Может быть, найдется там десять? - Владимир Михайлов Страница 2

– Я вызываю Ульдемира, – сказал Мастер.

– Думаешь, он сможет в таком состоянии духа? Боюсь, что они уже исчерпали себя.

– Не знаю. Увидим.

Хотя начинать следовало, наверное, не с этого разговора. А вот с чего.

«Господи, я, Ульдемир, обращаюсь к Тебе в мою тяжкую минуту».

Плохо, когда дел наваливается столько, что не успеваешь восстановиться и с каждым днем все яснее чувствуешь, как усталость оседает в мускулах, в костях, крови и хуже всего – в сознании. Но совсем скверно, когда ощутимо устает душа и жизнь во плоти, с ее неизбежной суетой, начинает казаться тягостью, а переход в космическое состояние, с уходом из тленного физического тела, становится чем-то желанным. Вожделенным отдыхом.

Начинаешь думать: а что есть такого в этой жизни, чтобы продлевать ее?

Удовольствия? Они приедаются. Становишься к ним равнодушен.

Власть? Самое низкое из желаний. Подлинная власть в Мироздании лишь одна, и она – не от людей. Стремиться к власти – значит выдавать себя за того, кем не являешься. Власть – всегда насилие. Может ли нормальный человек стремиться к насилию? Я – нет.

Забота о потомстве? Мое – давно уже заботится о себе само.

Творчество? Но мой творческий инстинкт всегда проявлялся в действиях. Действие может быть только устремленным к достижению цели. А если цели нет?

Любовь?

Да. Она – единственное, что имеет в этой жизни смысл и ценность.

Но любить Тебя, Господи, можно и в жизни последующей. Там это даже легче. А любить Женщину…

Господи, зачем Ты отобрал Ее у меня? Ты ведь знал, что, отнимая Ее, лишаешь мое существование здесь всякого смысла. Прости меня, но я устал. И мои друзья, кажется, тоже: уже довольно давно не слышал о них ничего.

Каждый из нас однажды уже покидал планетарный уровень бытия – и не один раз, а самое малое дважды. Твои Силы возвращали нас сюда; значит, мы были нужны. И нам казалось: в том и состоит смысл нашей жизни, чтобы выполнять то, что поручали нам люди Твоих Сил.

Но вот и это ушло.

Значит, пора уходить и нам.

Я прав, Господи? Подай знак!»

С этой просьбой я обратился к Нему не вдруг.

К этому подходишь постепенно. Перестаешь ощущать ход времени и свое место в нем. Жизнь идет без твоего участия. Иными словами, ты есть – но тебя как бы уже и не существует. Казалось бы, вот прекрасная возможность привести в порядок свою физику и психику, подпитаться энергией из космоса, почувствовать себя заново родившимся – и снова сделаться значительным фактором бытия, с которым всем приходится считаться. Но не тут-то было. Нет, сперва все именно так и происходит, но такой отдых сродни алкоголю: у каждого есть своя норма, и если перебрать – дела выйдут из-под твоего контроля и никто не сможет предсказать дальнейшего.

Именно это и происходило последнее время со мной. И со всеми нами.

Да, мы (я имею в виду, понятно, наш экипаж) изрядно поработали на Ассарте и свой «отпуск» честно заслужили. Разбрелись кто куда, условившись вскоре собраться снова на этой планете – не потому, что каждого из нас здесь так уж ждали, просто именно Ассарт возникал в памяти, когда приходила в голову мысль о возвращении хоть куда-нибудь. Потому что в родных временах для каждого из нас уже не оставалось места.

В этом я убедился на собственном опыте. Я думал, для того, чтобы прийти в себя, хорошо будет совершить, так сказать, экскурсию по собственным следам, начиная с родной Земли, потом – на Даль и, посетив все миры, где приходилось бывать, возвратиться на Ассарт умиротворенным и умудренным, каким и следует быть человеку, которому предстоит впредь не совершать в жизни никаких резких движений, но доживать спокойно, ожидая неизбежного перехода в космическое состояние, но никак не торопя его. Вновь общаться с Ястрой, изображая соправителя в этом растрепанном мире, до той поры, пока она окончательно не вернет бразды правления Властелину. Тогда я еще не думал о власти так, как сейчас. Кроме того, к ней легко привыкаешь и, как правило, не замечаешь, что она, эта власть, начинает понемногу перетягивать тебя на свою колодку. Тебе кажется, что ты все тот же, каким был, когда впервые появился на этой планете, но другие, те, кто знает тебя издавна, встретившись после недолгой разлуки, лишь пожимают плечами, говоря друг другу: «Что это с ним стряслось? Просто не узнать. Моча в голову ударила?» – и при этом отпускают подобные реплики так, чтобы ты не услышал. А это означает, что пришел конец чему-то хорошему и настоящему, тому, что долго формировало из нас и сформировало в конце концов некий сверхорганизм, способный решать задачи не только планетарного масштаба, но и покруче. Но всякий разгул чреват похмельем, в том числе и буйство войны. И вскоре после того, как перестали бить фонтаны адреналина, я ощутил, что, похоже, этому организму грозит распад – процесс необратимый, если учесть, что все мы были уже в годах.

Я имею в виду, как вы понимаете, не то, как мы выглядели, не физическое состояние, потому что каждый из нас пользовался своим рабочим возрастом и для стороннего взгляда оставался прежним: кому было тридцать, кому – сорок, дальше никто вроде бы не заходил, а Питек вообще утверждал, что ему постоянно пятнадцать лет. Поди знай, как они там в свою эпоху измеряли свой возраст, может, у них вся математика заканчивалась на пятнадцати, а дальше было просто «много» и «очень много». Да, с этим проблем не возникало. Но вот главное – наши тонкие тела, космическая основа каждого из нас ни на какие ухищрения не поддавались, а ведь именно они определяют отношение человека к жизни, а вовсе не физика. И то, что у близкой женщины не возникает к тебе претензий, теряет значение система отсчета и перестает укреплять веру в себя и в свою нужность жизни. Это очень серьезный рубеж; и если ты вовремя не заметил его, не сделал ничего, чтобы затормозить перед ним и изменить направление своего движения на какое-то другое, где до этой линии еще далеко, можешь считать свой путь завершенным: дальше будет только ускоряющееся падение – и все. Хотя со стороны ты все еще выглядишь молодцом.

Вот тогда-то я и отправился на экскурсию и очень скоро понял, что расчет оказался неверным с начала до конца. Думалось, что это будет пробежка по местам былых успехов – на деле же получилась донельзя грустная прогулка от одного могильного холмика к другому. И каждый раз в очередной могиле лежала любовь. Потому что память может постепенно растерять все или почти все, но любовь сохранится, и останется только носить траур по ней.

Я понял это перед последним броском на Ассарт, и вдруг мне совершенно расхотелось возвращаться туда, потому что я чувствовал, что это будет визит к новой могиле, самой свежей: мои отношения с Ястрой неуклонно катились к этому. Мне удалось заметить опасный рубеж, когда до него оставалось еще не менее полушага. И тогда я и обратился к Нему. Хотя и понимал, что выхожу за положенные мне пределы. Нас ведь – таких, какими мы стали, создали Фермер и Мастер, мы были как бы инструментом в их руках, как и сами они, былые аватары, суть не более чем инструмент в руках Предвечного. А инструменту ни к чему проявлять свою инициативу. Итак, я понял, что ответа не последует.