Иов, или Комедия справедливости - Роберт Хайнлайн Страница 2

Три человека с шестами в руках растаскивали горящие поленья, стараясь разровнять поверхность угольного слоя и сделать ее плоской, упругой и удобной для тех, кто пойдет через яму. Все это безумно занимало меня, ибо я сам собирался через несколько секунд вступить в пламя – если, конечно, не струшу и не проиграю пари. Мне казалось, что парни с шестами как бы прокладывают дорогу, которая позволит пересечь яму в длину по разбросанным там камням, а не по пышущим жаром углям. Во всяком случае, я на это надеялся.

Впрочем, затем я припомнил раскаленные солнцем тротуары, которые до пузырей обжигали мои босые ноги там, в Канзасе, в дни моего далекого детства, и подумал: «А какая, собственно, разница?» Температура в кострище достигла как минимум семисот градусов, камни же «варились» в нем в течение нескольких часов. При таких обстоятельствах нельзя сказать, что предпочтительнее – сковорода или сам огонь.

Между тем голос разума нашептывал мне на ухо, что проигрыш трех сотен не такая уж высокая плата за то, чтоб выбраться из этой ловушки… Неужели же я предпочту весь остаток жизни ползать на двух хорошо прожаренных культях?

А не принять ли мне заранее таблетку аспирина?

Три парня кончили возиться с горящими поленьями и отошли к краю ямы слева от нас. Остальные жители деревни собрались за их спинами, включая и ребятишек, чтоб им было пусто! И о чем только думают родители, позволяя детям так рисковать? И почему те не пошли в школу, где им явно надлежит быть в такие часы?

Трое костровых гуськом пошли вперед; они двигались к центру ямы не торопясь, но и не замедляя шагов. За ними так же медленно и непоколебимо потянулась процессия туземцев-мужчин. Дальше шли женщины, среди которых была и юная мать с ребенком на бедре.

Когда порыв раскаленного воздуха коснулся младенца, тот заплакал. Не сбиваясь с размеренного шага, мать подняла его и приложила к груди. Младенец умолк.

Последними шли дети – от девушек и юношей до ребятишек-дошколят. Позади всех шагала малышка (лет восьми? или девяти?), которая вела за руку совсем маленького братца с круглыми от удивления глазенками. Было ему не больше четырех, а одеждой служила лишь собственная кожа.

Я смотрел на мальчугана и проникался печальной уверенностью, что в самом ближайшем будущем меня поджарят в наилучшем виде; деваться было некуда. Один раз мальчуган споткнулся, но сестра удержала его. И он пошел дальше маленькими отважными шажками. У дальнего конца ямы кто-то нагнулся и поднял его на край.

Вот и настал мой черед.

Переводчик обратился ко мне:

– Вы понимаете, что Полинезийское туристическое бюро не берет на себя ответственности за вашу безопасность? Огонь может опалить вас, может даже убить. Эти люди способны ходить сквозь огонь без вреда для себя, ибо они веруют.

Я сообщил ему, что тоже верую, втайне удивляясь, как можно так бесстыдно врать, и подписал протянутую мне бумагу.

Время бежало стремительно, и чуть ли не в одно мгновение я, с закатанными до колен брюками, оказался стоящим у края ямы. Туфли, носки, шляпа и бумажник остались у ее дальнего конца, на скамейке. Они стали моей целью, моим будущим призом… Интересно, если я не доберусь, их разыграют в лотерею или отправят моим родственникам?

А переводчик продолжал:

– Идите прямо по центру. Не торопясь, но и не останавливаясь. – Тут его прервал великий жрец, и, выслушав его, мой наставник сказал: – Он говорит: не надо бежать, даже если вам начнет поджаривать пятки, потому что тогда вы споткнетесь и упадете. А в этом случае вам уже не встать. Он хочет сказать, что тогда вы умрете. Я же со своей стороны считаю долгом добавить, что вы вряд ли погибнете, ну разве что вдохнете пламя. Зато уж наверняка страшно обгорите. Поэтому не торопитесь и не падайте. Видите вон тот плоский камень, прямо перед вами? Вот на него первым делом и ступайте. Que le bon Dieu vous garde [1]. Удачи вам.

– Спасибо.

Я глянул на Непререкаемого Авторитета, который усмехался по-вурдалачьи, если предположить, что вурдалаки способны улыбаться. Я сделал ему ручкой этакий лихой жест и шагнул вниз.

Пожалуй, я прошел не меньше трех шагов, прежде чем осознал, что решительно ничего не ощущаю. И тут же понял, что одно чувство во мне все же сохранилось – страх. Мне было дико страшно. И хотелось оказаться где-нибудь в Пеории или даже в Филадельфии. Чтоб не торчать тут одному в этой гигантской дымящейся пустыне. Дальний конец ямы, казалось, отдалился от меня на расстояние целого городского квартала. Может, и больше. И я все еще тащился туда, молясь, чтоб паралич, лишивший меня всякой чувствительности, не заставил рухнуть, прежде чем я доберусь до своей далекой цели.

Я чувствовал, что задыхаюсь, и вдруг понял, что просто перестал дышать. И тогда я жадно вдохнул ртом, тут же пожалев о содеянном. Над гигантской огненной чашей воздух был насыщен раскаленным газом, дымом, двуокисью углерода и еще чем-то, что вполне могло быть зловонным дыханием самого Сатаны; кислорода же, в том количестве, о котором стоило говорить, тут, конечно, не было. Я выплюнул то, что вдохнул, и со слезящимися глазами и обожженной глоткой стал прикидывать, смогу ли добраться до дальнего конца, не сделав больше ни единого вдоха.

Боже, спаси и сохрани! Ибо теперь я не видел противоположного края ямы. Дым поднимался клубами, и мои глаза не могли ни открыться, ни сфокусироваться на чем бы то ни было. Я вслепую рванулся вперед, старательно восстанавливая в памяти формулу покаяния на смертном одре, чтобы попасть на небеса, проделав все необходимые формальности.

А может, такой формулы вовсе и нет? Какое-то странное ощущение в пятках, колени подгибаются…

– Вам лучше, мистер Грэхем?

Я лежал на траве и смотрел на склонившееся надо мной доброе лицо цвета темной бронзы.

– Вроде бы, – ответил я. – А что произошло? Я все-таки дошел?

– Разумеется, дошли. И просто распрекрасно дошли. Однако в самом конце потеряли сознание. Но мы уже ждали вас, подхватили и вытащили. А теперь скажите, что случилось? Вы наглотались дыма?

– Возможно. Я получил ожоги?

– Нет. Впрочем, на правой ноге, может быть, и вскочит небольшой волдырь. Держались вы все время очень браво. Буквально вплоть до обморока – но это вы, скорее всего, просто надышались дымом.

– Я тоже так думаю. – С его помощью я приподнялся и сел. – Не подадите ли мне носки и туфли? Кстати, а где же все остальные?

– Автобус уже ушел. Великий жрец измерил вам пульс и проверил дыхание, но никому не позволил вас тревожить. Если человека, чей дух временно покинул его тело, стараться привести в чувство, дух может вовсе не вернуться в свое обиталище. Жрец твердо верит в это, и никто не осмелился ему возразить.

– И я не стал бы с ним спорить; чувствую себя прекрасно. Каким-то по-особенному отдохнувшим. Однако как же мне добраться до корабля?