Против ветра! Андреевские флаги над Америкой. Русские против янки - Владимир Коваленко Страница 20

Что чарлстонская эскадра склонна учиться на чужом опыте — честь и хвала. Так что стоило мистеру Алексееву помянуть читанные им в недавнем гардемаринстве «Несколько отрывков из опыта начальных оснований пароходной тактики» адмирала Бутакова, как он был немедленно допрошен. Имя героя Крымской войны, выигравшего первый в мире бой пароходов, оказалось известно. Слово за слово, и вот капитан Такер медленно тянет:

— Да, об этом мы и позабыли… Наверстаем! Вы не прочитаете ли нескольких лекций по русской теории пароходного боя?

Алексеев потирает глаза. Догадывается, что до своего обиталища опять не дойдет. Эх, не впервой! Вестовой привык: если командира к ночи нет на месте, значит, заснул у Пикенсов. Туда и следует явиться поутру… Взваливать на себя новую работу не хотелось. Все время уходило на корабль — и на дипломатию, без которой эскадра лежала бы на дне в виду форта Салливен, и вся история русского атлантического похода была бы завершена. Но то же искусство дипломатии сдержало отказ. Во-первых, союзники действительно нуждаются в помощи. Во-вторых, посланник Стекль давно уши прожужжал, что если дипломат говорит «нет», то он и не дипломат вовсе. Пришлось мыслить по-конфедеративному: как заменить одно другим, как убить одним выстрелом двух уток. Пусть и ледащих.

— Лекции тут не помогут, — заявил он, глядя в глаза союзнику самым честным взглядом, какой был припасен в арсенале, — нужны учения. Корпус, машина и пушки еще не всё. Помните историю «Атланты»?

Удар ниже пояса… Ничего. Союзнички заслужили. Пару месяцев назад в Саванне — городе и порте южней Чарлстона — завершили новый броненосец. И прямо со стапеля бросили в бой против блокадной эскадры. Надежда флота Конфедерации, красавица «Атланта» — что она смогла с неумелым экипажем? Два раза промахнуться по противнику, сдуру сесть на мель — в родных-то водах! Каземат перекосило, одни пушки смотрели в облака, другие — в воду… Ни стрелять, ни удрать. Спустили флаг. Даже корабль взорвать не озаботились. Теперь его осваивают янки.

— Учения? Во время войны?

— Да, разумеется. Мне все равно придется осваивать перестроенный корабль. А потому я был бы рад, если бы ваши броненосцы составили «Невскому» компанию. Настоящий соперник всегда предпочтительней воображаемого. А русские упражнения по групповому таранению совершенно безопасны…

Если верить адмиралу Бутакову, конечно. Чего не следует знать союзникам — так это того, что русский флот пока не провел ни одних учений по этой методике. За отсутствием таранных кораблей. Впрочем, система работает. А то, что среди маневрирующих кораблей то и дело поднимается бело-зеленый фонтан от двадцатидюймовой бомбы, — тоже хорошо. И обстановка ближе к боевой, и снаряд падает не на жилые кварталы. Среди ведущих эту войну не все джентльмены, но на федеральной батарее острова Моррис такой нашелся. Предпочел высокой вероятности убийства женщин и детей низкую — поражения военной цели. И это еще одна причина, почему каждое утро три броненосца обязаны начинать тяжеловесные игры, несмотря на то, что на русском корабле еще идет достройка каземата. Рабочие с верфи и матросы трудятся бок о бок, а командиру приходится чередовать команды военно-морские и строительные. И за «Самый полный!» следует «Вколачивайте гвозди номер пять!»

Рядом, неизменно — Адам Филиппович Мецишевский. В настоящем бою он уйдет из штурманской рубки в кормовую, чтобы корабль не потерял разом командира и старпома. Но здесь и сейчас — тоже учится. Он, пожалуй, единственный, кто понимает, насколько все происходящее внове для самого командира.

