Личный враг императора - Владимир Свержин Страница 2

К тому моменту, когда он переступил невысокий порог, человек, предводительствующий заезжим отрядом, уже стремительно, без всякого стеснения поднимался по лестнице.

– Бонжур, – скорее растерянно, чем приветливо, выдавил отставной гусар, стараясь определить по разноцветью мундиров, кого это принесло в его имение.

– Бонжур, – без всякого чувства ответил незнакомый офицер и махнул рукой своим людям: – Я дарю вам этот дом.

Толпа спешившихся мародеров, блестя голодными нетерпеливыми глазами, ринулась внутрь, сбивая с ног увечного воина.

– Что вы делаете, месье? Вы же офицер!

Из сеней доносились крики, женский визг, звуки ударов и редкие выстрелы.

– На войне как на войне, – безучастно пожал плечами вожак дикой стаи, рывком поднимая на ноги сбитого с ног хозяина. – Вы же наверняка знаете, месье, старое правило: война сама себя кормит.

– Но есть же и каноны чести, – попытался было возмутиться отставной гусар.

Лицо предводителя вдруг резко потемнело, и на губах появилась недобрая, похожая на оскал ухмылка.

– Все это выдумка для идиотов, месье. Я ж таким не являюсь. – Он схватил несчастного помещика за горло и с силой прижал к колонне. – В этом доме все умрут: мужчины – сразу, женщины – чуть позже, когда перестанут интересовать моих гвардейцев. А если они будут с ними ласковы, то кто знает, может, им и удастся остаться в живых. Но ты не женщина, а никто из моих храбрецов не интересуется мужчинами, пусть даже колченогими.

Ветеран попытался ослабить хватку обряженного в мундир разбойника. Тот лишь расхохотался, еще крепче сжал пальцы. Старый гусар захрипел, глаза его полезли на лоб.

– Глупец, у тебя есть ровно один шанс дотянуть до утра: скажи, где тайник, в котором ты прячешь свои золото и драгоценности.

– Будь ты прок… – задыхаясь, сипел хозяин усадьбы.

– Не усердствуй, я уже давно проклят.

Он повернулся, скомандовал, и на крыльцо за руки, за волосы вытащили упирающуюся супругу хозяина поместья. То, что недавно представляло собой наряд почтенной дамы, развевалось на ветру клочьями. Вожак оттолкнул отставного гусара, вытащил из-за пояса дорогой, явно не армейский пистоль, взвел курок и направил ствол на рыдающую женщину.

– Где твоя касса, ублюдок?!

– Да, да, я скажу, только не стреляйте!

Предводитель молча пожал плечами, как ни в чем не бывало выпалил в голову мальчишки-поваренка, выброшенному в окно одного из флигелей, и кивнул подручным, приказывая тащить обессилевшего хозяина в дом.

Его зарубили спустя минуту после того, как главарь разбойничьей шайки удовлетворенно открыл крышку сундучка, еще недавно спрятанного под дубовыми половицами в кабинете барина. Зарубили без каких-либо эмоций, под хохот мародеров, выкинули в окно второго этажа и оттащили в сторону на аллею, где уже красовалась безмолвная шеренга бывших обитателей поместья. Бросили наземь возле удавленной вожжами жены, приговаривая, что теперь все семейство в сборе. Отдав должное радостям войны, опьяненные успехом головорезы спешили отведать радостей мира: тепла, вкусной и обильной еды и отличных вин, которые отныне можно пить, не считая.

– К черту императора! – орали душегубы, которых недавно именовали солдатами Великой армии. – Да здравствует Черный Маркиз!

