Остров выживших - Карен Трэвисс Страница 2

Аня продолжает что-то говорить насчет Маркуса. Я слышу плохо. «Вороны» — ужасно шумные штуки.

— У меня… даже шанса… поговорить… с сержантом Фениксом, — говорит она, называя его по фамилии, как будто я не догадываюсь насчет их двоих. — Поговорить… по-настоящему.

Я легко могу заполнить пробелы. Черт, да какая разница теперь, скажешь ты это или нет? Почти весь мир погиб. Те, кто остался, — калеки и страдальцы. А вы с Маркусом ходите вокруг да около уже шестнадцать или семнадцать лет. Только чокнутые так себя ведут.

— Ну хорошо, тогда составьте список вещей, о которых хотите сказать ему, мэм, — кричу я, — потому что опять можете все забыть.

— Что-что?

— Составьте список!

Я не могу больше смотреть на кошмар, творящийся внизу. Поэтому я смотрю вверх. Небо затянуто дымом и кишит «Королевскими воронами», и все летательные аппараты, какие мы смогли поднять в воздух, направляются в никуда, так же как лодки и люди, которые смогли выбраться из Хасинто по суше. Смешно — сейчас, когда столько вертолетов собралось на одном клочке неба, кажется, что у нас есть настоящие ВВС.

Но нет, это все, что у нас осталось. У всей чертовой Коалиции.

Пилот торопится. Мы догоняем других «Воронов», и я заглядываю в кабины проносящихся мимо вертолетов, высматриваю знакомые лица. И знаете что? Клянусь, эта хреновина с верой работает. У большинства солдат хватило ума надеть шлемы, кроме свихнутых вроде «Дельты» и меня. И вот, чтоб тебя, я вижу вдалеке светлые волосы Бэрда! Вон он. Он нас тоже заметил. Мы приближаемся.

Да, точно, вон они, стоят в главном отсеке напротив нас — Бэрд, Дом, Маркус. У Бэрда на лице идиотская ухмылочка — не помню, чтобы он когда-нибудь был так рад меня видеть! — и, чтобы показать, что тоже рад, я стучу по нагрудной пластине, потому что слышать меня он все равно не может. Маркус и Дом просто кивают — они не улыбаются. Выглядят они дерьмово.

Но они живы. А это самое главное, не правда ли?

— Мэм, посмотрите налево.

Если сейчас никто не ответит, Аня разнесет свою рацию к чертовой матери, думаю я.

— Что?

— Просто посмотрите.

Она поднимается, подходит ко мне, и внезапно у нее делается такой вид, словно она не знает, что делать дальше. Затем она быстро машет Маркусу, как будто бы в смущении, и, вцепившись в перила, смотрит на него, пока их вертолет обгоняет наш. И он смотрит на нее, а затем их птичка превращается в крошечную точку в небе.

— Ну хорошо, — обращается она к самой себе, улыбаясь, но как-то безрадостно. Сейчас я могу прочитать, что она говорит, по губам: — Увидимся в Порт-Феррелле.

Затем она садится и снова начинает шарить по всем частотам. Думаю, мы будем на месте встречи минут через тридцать.

Хоффман продолжает смотреть на Прескотта с таким выражением, будто тот — большая дымящаяся куча кое-чего не очень привлекательного. Трудно сказать, как эти двое друг к другу относятся, но я твердо уверен, что братской любви между ними нет. Похоже, Хоффман все еще в ярости из-за того, что ему врали. Я могу уловить несколько слов.

— Еще какая-нибудь секретная информация… поделиться… сэр? — Хоффман говорит своим самым презрительным тоном. Хотя мне не все слышно, о смысле слов я могу догадаться по выражению его лица. — Потому что сейчас… сюрпризы.

Прескотт копается во внутреннем кармане кителя (он при всех своих орденах, как будто заслужил их) и достает какой-то маленький блокнот.

— …несколько дней для того, чтобы разобраться с беженцами! — кричит он в ответ.

Хоффман стискивает зубы. Ясное дело, он в ярости. Я уже думаю, что он собирается поддать Прескотту и вышвырнуть его из «Ворона», чтобы проверить, умеет ли этот осел летать и заодно плавать, но в этот момент Аня вскакивает с места.

— Сэр, рация заработала! — Одна рука ее прижата к уху. Раздается какой-то щелчок, и мой наушник включается. Больше не нужно вопить. — Аварийный ретранслятор на «Правителе» заработал. Но радиус очень ограниченный. Максимум сто километров.

— Этого хватит, — произносит Хоффман. — Если снова потеряем связь, место встречи все знают.

Сейчас мне нужно просто прислушаться к голосам в наушнике. Я должен знать, кто еще летит, кто сумел остаться в живых. Я хочу услышать брань Берни. Она пропала еще во время атаки в Лэндоуне.

Какого черта! Посмотрим, где птичка Бэрда.

— Эй, «Дельта». Как слышите меня?

— Слышу тебя, Коул Трэйн, — раздается голос Маркуса.

Я просто хочу узнать, все ли целы.

— Как там, есть что-нибудь насчет жены Дома? Или опять тупик?

Ответа нет. Наверное, чертов сигнал опять пропал. Затем я понимаю, что слышу дыхание Маркуса, — как будто он не может выговорить нужное слово.

— Я нашел ее… да. Я нашел ее.

Но это голос Дома. Он искал Марию десять лет, он с ума сходил от отчаяния, но сейчас в его голосе нет радости. Я жду. Я не знаю, черт побери, что мне теперь сказать, потому что я уже понял, в чем дело; но остановиться я не могу.

— Дом, с ней все в порядке? Что произошло?

Да, клянусь, я знаю, что он сейчас скажет. Вот черт!..

— Она мертва! — говорит Дом спокойным, ровным, нормальным голосом. — Я помог ей уйти. Теперь с ней все в порядке.

Нет. Я не этого ожидал.

Я надеюсь, что неверно расслышал. Но знаю, что это правда. В голове у меня крутится миллион мыслей, и все они ужасны. Что, черт подери, мне сказать теперь Дому?

Вам кажется, что все закончилось, что боль ушла, а потом вы обнаруживаете, что она просто приняла новую форму.

Проклятие!

Если вы хотите затопить город, это не проблема. Сейчас уже осуществляется эвакуация по суше, корабли наготове и население знает, как вести себя в чрезвычайной ситуации. Когда мы прикажем уходить, они уйдут. Но дело не в этом. Сейчас зима, и нам нужно вывезти огромное количество оборудования и припасов, чтобы неизвестно где с нуля основать гигантский лагерь беженцев, а затем обеспечивать его функционирование в течение по меньшей мере года. В любом случае нам предстоит потерять множество людей. Надо быть готовыми к этому уже сейчас.

Ройстон Шарль, глава Управления по чрезвычайным ситуациям, Хасинто

Хасинто, через час после затопления

Говорят, смерть приносит просветление, и это действительно так.

Жизнь Берни Матаки не прошла у нее перед глазами. Напротив, она почувствовала себя странно далекой от всего; она думала о дурацкой иронии судьбы: проплыть через полмира только для того, чтобы утонуть в Хасинто.

«Вода. Ненавижу воду, черт побери! Свихнуться можно — утонуть в центре города!»