Паника - Лорен Оливер Страница 2

Довольно справедливо. Любой желающий имеет шанс выиграть. Затем следует второе правило – играть могут только выпускники, но все они имеют право участвовать. Свое намерение играть они выражают с помощью Прыжка – первого из испытаний. Иногда по сорок человек принимают участие.

Но победитель всегда только один.

Два судьи планируют игру, выбирают испытания, дают инструкции, награждают участников и подсчитывают баллы. Их выбирают судьи предыдущего года в условиях строгой секретности. За всю историю Паники никто не признался, что был судьей.

Разумеется, не обходилось без подозрений, основанных на слухах и домыслах. Судьям полагается оплата, а Карп – небольшой городишко. Как Майра Кемпбэлл, которая всегда утаскивала еще один обед из школьной столовой, потому что у нее дома совсем не было еды, вдруг смогла купить себе подержанную «Хонду»? Она сказала, что у нее умер дядя. Но никто никогда не слышал о ее дяде. Никто даже и не замечал Майру, пока она не приехала на машине с опущенными стеклами, покуривая сигарету. Солнце так ярко светило в лобовое стекло, что практически скрывало ее улыбку.

Два судьи, выбранные втайне, клялись молчать и действовать сообща. Все должно быть именно так. Иначе им бы стали предлагать взятки и, возможно, угрожать. Вот почему их двое – чтобы поддерживать систему в равновесии, уменьшить вероятность того, что один из них будет жульничать, и избежать утечки информации.

Если игроки знают, чего ожидать, они могут подготовиться. А это уже совсем нечестно.

Отчасти эффект неожиданности и незнание ситуации сначала привлекают игроков, а затем отсеивают их одного за одним.

После того как все взносы подсчитаны, а судьи (кем бы они ни были) взяли свою долю, награда обычно составляет более пятидесяти тысяч долларов. Четыре года назад, получив свой приз, Томми О’Хара купил в ломбарде две вещи, одной из которых был лимонно-желтый «Форд». Затем он уехал прямо в Вегас и поставил все на черное.

На следующий год Лорен Дэвис вставила себе новые зубы и сделала новую грудь, после чего переехала в Нью-Йорк. Два года спустя она вернулась в Карп на рождество и пробыла там достаточно долго, чтобы покрасоваться своей новой сумочкой и еще более новым носом, а затем снова уехала в Нью-Йорк. Если верить слухам, она встречалась с бывшим продюсером какого-то реалити-шоу о потере веса, стала начинающей моделью компании «Виктория Сикрет», хотя никто ни разу не видел ее ни в одном каталоге (а большинство парней смотрели эти каталоги).

Конрад Спарлок отправился на производство метамфетаминов, которое было сферой деятельности его отца, и вложил деньги в новое здание на Маллори Роуд, поскольку их предыдущее здание сгорело дотла. А вот Шон МакМэнус потратил деньги на учебу в колледже – он подумывает стать доктором.

За семь лет игр было три смерти. Четыре, если считать Томми О’Хара, который застрелился с помощью второй вещи, купленной в ломбарде, после того как ему выпало красное.

Понимаете? Даже победитель Паники чего-то боится.

Так вот, начало Паники – день Прыжка – следует за выпускным.

Отмотаем обратно на пляж. Но сначала вернемся на несколько часов назад – до того, как застывшая Хезер стоит на хребте, боясь прыгнуть.

Немного поверните камеру. Мы не совсем там. Но уже почти близко.

Додж

Никто на пляже не поддерживал Доджа Мэйсона. Никто бы и не стал его поддерживать, как бы далеко он ни прошел.

Но это не имело значения. Значение имела только победа.

У Доджа был секрет – он кое-что знал о Панике, возможно, даже больше, чем любой другой человек на пляже.

Точнее, у Доджа было два секрета.

Он любил секреты. Они воодушевляли его, заставляя его чувствовать свою силу. В детстве он даже представлял, что у него есть свой тайный мир, собственное место теней, где он всегда мог свернуться калачиком и спрятаться от всего. Даже теперь, когда Дэйну снова стала мучить боль, от которой она плачет; когда мама Доджа заливает дом освежителем для воздуха и приглашает в гости своего нового гребаного хахаля, и посреди ночи Додж слышит, как спинка их кровати бьется о стену, каждый раз, как удар в живот, – даже теперь ему хочется погрузиться в свой сокровенный темный мир.

Все в школе считали Доджа слабаком. Он знал это. Он даже выглядел как слабак. Он всегда был высоким и худым. Его мама говорила, что он угловатый, как и его отец. Насколько он знал, единственное, чем они были похожи с отцом – доминиканским кровельщиком, с которым его мама встречалась какое-то время еще в Майами, – так это угловатостью и темной кожей. Додж никак не мог запомнить его имя. Роберто. Или Родриго. Какое-то дурацкое.

Додж считал, что они все застряли в Карпе, – он, Дэйна и мама были как пустые полиэтиленовые пакеты, которые носит по стране внезапными порывами ветра и которые иногда цепляются за телефонные столбы или ненадолго запутываются под колесами какого-нибудь грузовика. В день, когда они застряли в Карпе, Доджа избили три раза – один раз Грег О’Хара, затем Зев Келлер, а потом снова Грег О’Хара. Просто, чтобы убедиться, что Додж усвоил местные правила. И он не дал сдачи. Ни разу.

Раньше ему приходилось и похуже.

Это и было вторым секретом Доджа, который придавал ему сил.

Он не боялся. Ему просто было все равно.

А это было уже нечто совершенно другое.

Небо было испещрено красным, фиолетовым и оранжевым цветами. Оно напоминало Доджу огромный синяк или фотографию человеческих внутренностей. До заката и до Прыжка по-прежнему оставалось около часа.

Додж открыл бутылку с пивом. Это его первая и единственная бутылка. Напиваться ему не хотелось, да и необходимости в этом не было. Но день был жаркий, и Доджу, который пришел сюда прямо с работы, очень хотелось пить.

Народ только начинал собираться. Время от времени Додж слышал приглушенное хлопанье машинной двери, крики приветствия, доносящиеся из леса, и грохот музыки вдалеке. Шоссе Виппурвиль находилось на расстоянии четверти мили; ребята начали появляться на дороге, пробираясь сквозь густой подлесок, отмахиваясь от висящего мха и лозы. Они несли переносные холодильники, одеяла, бутылки, динамики для айпода и занимали места на песке.

Со школой было покончено навсегда. Додж сделал глубокий вдох. Из всех городов, в которых он когда-либо жил, – Чикаго, Вашингтон, Даллас, Ричмонд, Огайо, Род-Айленд, Оклахома, Новый Орлеан, Нью-Йорк, – последний привлекал его больше всего. Все в этой жизни меняется.

Первым приехал Рэй Хэнрэхэн со своими друзьями. Это было неудивительно. Даже несмотря на то, что участников Паники не объявляли до Прыжка, Рэй на протяжении нескольких месяцев хвастался, что уйдет домой с призом, как и его брат два года назад.

Люк с трудом выиграл в последнем раунде Паники. Он ушел с пятьюдесятью тысячами в кармане, в то время как другая участница не смогла даже уйти. Она никогда больше не сможет ходить, если верить докторам.