Бунт при Бетельгейзе - Евгений Гаркушев Страница 2

— Мой дедушка не был миллионером, — скорбно сообщил Эдик.

— Так я и знал! — прорычал Иванов, его счетчик накрутил такую сумму, что не всякий миллионер смог бы погасить этот долг.

— Да погоди ты! — осадил его Швеллер, ему Эдик задолжал немногим меньше, и он надеялся на возвращение энной суммы.

— Но, — произнес Эдвард, подняв вверх указательный палец, — у моего дедушки была фабрика по производству бубликов.

— Ты что, издеваешься над нами?! — Лицо Иванова сделалось пунцовым; он протянул руку, собираясь ухватить наглеца за воротник и как следует встряхнуть.

— Вовсе нет! — широко улыбнулся Эдик, демонстрируя расположение к собеседникам и готовность немедленно погасить долги. — Бублики очень популярны на Амальгаме-12. Как и слоеные пироги.

— Он и пирогами торговал? — заинтересовался один из бандитов и шумно сглотнул.

— Конечно, его пироги продавались повсюду на Амальгаме-12. И не только на 12-й, но и на 13-й, и на 14-й, и на…

— У Амальгамы 13 планет, — сообщил Швеллер.

— Извините, увлекся…

— Короче, крендель ты беспонтовый, — Иванов всё-таки ухватил должника за воротник, — чую я, ты нас за нос водишь. Я тебе сейчас лицо обглодаю!

— Не надо, — сморщил нос Эдик, — я просто хотел сказать, что получил наследство. Осталось только вступить в права, и я отдам вам всё, что задолжал. Продам бубличную фабрику — и отдам. А если вы убьете меня сейчас… Не спорю, это несколько компенсирует ваши моральные страдания, конечно, — но вы ведь получите тогда не бублик, а только дырку от бублика.

— Дырку? — заинтересовался один из громил Иванова. — Это как?

— Ты купи бублик в любой булочной, отдай его друзьям, а дырку оставь себе — вот и узнаешь, — охотно пояснил Эдвард. — В данной ситуации, друзья, — это государство, которому достанется наследство дедушки в случае моей преждевременной гибели. А на что потратит деньги государство? На усиление полицейского аппарата, повышение жалованья и премий копам. То есть вы, ребята, своими руками сейчас хотите отдать деньги копам. Понимаете? Ведь это просто западло! Простите меня, пожалуйста, но всё именно так и выглядит. И что о вас подумают другие? Что они подумают, я вас спрашиваю?

— Слышь, болтун, не грузи, — поморщился Швеллер. — У тебя доказательства есть? Письма там, нотариально заверенные, другие интересные документы? Может, доверенность на управление бубличным заводом? Фотография дедушки, на худой конец?

Эдвард возвел глаза к небу.

— Честное слово. Мое честное слово! Вот скажите мне только — когда я вас обманывал?

— Всегда! — ответили кредиторы хором.

— Я твоими честными словами сыт по горло… — начал Иванов. Но тут вмешался Швеллер:

— Погоди-ка. Пусть докажет, что дедушка оставил ему наследство. Пусть покажет мне его фото — должно оно у него быть, раз он так деда любил, что клизмы ему ставил!

Цитрус принялся лихорадочно рыться в карманах. На землю полетели две карточные колоды, грязный носовой платок, пачка презервативов.

— Это я возьму, — заметил Швеллер, подобрал презервативы и убрал в карман брюк.

— В счет долга? — поинтересовался Цитрус.

— Я тебе покажу в счет долга, подонок. Ройся в карманах поактивнее.

— Хорошо, хорошо! — откликнулся Эдвард и заторопился. — Да вот же оно! — заорал он, протягивая Иванову цветной кусочек пластика. — Это и есть фото моего любимого дедушки.

— Хм… Солидный старикан, — протянул бандит. — Гляди-ка, Швеллер!

Но второй бандит даже не взглянул на изображенного на фото мужчину, а перевернул карточку обратной стороной.

— Это же календарь! — прорычал он. — Сувенирный календарь!

— Календарь, — ничуть не смутился Эдик. — Что ж тут странного? Дедушке вполне по карману выпускать календари со своим фото. Он же не нищий какой-нибудь! Ну да, дед раздавал их клиентам — любителям бубликов с Амальгамы-12! А теперь я буду раздавать. И с изображением дедушки, и со своим собственным!

— Сдается мне, старик смахивает на какую-то звезду стереовидения! Жаль, я почти не смотрю стерео!

Эдвард потупился. Календарь достался ему в качестве выигрыша в беспроигрышной лотерее, до которой он был большой охотник. Он тоже полагал, что старикан на фотографии — актер или, на худой конец, известный по всей Галактике благотворитель. Но надеялся, что образования и эрудиции его кредиторов не хватит, чтобы установить этот факт.

— Календарь — не доказательство, — насупился Иванов, которому стало обидно, что он не заметил цифр на обратной стороне «фотографии». — Что у тебя еще есть?

— Даже не знаю, — замялся должник. — Может быть…

Иванов занес кулак, намереваясь в случае неверного ответа опустить его на голову Эдика. Удар у него был страшной, убойной силы. Об этом Эдик знал не понаслышке. Несколько раз видел бандита в деле. Челюсти Иванов крушил самозабвенно. Удар — противник в отключке. Удар — еще один лежит, отдыхая от неправедных трудов.

— Дедушка прислал мне письмо перед смертью, — Эдик пошел ва-банк.

— Оно у тебя с собой? — заинтересовался Швеллер.

— Оставил в гостинице. Это очень ценное письмо. К тому же, последнее! Я сильно им дорожу. А на улице его могли украсть. Как не раз крали дедушкины фотографии. Одно ворье вокруг! Поэтому в последний визит на Амальгаму я и взял у дедушки пачку календарей. Пусть крадут, на здоровье!

— Ладно, гостиница твоя недалеко. Мы пойдем и посмотрим на письмо… Надеюсь, оно заверено нотариусом?

— Нет, — «честно» признался Эдик. — Зато там есть марки с Амальгамы, дедушкина подпись, и всё такое…

Он поднял взгляд к небесам. В зеленоватой вышине плыли клочковатые багровые облака. Над ними летел серебристый почтовый снаряд — вот бы его сбить да раскурочить… Много интересного можно заполучить. Но всё это — несбыточные мечты.

Опустив взгляд, Цитрус увидел всё ту же безрадостную картину. Его окружала толпа бандитов. Да и вообще, порядочных людей, или хотя бы гуманоидов, на улице было крайне мало. Вот, скажем, по противоположной стороне улицы спешит рептилия, ведущая на поводке карликового звероящера с огромными зубами — куда там бультерьеру… Но не вступится эта рептилия за наследника дедушки с Амальгамы-12, даже если его сейчас начнут избивать ногами и дубинками. Даже полицию не вызовет. Лишние проблемы никому не нужны.

Эдик загрустил и замолчал, что случалось с ним не так часто.

— Может, я его сначала тресну, — прорычал Иванов, — вруна распроклятого?!

— Не надо меня трескать, — попросил Эдик. — А то я и сам тресну! То есть по швам разойдусь!

— Я те разойдусь! — пригрозил Иванов.

— Не надо, пожалуйста, меня трескать! Я вам еще пригожусь.

— Действительно, — поддержал Швеллер, — подумай сам, если ты его треснешь, то он не сможет показать нам письмо. Я же тебя знаю.