Темные отражения. Немеркнущий - Александра Бракен Страница 2

Плотно натянув капюшоны на головы заключенным, солдаты погнали их вниз по ступенькам заброшенного магазина к раздвижной серебристой двери бункера, скрытого под ним.

После того как большая часть Вашингтона была, как утверждал президент Грей, уничтожена группой пси-детей, которым вывернули мозги, он приложил все усилия, чтобы возвести эти так называемые мини-крепости по всему Восточному побережью на случай нового столь же масштабного катаклизма. Некоторые построили под гостиницами, другие укрыли в склонах гор, а третьи, вроде этой, спрятали у всех на виду под магазинами или административными зданиями в маленьких городках. Они предназначались для защиты Грея, его министров и важных военных чиновников, а еще, как выясняется, чтобы держать в заключении «особо опасную угрозу национальной безопасности».

Таких, как наш заключенный 27, для которого, судя по всему, были подготовлены особые условия.

Его камера находилась еще двумя уровнями ниже, в конце длинного коридора. Камера-одиночка с низким, темным потолком. Стены, казалось, сдавливали меня, но воспоминание было четким. Не снимая с заключенного 27 капюшона, солдаты привязали его ноги к металлическому стулу, стоящему в центре камеры прямо под единственной голой лампочкой, освещавшей помещение.

Я вынырнула из головы мужчины, освобождая его от физического и психологического захвата. Он сполз вниз по испещренной граффити стене в заброшенной прачечной, все еще находясь в плену собственного затуманенного мозга. Стереть из его памяти мое лицо и остальных было все равно что вынуть несколько камушков из неглубокого прудика с чистой водой.

– Два этажа вниз, помещение 4-Б, – сказала я, поворачиваясь к Робу. Мы располагали наброском плана этого бункера, но без подробностей – мы не были слепы, однако «белых пятен» хватало. Впрочем, в общих чертах все бункеры строились одинаково: вниз ведет лестница или лифт, на каждом этаже по длинному коридору.

Роб поднял руку в перчатке, не нуждаясь в дополнительных деталях и подавая сигнал стоящим сзади. Я сообщила ему код, добытый из памяти солдата: 6-8-9-9-9-9-*, и отошла, потянув за собой Вайду. Та, что-то проворчав, отпихнула меня прямо на ближайшего солдата.

Я не видела глаз Роба за прибором ночного видения, вспыхнувшим зеленым светом, но его намерения были очевидны и так. Мы изначально не были ему нужны, и, конечно, Роб не хотел, чтобы мы потащились за ним туда, где он, бывший армейский рейнджер – о чем мужчина напоминал нам при каждом удобном случае, – управился бы сам с несколькими своими бойцами. Больше всего, думаю, Роб злился из-за того, что его вообще отправили на это задание. Политика Лиги – отрекаться от схваченных агентов. Провалился – помощи не жди.

Если Албан хотел вернуть этого, причины должны быть очень вескими.

Дверь отъехала в сторону, и обратный отсчет начался. Пятнадцать минут на то, чтобы войти, вытащить заключенного 27, выбраться и свалить к чертовой матери. Хотя, кто знает, есть ли у нас даже эти пятнадцать минут? Роб мог только грубо прикинуть, как скоро после срабатывания сигнализации прибудет подкрепление.

Дверь вела на лестницу в задней части бункера. Пролет за пролетом уходили вниз, во тьму, ориентироваться приходилось по немногим лампочкам, установленным вдоль металлических ступенек. Я услышала, как один из бойцов перерезал провода камеры наблюдения, расположенной где-то над нами, почувствовала руку Вайды, толкающую меня вперед, но потребовалось время – слишком много времени, – чтобы глаза привыкли к темноте. В сухом застоялом воздухе, раздражая легкие, все еще ощущался запах средства для стирки и других химикатов.

Потом мы побежали вниз по лестнице. Быстро и так тихо, насколько позволяли наши тяжелые ботинки.