Предводитель банды, высокий блондин в лейтенантском кирасирском мундире, удовлетворенно глядел на ликующих соратников, радуясь новой победе. Конечно, не такой великой, как те, что ему доводилось видеть, служа под императорским орлом. Но, черт возьми, много ли проку ему и тем, кто пошел за ним, от величия чужих побед?! Славой камзол не подобьешь. Он глядел на ликующих ветеранов собственной, пусть и не слишком старой гвардии. «Эти чертовы упыри готовы идти за мной хоть в пекло, потому что знают, со мной они будут живы и богаты. А без – лежать в кювете с простреленной башкой, подыхать от дизентерии или же голодать, радуясь прокисшему заплесневелому сухарю и пиву, от которого в желудке такая круговерть, что не до службы, не до войны».

– Да здравствует Черный Маркиз!

Сегодня они будут спать в тепле и есть от пуза, наслаждаться телами прислуживающих им голых пейзанок, от души веселясь их нелепым попыткам хоть как-то закрыть свою наготу. А завтра, завтра этот дом полыхнет вместе с теми его обитателями, кто дожил до утра. А отряд Черного Маркиза исчезнет, растворится в бескрайних российских просторах, не оставив следа и свидетелей. Впрочем, как вчера и позавчера и до того… Всякому, поднимавшему сейчас за него тосты, было известно – Черный Маркиз не оставляет в живых тех, кто видел его в лицо.

К чему все эти глупые россказни о каком-то там гуманизме? Все эти выдумки Дидро, Руссо и всяких там Вольтеров?! К чему библейские причитания? Не сильно гуманизм помог его отцу – добрейшему сельскому кюре, когда опьяненные кровью санкюлоты ворвались в храм и подняли на штыки глупца священника, призывающего сжалиться над несчастными, по обычаю ищущими защиты в доме Господнем. Какая там защита, какой дом?! Он видел все это своими глазами, спрятавшись под сиденьями, и уже тогда понял для себя главное: есть лишь тот бог, который хранит его, наполняет мошну и тарелку. Все остальное – никчемная блажь.

Спустя годы он с нескрываемым удовольствием рубил бунтующих санкюлотов и орал: «Слава императору!», поскольку император был живым воплощением бога, «дарующего и наполняющего». Теперь же, когда планомерное отступление на зимние квартиры все больше напоминало бегство, его бог явно отвернулся от маленького капрала, превратил его в заурядного толстого корсиканца. А значит, с этого дня им не по пути! К черту армию! К черту надутого индюка Бони, почитающего себя гением!

И все же предосторожность не помешает, ни к чему оставлять за собой тех, кто сможет опознать его. С его умом и деньгами он прекрасно устроится где угодно после того, как будет подписан мир. Если император будет разбит, кто спросит, как он выжил и откуда взялось его богатство. Если вдруг, кто знает, военная фортуна переменчива, Наполеон победит, лучше будет вновь где-нибудь вынырнуть вблизи от победоносного государя, вот тогда уж точно свидетели будут ни к чему. Пусть даже слава о проделках Черного Маркиза докатится до самого Парижа, кто заподозрит в преступлениях светловолосого лейтенанта кирасиров, отпрыска безвестного деревенского кюре?

Черный Маркиз огласил тост за свою доблестную гвардию и, отшвырнув хрустальный бокал, разлетевшийся великим множеством искрящихся осколков, начал подниматься по лестнице. Ему нравился особняк, пусть и несколько запущенный, но все же большой дом, который в округе не видевшие дальше своего собственного носа крестьяне считали дворцом. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с московскими особняками, но все же о чем-то подобном он мечтал, не так давно пересекая Неман во главе своего полуэскадрона. Теперь нужно было позаботиться о том, как унести ноги из этой чертовой дикарской страны. И уж точно ни один из здешних барских домов с собой не утащишь. А если так, зачем им вообще существовать? Завтра поутру все здесь заполыхает жарким пламенем. И уж точно в сумятице пожара никому не будет дела, куда подевались неведомые гости. Но до этого часа еще целая ночь, и провести ее следует в схватках куда более приятных, нежели те, в которых ему повезло уцелеть в прежние годы.