Войти в тень - Ольга Волоцкая Страница 2

Море и солнце ласкали меня, пока мы с матерью шли по хрустящему песку к распахнутым воротам нашей летней резиденции. Белый кружевной костюм, развевающийся на ветру, и широкополая шляпа, которую она смешно придерживала рукой, – это, как стоп кадр, навечно врезалось в мою память. Более четких воспоминаний о моей матери у меня не было, хотя я очень старательно копался у себя в голове, чтобы найти еще хоть что-то такое же яркое.

Когда мне снилась мать, мне всегда снилась эта наша поездка: море, песок и шепчущая мне свои тайны вода, пронизанная солнцем.

Я любил эти сны.

Прозрачно-синее южное небо Франции залило мне глаза, когда я запрокинул голову вверх, и вспыхнуло под веками черно-белым солнцем. Мать крепче сжала мои пальцы в своей руке и потянула меня вперед, чтобы я шел быстрее. Но мне не хотелось уходить в тень, мне хотелось играть с волной и слушать, как она шепчет мое имя: «Маааррррттиииинн».

Несколько странно разрезанных кадров немого кино из сна.

…Мать сидит перед зеркалом и, закалывая свои густые вьющиеся волосы в несложную прическу, что-то говорит мне. И мое сердце бьется часто-часто, мне отчего-то больно, но я знаю, что плакать нельзя, потому что я уже взрослый и на меня возлагают большие надежды. Но мне кажется, что мое сердце сейчас разорвется, и я не выдерживаю и падаю рядом с матерью на колени, утыкаясь в складки ее длинной юбки. Вцепляюсь в нее и разражаюсь рыданиями. Мать не может успокоить меня. Я не хочу успокаиваться. Я знаю, что она скоро уйдет от нас. Срок ее контракта подходит к концу, и отец не хочет продлевать его – по настоянию моей бабки. По условиям я должен остаться с ним, а мать может со мной встречаться, как только пожелает. Но я знаю, что она уже не пожелает, потому что это будет так же разрывать ей сердце, как и мне сейчас.

…Лицо отца я вижу в зеркале. Он входит в мою комнату, не постучав, потому что подозревает меня в чем-то недостойном и хочет поймать на неожиданности. Но ничего нет, и, задав пару незначительных вопросов, он уходит, отставляя после себя запах цитрусового одеколона и удивление, смешанное с радостью. Он просто не знает, что я чувствую его мысли. Я усмехаюсь, глядя на себя в зеркало. Моя инициация прошла успешно три года назад.

…Тогда я, бесшабашный одиннадцатилетний мальчишка, впервые вошел под своды старинных катакомб нашего фамильного замка. Конечно, соблюдая правила безопасности, ходить сюда не рекомендовалось. И, конечно же, именно сюда я и хотел попасть последние пять лет, как только узнал об этом месте. И более того, я знал, что эти сулящие безграничные приключения коридоры еще не все переоборудованы под хозяйственные нужды.

Обычно подземную часть замка отдают под гаражи и мастерские, но у нас все получилось иначе. Потом я узнал, почему, и пожалел, что я не знал этого раньше. Но тогда это было для меня подарком судьбы и самым крутым приключением, о котором я мог мечтать. Ну, не считая схваток с пиратами и заманчивой идеи уйти в разбойники.

Холод и сырость почти сразу же пробрали меня до костей, и я понял, что эта штука совсем не выдумка писателей и сценаристов. Но храбро решив, что тем лучше для настоящего приключения, я пошел дальше.

