. Во время пыток она раз за разом повторяла: «Отец Небесный, прости им, ибо не ведают, что творят», и даже палач, в чьих искусных руках побывало много подлецов и лихоимцев, выказал ей уважение. Но в одном Эльза ошибалась: совет прекрасно знал, что творил. Отчаявшись добиться от жертвы признания с помощью тисков и страппадо, ее враги прибегли к последней мере – привлекли в качестве свидетеля ее семилетнюю дочь Агату. Единственная порка едва не вышибла из девочки дух и легко вытряхнула из нее свидетельство против родной матери.

Кристоф поцокал языком, разглядывая лицо Эльзы, на котором даже накануне казни сохранилось непримиримое выражение. Именно эти сжатые зубы и блестящие глаза наверняка выводили из себя Рупрехта Зильберрада.

–Я слышал, совет решил помиловать вашу дочь.

–Она мне не дочь,– выплюнула фрау Гвиннер. Такие вещи частенько говорят в сердцах, но Эльза хорошо обдумала свои слова.– Моя дочь никогда не оклеветала бы родную мать даже под пытками.

–«Кто злословит отца своего или свою мать, того должно предать смерти»,– согласился Кристоф, но только потому, что на ум пришла подходящая случаю цитата.– Жаль, фрау Гвиннер, что у вас отняли возможность завести еще детей и воспитать их как следует, чтобы они были достойны вас.

Вероятно, эти слова незнакомца вызвали во рту Эльзы горечь, потому что она наполнила свою чашу и осушила ее одним глотком, морщась от кислоты. Допив вино, обтерла потрескавшиеся губы рукавом шерстяного платья и спросила уже спокойно, без надрыва:

–Зачем вы явились?

Кристоф развязно улыбнулся:

–Вы поразили меня мужеством и твердостью в вере, фрау Гвиннер. Поэтому я хочу дать вам возможность сохранить жизнь.

В упрямом взгляде узницы мелькнула надежда. Эта переломанная, искалеченная молодая женщина, обреченная на мучительнейшую из казней, хотела жить и ухватилась за обещание Кристофа, как утопающий за соломинку. Она подалась вперед, не обращая внимания на холод в камере и на то, что одеяло соскользнуло с худых плеч.

–Вас прислал мой отец? Меня помиловали?

Пес, который до того сладострастно вычесывался в углу камеры, издал странный звук, как будто подавился. Со стороны могло показаться, что он смеется. Кристоф вздохнул:

–Боюсь, что нет, моя дорогая. Пока – нет. Но будьте покойны, после того как мы с вами закончим, вас не просто помилуют, вас вынесут из этого смрадного дома скорби на руках. Позже вы сможете отомстить всем своим обидчикам.

Но месть Эльзу не заинтересовала, и Кристофа Вагнера это даже несколько раздосадовало. По его скромному мнению, такая возможность придала бы освобождению пикантный привкус. Впрочем, убедить фрау Гвиннер в том, что расправа над Зильберрадом не лишена приятности, он еще успеет. Пленница тем временем переводила нетерпеливый взгляд с него на приоткрытую дверь камеры и наконец не выдержала:

–Господь с вами, что вы от меня хотите? Явились по указке совета подразнить меня в последний раз? Тогда вы будете гореть в аду!

–О!– Кристоф как-то разом воспрял духом и оживился. Он налил себе вина и сделал несколько шагов по тесной клетушке, не выпуская из рук наполненной чаши и сокрушаясь про себя, что превратить в толковое вино эту бурду куда труднее, чем простую воду.– Тут вы не ошиблись, милая фрау. Мне, без всяких сомнений, уготована геенна огненная, но причиной тому будет отнюдь не этот визит. Более того, я искренне полагаю, что совершаю благое деяние, ибо воздастся каждому по делам его.

Он остановился у крошечного оконца. Отсюда открывался вид на городскую площадь, где помощники палача уже складывали костер.

–Так что я должна сделать для своего освобождения?

Он медленно повернулся к ней, и в глазах заключенной отразился ужас: она поняла, что именно от нее требуется. Кристоф Вагнер не держал в руках тисков и не истязал плоть Эльзы, но слова его вонзились в ее разум, причиняя куда бо́льшие страдания, чем руки мейстера Ганса.

–Сущий пустяк, дорогая фрау. Мой друг,– он кивнул на пса,– избавит вас от казни, но взамен кое-что потребует, так уж заведено у их брата. Однако вы ничего не потеряете, поскольку уже отреклись от кровного родства. В обмен на свободу вы должны отдать Ауэрхану свою дочь Агату.

Эльза ушла не дослушав. Нет, она не встала на ноги и не покинула камеру, но глаза ее потухли, словно дух оставил тело и унесся прочь. Фрау Гвиннер, пережившая полтора месяца пыток, чья казнь была назначена за четыре дня до Рождества Христова, не желала слушать мерзостей в последние часы своей жизни. Она не отреклась от Бога, даже когда ее тело превратилось в кровавый мешок, не отречется и теперь. А отдать дьяволу свою плоть и кровь означало пойти против божественного закона. Все это Кристоф прочитал на ее лице, и эта неуступчивость разожгла в нем гнев.

Он наклонился к Эльзе так резко, что женщина отшатнулась.

–Слушай сюда, Эльза Гвиннер! На городской площади уже сложили дрова для костра. Твой муж Мартин подкупил палача, чтобы тот задушил тебя перед казнью шелковым шнурком, но Зильберрад дал мейстеру вдвое больше серебра, поэтому твои крики все же долетят до ушей твоего муженька и никчемного папаши. Ты уже доказала свою праведность, и это ничем не помогло. Так докажи теперь, что у тебя есть хребет!

Медленно, точно глаза перестали ей повиноваться, Эльза подняла на него взгляд. Мгновение она рассматривала лицо Кристофа перед тем, как плюнуть в него и размашисто перекреститься, сжав в руке кипарисовые четки, что передали ей от Мартина.

Кристоф выдохнул и выпрямился. Достал из кармана дублета белый платок и насухо вытер щеку. В приступе раздражения он пнул глиняный кувшин, и вино выплеснулось на земляной пол. Многие преступники перед казнью осушают свои кувшины до капли, чтобы опьянение помогло им справиться с предстоящей болью. Так пускай у этой дряни не будет такой возможности! Морщась от негодования, Кристоф коротко бросил ей на прощание: «Дура»– и покинул камеру.