Анабиоз. Новая Сибирь - Юрий Бурносов Страница 20

Антон изобразил кремлевские куранты, все чокнулись, выпили. Лариса потрясла головой — пузырчатое вино ударило в нос — и спросила:

— А мне пить-то можно вообще?

— Можно, можно, — успокоил Антон. — Это ж экологически чистое, домашнее, да и спирта там градусов десять максимум. Ты давай закусывай.

И протянул девушке глухариную ногу.

Когда от птицы остались кости, а двухлитровая банка с вином опустела, Лариса пригорюнилась. Фрэнсис и Антон переглянулись.

— Что-то не так? — осторожно спросил Антон.

— Да нет, все так… Спасибо за праздник.

— Это тебе спасибо. Готовил-то кто? С нас только глухарь причитался.

— Я просто вспомнила, как встречала прошлый Новый год. Дома, с родителями. Шампанское, президент в телевизоре поздравляет, Киркоров, Галкин… Вроде противно даже, оскомину набило за столько лет, а теперь вот… скучаю.

— О, кстати, — попытался Антон развеять собирающуюся над столом грусть, — интересно, как они все там? Ну, вот Галкин, Киркоров… Прикинь, Галкин в своем замке проснулся! У него же замок где-то в Подмосковье, в газетах писали. Пугачева с ним, челядь всякая… Вот кому обидно, поди. Они же теперь никто. Телевизора нет, зрителей нет, концертные залы обвалились.

— Зато президент, мне кажется, что-то должен делать, — предположила Лариса. — У них ведь есть различные системы связи, жизнеобеспечения для таких случаев. В Кремле, в Министерстве обороны… Мне отец рассказывал.

— А кто он у тебя? — спросил Фрэнсис, тщательно обсасывая соленый стебель черемши.

— Генерал-майор.

Антон хмыкнул — до этого разговор о родителях у них почему-то не заходил, кроме его давней беседы с Фрэнсисом про братьев-сестер.

— Армейский?

— Да. Только он был в Иркутске, когда все произошло. Точнее, они с мамой. А я осталась здесь после того, как папу перевели. Хотела идти своим путем, потому и в полицию полезла. Папа с мамой хотели, чтобы я пошла на юридический, я и решила: начну с самых низов. Романтика, блин. А если бы поехала с ними…

Лариса, не договорив, махнула рукой и замолчала. Взяла банку из-под вина, заглянула внутрь, вылила в свой стакан оставшиеся граммов пятьдесят.

— Ты про беременность? — понял девушку Фрэнсис. — Боишься, что мы не сможем тебе помочь?

— Конечно, про беременность. — Лариса одним глотком выпила вино. — А помочь… сможете. Рожать-то я не боюсь, у нас в полиции были специальные курсы, я вас научу, что делать…

— Черт! — вскрикнул Антон, подскакивая на табуретке. — Идиоты! Мы с тобой идиоты, брат! Ментов же давно учат роды принимать и пожарных, как в Америке! А мы с тобой хотели справочник для гинекологов искать…

— Что, правда? — Лариса вытаращилась на Антона и расхохоталась. — Справочник? Где?

— Ну, в ближайшем городке, например… — смущенно сказал Фрэнсис.

— Дурачки, — Лариса тыльной стороной ладони утерла выступившие на глазах слезы. — Хоть бы спросили.

— Не догадались, — буркнул Антон. — Ты, кстати, сама от нас скрывала вон сколько. Чего сразу не сказала, а?

— Да я и сама дура, чего ж… Это как зуб больной: всегда думаешь, зачем к стоматологу идти, вдруг само пройдет? Так и я. Глупо, понимаю, но как-то не решалась сказать.

— Кстати, насколько я понимаю в таких вещах, остался примерно месяц? — прикинул Фрэнсис.

Лариса кивнула.

— И что мы станем делать потом?

— Жить дальше. Разберемся с огородом, как завещал Кирила Кирилыч. Я буду ребенка растить.

— А молоко где брать? — спросил Антон и понял, что в очередной раз сморозил глупость.

— Антош, ты совсем дикий какой-то, — с улыбкой ответила Лариса. — Ну не на молочной же кухне.

— Я просто вспомнил, как двоюродный брат для дочки все время на эту кухню бегал, — принялся оправдываться Антон. — Но у его жены вроде молока не было. Слушай, а потом как? Ну, через год или там два. Нельзя же ребенка постоянно грудью кормить. Он творог всякий ест, кашу или чего там…

— Через год или два и посмотрим. Коровы же не вымерли. Еще всякие олени есть… Козы… Что-нибудь придумаем.

— Между прочим, я умею доить козу, — с гордостью произнес Фрэнсис.

— В Париже научили? — съехидничал Антон.

— Нет, бабушка в деревне, в Камеруне. А вот ты не умеешь, бледнолицый!

Антон в шутку набросился на Фрэнсиса и повалил его на лежанку. Некоторое время они боролись. Победил, естественно, более развитый физически футболист. Щелкнул на прощание Антона по лбу и отпустил, сказавши:

— Это тебе за моих предков, которых вы угоняли в рабство!

— Никого мы не угоняли, — обиделся Антон.

— Я и сейчас пашу, как камерунец! Кто вчера дрова колол, пока ты дрых?

— Ну тебя, — отмахнулся Антон. — Давайте, может, споем? Поскольку Киркоров где-то занят, а телевизора у нас нет…

— Запросто, — сказал камерунец и неожиданно для всех затянул:

Если на празднике с нами встречаются

Несколько старых друзей,

Все что нам дорого, припоминается,

Песня звучит веселей.

Ну-ка, товарищи, грянем застольную,

Выше стаканы с вином,

Выпьем за Родину нашу привольную

Выпьем и снова нальем.

Антон с Ларисой оторопело переглянулись, после чего девушка уверенно подхватила:

Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто замерзал на снегу,

Кто в Ленинград пробивался болотами,

Горло ломая врагу!

Встанем, товарищи, выпьем за гвардию,

Равной ей в мужестве нет.

Выпьем за Ленина, выпьем за Сталина,

Выпьем за знамя побед!

С утра в лучших традициях новогодних праздников доедали остатки пиршества и чуточку похмелились вином из другой банки.

— Мне батя всегда говорил: с утра, если бодун, никогда пива не пей, а выпей лучше сто граммов водочки, но не больше! — поучал Антон камерунца.

— А я бы пивка холодного выпил, — размечтался Фрэнсис. — Помню, в Париже на бульваре Монпарнас есть бар «Ля Марине», мы с парнями любили туда забрести… В карте напитков там указано сто сорок марок пива из почти сорока стран!

— И что пил? — с неподдельным интересом спросил Антон.

— Лучшее пиво в мире — светлый «Пльзенский Праздрой».

— Эх… — Антон вздохнул. — Пиво вроде и варить-то несложно, но поди узнай, как именно… Всё, хватит о грустном. Пошли за дровами, пока Ларка нас ухватом не погнала.

— Я как раз собиралась, — угрожающе сказала из-за своей занавески Лариса.

Как ни жалка твоя жизнь, гляди ей в лицо и живи ею; не отстраняйся от нее и не проклинай ее. Она не так плоха, как ты сам. Она кажется всего беднее, когда ты всего богаче. Придирчивый человек и в раю найдет, к чему придраться. Люби свою жизнь, как она ни бедна.