…Белый кружок света от маленького карманного фонаря скользил по стенам. Сначала это была привычная гелевая, тоннельная, отвердевшая формозаливка. Минут через сорок быстрой ходьбы облицовка стен стала постепенно меняться. Она сделалась более старой, и я постарался сдержать фантазию, чтобы даже не пытаться представить себе, сколько надо мной уже метров земли и камня. Нельзя было позволить чувствовать сплетающиеся и движущиеся корни деревьев, нельзя ловить тонкие ощущения подземных животных и насекомых, нельзя смешивать реальность и мои чувства. Это могло плохо закончиться. Например, банальным обмороком. Это я уже проходил, когда, играя, увлекался и старался прочувствовать сам и передать другим то, что должно было быть во время игры. Сейчас же я просто шел навстречу своим приключениям и старался изо всех сил не упустить ни мгновенья сладкой жути от охватывающей меня тьмы и тишины. Я уже прошел, почти пробежал используемую и более-менее оборудованную под современные нужды зону, где мне несколько раз приходилось прятаться от рабочих и слуг, и оказался под сводами старой части катакомб.

…Я считал шаги и старательно помечал светящимся маркером все пройденные мной повороты. В какой-то книге я вычитал, как легко заблудиться под землей, и там же давались практические советы, как этого не сделать. Было бы глупо пренебречь чужим опытом, это я уже знал, несмотря на юный возраст. Пол под ногами становился все более неровным. Я шел уже более часа. Совершенно забыв о том, что меня, возможно, хватились и мне наверняка влетит за долгое отсутствие, я завороженно шел вперед и думал только о том, что же будет за следующим поворотом.

Мне стоило не большого труда сбежать от репетиторов, я так делал не один раз, но сейчас я, кажется, решил влипнуть всерьез. Перерыв в занятиях был не более часа, а я шел уже гораздо дольше. А ведь надо было и возвращаться…

Но сейчас мне было все равно. Катакомбы притянули меня к себе безвозвратно. Я еще не знал тогда о странном завораживающем очаровании подземных строений, но уже почувствовал его на себе в полной мере. Я думал, как бы так устроить, чтобы остаться здесь жить навсегда.

…Коридоры не кончались, и появлялось все больше поворотов и ответвлений. В конце концов я захотел есть и, присев рядом со стеной на какой-то каменный обломок, вытащил из кармана куртки прихваченные из буфета энергетические фруктовые пластинки. Пару бутербродов и пластиковую флягу с кислородной водой я решил приберечь на потом. Я уже всерьез рассчитывал на то, чтобы не выбираться отсюда как можно дольше, и плевать мне было на последствия.

Пластинки таяли на языке, оставляя приятный легкий вкус сока, и я, прислонившись к выеденным временем кирпичам, предался фантазиям. Фонарик я выключил и, закрыв глаза, представлял, что сейчас происходит наверху. Отцу ничего еще, конечно, не сказали о моей пропаже, но бабка наверняка уже в курсе. Мой старший компаньон наверняка в панике, а младший думает, насколько ему влетит на этот раз, и прикидывает, поделюсь ли я с ним тем, за чем удрал. Репетиторам все равно, и, может быть, они даже тихо вздохнут с облегчением, что им не надо по сотому разу разжевывать мои бесконечные «почему?» и «а если?».

Не заметив как, за этими мыслями я заснул. Полная темнота и тишина забрали мое сознание и заполнили его собой. Убаюкивая и уводя куда-то, куда я никогда не отваживался заглядывать, несмотря на все вопросы, которые мучили меня уже очень давно и которые даже я сам, бывало, отгонял от себя в страхе и неуверенности, что я хочу знать ответ. Мое подсознание всплывало на поверхность сна, как огромный фантастический монстр, и протягивало ко мне свои щупальца-мысли, наполняя их формой и смыслом.

…Медленно темнота под моими веками стала светлеть, и я начал узнавать проступающее сквозь этот свет лицо. Это было лицо моей бабки. Глаза ее были неестественно раскрыты и как будто слепы. Постепенно проявилась и сама фигура. Она двигалась, парила в воздухе, ловя что-то перед собой вытянутыми руками с постоянно шевелящимися пальцами. Как будто она хотела что-то нащупать, что-то найти. Губы ее беззвучно шевелились, и весь вид напоминал сейчас мне ужасные сказки про старых ведьм.