Вот по правой стороне вырос приземистый каземат «Чикоры». С учетом поправки — спасающей корабли от взаимоистребления — точно перед носом бывшего фрегата. Не уйдет! На этот раз. Впервые!

— Пятьдесят восьмая попытка — успех, — констатирует старший помощник, — занести в бортовой журнал: «В пятнадцать часов тридцать одну минуту условно уничтожен броненосец США „Чикора“».

— К чему так хвастаться, Адам Филиппович?

— А к тому, что нас они уничтожили семь раз. И не поленились внести в журналы. Я их видел.

— Ну и отлично. Во-первых, это им поднимает настроение. Во-вторых, еще раз доказывает, что адмирал Бутаков прав, и одиночный корабль, даже более быстрый, особых шансов на таранение подвижного и способного управляться неприятеля не имеет. В-третьих, наши южные друзья тоже не лыком шиты: эффективность их тактики показывает, что «Чикора» и «Пальметто Стэйт» теперь из отдельных кораблей превратились в сплаванную пару, наловчились создавать общие угрозы. Заметили — «Чикора» обычно действует как загонщик? Черт побери!

На этот раз разрыв пришелся почти вплотную к борту. Вода обрушилась на рубку.

— Спасибо янки, — Мецишевский приподнял уголки тонких губ, — охладили. А то мы поддались торжеству. Смотрите, при нынешнем курсе условно уцелевший броненосец условного противника создает угрозу. И дым валит жирный — значит, форсировали машины.

— Он теперь один. Попробуем пропустить торопыгу и поймать в борт, — склонился к переговорной трубе: — Николай Федорович, реверс не повредит машине?

Выслушал ответ из глубин.

— Значит, сегодня мы их не поймаем. Не стоит губить механизмы ради учений… Балтийского завода под рукой нет.

Значит — руль влево до упора. Широкая — увы — дуга циркуляции. Настоящей брони пока нет, и избавившийся от обузы мачт, рей и большей части надводного борта корабль чуть из воды не выпрыгивает. В машине свежая смена кочегаров, в топки летит лучший из местных сортов угля… Покатый нос вспарывает воду. Красота. И ход — как на мерной миле. Да, без парусов лучше!

Вечером, когда корабль ошвартуется у пирса, командир уйдет к себе в салон. Уронит голову на руки. Снова один! На службе — царь и бог. Да, его учат — трудно не заметить старательной опеки старшего помощника. Черная дуэнья при южной девице, ни дать ни взять! Да и не он один. Обижаться не на что — как «Невский» пока лишь заготовка для боевого корабля, так и он, мичман Алексеев, — лишь сырье для боевого капитана.

Пытался как-то поговорить с нижними чинами по-старому, накоротке, но без панибратства — как на ретирадной батарее. Так новый ее командир, из унтеров, отозвал в сторонку и объяснил, что — неуместно.

— Вам теперь надлежит разговаривать в одну сторону-с. Ни у кого даже мысли возникать не должно, что ваши слова можно оспорить. Можно допустить, редко, ответ на вопрос. И только, но и этим злоупотреблять не следует. Вы не подумайте, господин командир, что я ретроградствую. Парус или пар, всякий матрос и офицер должен быть в любую минуту готов исполнить ваш приказ. Не рассуждая-с. Может возникнуть такая необходимость — а для того, чтоб в решающий момент вам не приходилось объяснять, что да почему, в людях следует выработать привычку.

Пришлось согласиться. Морские обычаи продиктованы хрустом ломающихся шпангоутов, скрежетом киля по мели, шумом врывающейся в пробоины воды… шелестом волн над головами тех, кто никогда не вернется в порт.

Вот и еще один обычай, который господа офицеры не против нарушить… только не получается. Запрет капитану появляться в кают-компании. Офицеры, даже морские, — всего лишь люди. Им тоже хочется побыть, хоть недолго, без недреманного начальственного ока. Шутка в том, что кают-компания пока не доделана. А официально предложить командиру явиться на товарищеский ужин в местную ресторацию — можно. Увы, командир или занят так, что неловко отрывать, или спит.