Эхо войны - Дмитрий Заваров Страница 2

– «Хенкели», – уверенно заявил Мощин.

Я не стал спорить. К тому же, откровенно говоря, по звуку различать немецкие самолеты не научился. Было у меня подозрение, что и товарищ полковник в этом не силен…

Попав на фронт, шеф как-то быстро вошел в роль бывалого вояки: с удовольствием носил форму, усиленно обрастал привычками и манерами кадрового военного. Получалось у него это не всегда аутентично, но пусть уж – как говорится, чем бы дитя ни тешилось.

А землянка вопреки ожиданию оказалась довольно-таки уютной. Бревенчатый потолок был достаточно высок даже для долговязого полковника, аккуратно подогнанные доски прикрывали стены, делая помещение похожим на баню. Впечатление портил только утоптанный глиняный пол. У дальней стены торцом стоял импровизированный стол, собранный из снарядных ящиков, за отгороженным плащ-палаткой углом виднелся край походной кровати. Слева от входа, возле заставленного посудой ящика, сидел, нет, точнее – возвышался Сема… а если совсем точно: ординарец и водитель полковника Мощина сержант Тимохин Семен Федорович. При свете «летучей мыши» подшивал воротник гимнастерки. Его широкое конопатое лицо расплылось в радостной улыбке, отчего стало еще шире. Хороший человек Сема, отзывчивый, метра под два ростом, косая сажень в плечах, ну а мозгов много ординарцу не надо, чай, не следователь по особо важным делам.

– Леха! – радостно выкрикнул Сема.

Он вскочил и даже будто бы сделал попытку обнять меня, отчего я невольно отшатнулся: попасть в лапы этого медведя… Плечо еще болело, как правильно догадался товарищ шеф.

– Семен! – одернул его Мощин. – Сходи на кухню… полевую кухню. Сгоноши поесть. И кипятка там организуй. Быстро.

– Есть, – щелкнул каблуками Тимохин.

Сема ухватил со стола два котелка, мимоходом с хрустом пожал своей лопатой мою бедную руку и выскочил наружу.

– Будто не в армии, а на завалинке, – проворчал полковник. – Стыдно перед офицерами.

Он прибавил фитиль в лампе и перенес ее на свой стол. Я огляделся, скинул в угол вещмешок, повесил на стену сырой плащ и уселся напротив Мощина, осторожно сдвинув в сторону папку с документами.

– Шикарная землянка. – Я решил подбодрить шефа.

– В наследство досталась, от местного особиста. Твой друг майор Краснов приютил по-братски, а сам счел целесообразным перебраться поближе к штабу дивизии.

Мощин закурил. Я демонстративно достал запечатанную пачку махорки и, положив на стол, попытался оторвать полоску бумаги от газеты.

– Ну на, на, кури! – Полковник бросил на стол пачку «Казбека». – Бедный родственник!

– Кто мы, и кто вы. – Я хищно завладел папиросой.

– Не прибедняйся, – попросил Мощин.

Щурясь от ароматного дыма, он внимательно, оценивающе осматривал меня. Я вытянул вперед правую руку, продемонстрировал ее работоспособность. Полковник покивал. С ответной бесцеремонностью я оглядел шефа. Все без изменений: глубоко посаженные колючие глаза, шишковатый бритый череп, огромный мясистый нос, остро выступающий подбородок. К фигуре Мощина больше всего подходило определение «несуразная»: мосластые руки, длинные худые ноги, чрезвычайно сутулая спина.

– Сойдет? – спросил Мощин, дождавшись окончания осмотра.

– А есть варианты?

– Вот именно! – скупо улыбнулся полковник, но тут же сменил тон: – К делу. Сегодня… точнее, уже вчера, около шести часов утра примерно в тридцати метрах от наших позиций был обнаружен труп немецкого солдата, фельдфебеля в форме артиллериста. Сквозное ранение спины чуть ниже левой лопатки: идеально круглое отверстие диаметром около пяти сантиметров. Поражающий элемент не найден. Оружие идентифицировать не удалось. Есть мнение, что этот случай по нашей части.

Деловая манера полковника, хорошо знакомая по работе в МУРе, перечень фактов, четкие формулировки – я невольно почувствовал азарт. Может быть, действительно по нашей части? У него, шефа, отменное чутье.

– Тело? – спросил я быстро.

– В Ельск отвезли, в морг.

– Место осмотрено?

– С этим затруднение, Леша, – вздохнул полковник и поскреб ногтем край лежащей перед ним тетрадки. – Берег реки, у самой воды. Склон простреливается противником – до его позиций на том берегу не больше двухсот метров. Осмотр возможен только ночью…

– Ну так осмотрели? – нетерпеливо перебил я.

– Осмотрели, куда деваться-то. Но так, по мере возможности. – Мощин пожал плечами совершенно по-штатски. – Лично лазил. Ничего не нашли.

– С чего вы взяли, что неизвестное оружие? Вдарили чем-то типа трубы…

– Поедешь завтра в морг, сам посмотришь. Аккуратное отверстие на кителе, майке, ровные края раны, явный полукруг на лопатке, ребрах… И никаких деформаций. Как дыроколом пробили.

– Кто еще этим занимается?

– Пока никто, – лукаво улыбнулся полковник.

– Как это? А пятый отдел? Чудо-оружие все-таки.

– Я не докладывал. Возможно, это наш шпион. Если так, им сразу займутся другие, а нас отодвинут.

– Почему сразу шпион? – отметил я, вытягивая из командирской пачки еще одну папиросу.

– Почему?… – переспросил полковник, окинув меня каким-то странным взглядом, будто примеряясь, как половчее ударить.

– Чего? – Я сразу же насторожился.

Знаем этот взгляд, встречали уже. Сейчас будет интересно! Мощин закурил, посидел какое-то время, выпуская дым в потолок. Гремя котелками, вернулся Сема. Без слов разложил добытую провизию на ящике и так же без слов, покосившись на нас, молча выпускающих дым, вышел.

– На правом бедре трупа фельдфебеля была обнаружена русская надпись, предположительно кровью: «ле Андре». Расшифровано мной как «лейтенант Андреев».

– Не слишком ли самоуверенно?

– Отнюдь. В нашем стрелковом полку как раз имеется лейтенант Андреев, командует разведротой.

– Резонно, – согласился я. – Но зачем было писать его имя на трупе?

– Интересно другое: прозектор клянется, что при первичном осмотре, когда срезали одежду, надписи этой не было. Появилась она потом.

– Ну это понятно. Вряд ли немец перед тем, как перейти на сторону врага, писал кровью на бедре имя советского командира.

– А между тем писал именно он, – спокойно, даже как-то равнодушно заявил полковник.

И снова мы уставились друг на друга. В наступившей тишине было слышно, как потрескивает фитиль в керосинке и шуршит что-то за обшивкой стены. Я глубоко, до рези в горле, затянулся и растер окурок по стенке гильзы-пепельницы.

– Откуда такая уверенность? – поинтересовался лениво.

– На-ка вот, посмотри.

Пока шеф рылся в бумагах, я незаметно стянул из пачки пару папирос – от него не убудет, а у меня от ихней махорки глаза вываливаются. Только успел припрятать добычу, как Мощин бросил передо мной небольшую книжицу в потрепанной кожаной обложке, перетянутую бечевкой.