Когда мы с Вайдой оказались на первой лестничной площадке, в моих ушах бился пульс. Шесть месяцев занятий – не слишком большой срок, но достаточный, чтобы научиться снова натягивать на себя привычную броню, сосредоточившись на главном.

Что-то твердое врезалось в мою спину, потом еще более твердое – плечо, автомат, потом снова и снова, пока я не поняла, что надо прижаться к двери, ведущей в бункер, чтобы пропустить солдат. Вайда резко выдохнула, когда последний из команды пролетел мимо.

– Прикрывайте нас. – Рядом с нами остановился Роб. – Пока мы не зашли, потом следите за входом. Оставайтесь здесь. Не покидайте позиций.

– Мы должны… – начала было Вайда, но я шагнула вперед, не давая ей договорить. Да, нас инструктировали иначе, но так даже лучше для нас обеих. Смысла спускаться за ними в бункер, возможно, навстречу смерти, нам не было. И Вайда знала – это вбивали в наши головы миллион раз, – что нынешней ночью командиром был Роб. Самое первое правило, единственное, что имело значение в мгновение между двумя паническими ударами сердца, гласило: ты всегда, даже под огнем, под угрозой погибнуть или оказаться в плену, всегда должен слушаться командира.

Вайда стояла у меня за спиной, достаточно близко, чтобы я чувствовала ее горячее дыхание через толстую черную вязь лыжной маски. Чтобы излучаемая ею ярость выплеснулась в морозный филадельфийский воздух. Вайда всегда фонтанировала кровожадным рвением, особенно когда командиром назначалась Кейт: стремление проявить себя перед Наставником вечно сводило на нет все усвоенные навыки. Для Вайды это было игрой, вызовом, чтобы продемонстрировать свой идеальный дар, боевую подготовку, отточенные способности Синей. Для меня – еще одной прекрасной возможностью оказаться убитой. В свои семнадцать Вайда, возможно, была идеальным стажером, стандартом, которому должны были соответствовать и остальные чудны`е дети, вытащенные и опекаемые Лигой. Однако единственным, с чем Вайда никак не могла справиться, был ее собственный адреналин.

– Не смей ко мне прикасаться, стерва, – огрызнулась Вайда низким от гнева голосом и уже отвернулась, чтобы пуститься за группой вдогонку. – Ты настолько труслива, что собираешься безропотно подчиниться? Тебе плевать, что он ни во что нас не ставит? Ты…

Лестница выгнулась подо мной, словно глубоко вдохнула, и снова опала. Шокированная, я наблюдала происходящее как в замедленной съемке: меня подбросило и сбило с ног, с такой силой швырнув о дверь, что череп должен был оставить на ней вмятину. Вайда рухнула на пол, прикрывая голову, и только тогда до нас долетел хлопок гранаты, взорвавшей нижний вход.

Снизу поднимались горячие волны, заполненные густым дымом. Стало трудно дышать. Но дезориентация пугала гораздо сильнее. Когда я заставила себя открыть глаза, веки казались ободранными до мяса. В темноте, пробиваясь сквозь облака цементной пыли, пульсировал малиновый свет. Что-то приглушенно билось в ушах – но не пульс. Сигнал тревоги.

Почему использовали гранату, если знали, что код от той двери совпадает с кодом наружной? Никто не стрелял – отсюда мы бы обязательно услышали, если бы группа вступила в бой. Теперь наше присутствие было раскрыто, и это работа «команды профессионалов»?!

Я сорвала маску с лица, ощупывая правое ухо, которое резануло колющей болью: гарнитура связи разлетелась на куски. Прижав к уху руку в перчатке, я поднялась на ноги, стараясь превозмочь приступы тошноты, накатывающие один за другим. Но когда повернулась, чтобы найти Вайду и вытащить ее вверх по лестнице в зябкую пенсильванскую ночь, той нигде не было.