Египетский манускрипт - Борис Батыршин Страница 2

Вообще расписание неимоверно перегружено всякими неудобочитаемыми сносками, символами и значками, напоминающими какую-то древнюю тайнопись: «Пассажирские операции производятся с расчетом платы от тарифных станций»; «Останавливается по заявлению пассажиров»; «Багажные операции не производятся»; «Продажа билетов только в III класс»; «Пассажиры IV класса только партиями в 40 человек»; «Буфет с холодными закусками в багажном вагоне». Хотел бы я посмотреть на пассажира, который понимает всю эту клинопись…

Поездка на поезде до Одессы первым классом требует отдельного описания в духе «географических» романов конца девятнадцатого века. Классное купе превосходно; даже в СВ [4]я не встречал ничего хотя бы близко подобного. Как тут не вспомнить «Отель» Артура Хейли: «Реактивные самолеты покончили с привычкой путешествовать с комфортом». Верно – стремление сократить, елико возможно, время пребывания в пути свело на нет ухищрения по обеспечению удобств пассажиров – доехали, и хорошо.

В купе имеется что-то вроде «санузла», отделенного от основного пространства раздвижной дверью; обилие бронзы, бархата и лакированного дерева наводило на мысль о дорогой гостинице. Забавная деталь – между двумя смежными купе установлена раздвижная перегородка, так что при желании их можно объединить в одно; нам это удобство, разумеется, было ни к чему.

Трясет в вагоне немилосердно: комфорт комфортом, а прогресс – прогрессом. Вагонные рессоры тут далеки от совершенства, да и отсутствие привычных колесных тележек удобства не добавляет: большинство вагонов вообще трехосные.

Путь до Одессы занял три дня. На станциях поезд подолгу стоял – брали воду и уголь в тендер. Запах каменноугольной гари, знакомый путешественникам наших дней разве что по аромату вагонного «титана», здесь вездесущ; кажется, что это амбре будет теперь преследовать нас всю оставшуюся жизнь.

На остановках торгуют всякой снедью – в невообразимых количествах. Припомнились девяностые годы, поездки в Казань и Новосибирск и чудовищные барахолки на перронах; помнится, на одной из станций, неподалеку от Гусь-Хрустального торговали хрусталем, вплоть до люстр, и почему-то огромными мягкими игрушками. Здесь, как и у нас, торговцы отдают предпочтение всякого рода мелким поделкам, дешевым книжкам для развлечения скучающей в дороге публики, ну и, разумеется, съестному. Бублики, жареные куры, вареная картошка с укропом и золотым растаявшим маслом, рыба всяких видов, молоко, квас, сельтерская в цветных бутылках, сайки, плюшки, ветчина…

Стоит отметить, что классные вагоны цепляются к поезду в особом, раз и навсегда установленном порядке – и разносчики, отлично его зная, заранее выстраиваются на перроне согласно «табели о рангах» своего товара: одно предлагают чистой публике из синих и желтых мягких вагонов, а другое – простонародью, заполонившему зеленые «жесткие».

Вагон-ресторан… тут остается только умолкнуть. Воистину высокое искусство путешествий с истинным комфортом в наши дни утеряно.

Любопытная деталь: большинство пассажиров дожидаются в пути остановки, чтобы сбегать за кипятком. Эдакие будки возле здания вокзала или станционного барака с надписью «Кипяток» – они есть на всякой большой станции. Называются «Кубовые для кипятку».

…Пассажирский или почтовый поезд, взлязгивая буферами, с протяжным шипением тормозов Вестингауза останавливается у очередного перрона. Пока меняют паровоз или заправляют его водой, паломники немедленно бегут за кипятком. В кубовую выстраивается очередь. Подходят по одному к двум высоким бакам с кранами. На одном написано «Холодная вода», на другом – «Горячая вода» (бачков с питьевой водой в вагонах тоже нет). Кран горячей воды – с деревянной ручкой, как в бане, чтобы не обжечь руку. Иногда воду разливает какая-нибудь почтенная женщина в белом халате поварским половником или мерным черпаком. Существует даже такса разлива, согласно статье первого Устава железных дорог: копейка – стакан или чайник; размер тары несущественен.

Еще в Москве мы решили присоединиться к большой группе паломников, следующих в Палестину, – и оставаться с ними до удобного момента. Палестинское общество предлагало своего рода «туры», включающие в себя и билеты на поезд до Одессы, поездку морем и дальше, уже на Святой земле, путешествие караваном. Большая часть паломников, люди простого сословия, ехала в жестких вагонах. Из классных пассажиров в первый же день путешествия нам удалось познакомиться с двумя волжскими купцами, как оказалось – родными братьями.

Братья рослые, с типично русскими физиономиями; оба уже в летах. Путешествовали они в сопровождении приказчика; один вез с собой дочь средних лет. Старший, Семен Иванович, крепкий старикан, оказывается, уже четырежды побывал в Иерусалиме. Тут стоит отметить, как поменялись нравы российского торгового сословия за 128 лет! Потомки этих купчин будут по четыре раза кряду ездить разве что на Мальдивы, а тут…

Семен Иванович поведал, что едет в Палестину совершенно уверенно, наперед зная, что греки его примут с распростертыми объятиями. Это было неожиданно: при подготовке к путешествию мне не раз приходилось слышать о греках много худого – об их бесстыдных поборах с паломников, о корысти и готовности зарабатывать деньги на христианских святынях. Но уже позже, на пароходе, другие паломники пояснили – богатый купец, всякий раз бывая в Иерусалиме, оставлял у греков не одну тысячу рублей, да и на большие праздники присылал богатые подарки. Конечно, греки обхаживали своего благодетеля! А тот и рад: в России епископ – лицо для простых смертных недоступное; его если и видят, то лишь в кафедральных соборах во время богослужения. А наш купец в Святом Граде имеет доступ не только к митрополиту, но даже к блаженнейшему патриарху. Тщеславие, всегда тщеславие! Как не вспомнить о новорусских дельцах, готовых любые деньги выложить в Каннах за приглашение на банкет со звездами кинофестиваля. Нет, решительно, времена меняются, а люди остаются прежними…

На вокзале в Одессе паломников прямо на перроне встретили афонские монахи – и принялись приглашать в свои подворья. Поскольку решили пока что следовать общему поведению, мы пошли за монахом Пантелеймоновского монастыря. На привокзальной площади приезжих немедленно окружили комиссионеры дешевых одесских гостиниц. Все как один зазывали: «У монахов грязно, да и не дешевле!» – хватали за рукава, делали попытки вырвать поклажу из рук носильщиков и оттащить к заполонившим вокзальную площадь пролеткам.

Однако же притязания комиссионеров были отвергнуты – благо монастырская гостиница располагалась тут же, напротив вокзала.

Номер оказался весьма скромным, с самой что ни на есть непритязательной обстановкой. Паломникам из простонародья отводились общие спальни; зайти туда означало подвергнуть нешуточному испытанию свою решимость и дальше путешествовать в обществе богомольцев. Постели в нашем номере были сомнительной чистоты; заранее зная об этом обстоятельстве, мы запаслись собственным постельным бельем.

Распоряжался всем здоровенный монах с елейным голосом – впрочем, это вообще особенность духовного сословия. Он собирал с богомольцев заграничные паспорта и деньги, по рублю с каждого – за «прописку» у турецкого консула. Однако же, узнав, что имеет дело с американцами, слуга божий отстал, одарив нас на прощанье неодобрительным взглядом.