Истинная история дюны - Андрей Лях Страница 20

Бессмысленно в подобной ситуации объяснять и доказывать, что леди Джессика никогда не возвращалась на Дюну с Каладана, что Гарни Холлека к тому времени давно не было в живых, что Пустынный Проповедник – это конкретный человек с конкретной биографией, не имеющий никакого отношения к покойному императору, что все истории о детях Муад’Диба – более чем сомнительный и ничем не подтвержденный миф… Бессмысленно, поскольку это болезненное нагромождение нелепостей, сродни сказкам о чудесной вычислительной машине «Алдан», ныне и есть официальная версия, и тысячи людей, у которых достало терпения все это дочитать и досмотреть, пребывают в уверенности, что уж они-то знают, как там оно вышло на Дюне.

Однако напомню еще раз: после революции арракинские архивы, в отличие от парламентских уже более не подвергались никаким чисткам и изъятиям, а потому воссоздание реальной картины событий, пусть даже и с неизбежными погрешностями, вызывает затруднения лишь чисто технические.

Произошла, в сущности, самая обыкновенная вещь, случавшаяся при многих переворотах всех веков: марионетка сорвалась с ниточек, кукла взбунтовалась против кукловода. Пол Атридес прекрасно отдает себе отчет, да ему об этом и сказано со всей откровенностью: едва он выполнит свое предназначение, подпишет необходимые указы и скажет положенные тронные речи, его незамедлительно отправят туда же, откуда он пришел, наградив, в благодарность, порядочным пенсионом и правлением над лишним десятком фрименов – дальше уже ни плохой, ни хороший император ландсраату не нужен. Но душу Пола еще с горьких каладанских времен подспудно сжигает недобрый огонь честолюбия. Что ему грядущие подачки парламента, что ему крохи власти в деревенском захолустье, когда он уже сейчас стоит у кормила Империи! Никогда по своей воле он не сойдет с этих вершин, пусть будет что будет, пусть суждено сложить голову на этом пути, но к мелочам и суете безвестности он больше не вернется, и последний его вздох будет вздохом императора. Хватит с него унижений по милости самодура отца и смертной тоски забвения в пустыне, второго шанса никто не даст, смерть так смерть, зато на императорском троне.

Механику текущей ситуации Муад’Диб давно знал назубок, и совершенно неожиданно для его высоких покровителей, вручивших ему императорские полномочия временно и формально, он эти полномочия реализует в полную силу, а именно: молниеносно договорившись с некоторыми Великими Домами, дает им значительные спайсовые льготы, чем сразу раскалывает ряды противника, затем поднимает официальные закупочные цены. Это чистейшей воды дипломатия, но биржа тут же чутко реагирует, и рентабельность операций с меланжем, уже черпнувшая бортом ледяной кризисной водицы, несколько выравнивается, что приводит к очень важному результату: Пол приобретает себе такого важного сторонника, как Космический Союз. Навигаторы, быстро смекнув, что парень разобрался, с кем он скован одной цепью, спешно сели за стол переговоров, в чаянии выиграть у ландсраата ферзя – и выиграли! Заручившись поддержкой Союза, Пол наконец-то мог уверенно взглянуть в глаза своим парламентским благодетелям – теперь задвинуть его в угол не так-то просто.

Такая измена ставленника оказалась для лидеров ландсраата неприятным сюрпризом, но отнюдь не катастрофой. Было бы странно, если бы спикер Валуа и другие официальные лица из разных планетных систем и галактик заранее не предусмотрели подобной возможности и не подстраховались. Такой страховкой стал Арракинский договор, он же Арракинская хартия, – увесистая папка документов, подписанная Полом Атридесом еще задолго до того, как он с комфортом устроился на резной мерцающей глыбе хагальского кварца.

Эти бумаги (опубликованные, кстати, в день коронации) превращали императора в чрезвычайно мирное и безобидное существо. Под анестезией замысловатых юридических формулировок монарху удалили два наиболее опасных для парламента клыка: военный флот и контрольный пакет в СНОАМ. Не имея решающей поддержки ни одного из Великих Домов, с учетом еще нескольких деталей помельче, император из всемогущего владыки становился просто высокооплачиваемым чиновником, правда, с довольно серьезными правами. Поэтому бунт Атридеса был неожиданностью хотя и досадной, но вполне преодолимой. Само же осложнение, вызванное демаршем заартачившегося Пола, заключалось в том, что экономике, даже по самым смелым прогнозам, еще немалый срок предстояло быть спайсовой – возвращение компьютеров не могло изменить мир мгновенно, словно по мановению волшебной палочки, а поскольку Муад’Диб пока что не спешил подписывать соответствующие указы, застарелый конфликт с императором и Гильдией, хотя и утратив былую остроту, по-прежнему оставался неразрешенным.

Однако здесь история принимает уж и совсем интересный оборот. Дело в том, что Пол вовсе не торопился сжигать за собой парламентские корабли и мосты. Желая любой ценой удержаться у власти – пусть бы даже и в таком куцем, усеченном варианте, Атридес повел политику двойственную и, если смотреть со стороны, довольно лукавую. Перед ним стояла более чем определенная альтернатива: или, твердой рукой приняв бразды правления, открыто высказать ландсраату свои претензии и, опираясь на Гильдию, а также на преданную ему часть фрименов и неоспоримую в ту пору власть спайса, вступить в борьбу за мошенническим, по сути, путем украденные у него права императора, или же наоборот, послушав советов матери, заключить с парламентом союз, заранее отречься от всех монарших привилегий и попытаться заложить на Дюне тот фундамент неспайсовой цивилизации, на который можно было бы опереться в наступающую эпоху крутых перемен.

С политической точки зрения оба пути достаточно сомнительны, однако в перспективе все же сулили какие-то возможности, однако в погоне за призраком могущества Пол выбрал третий – промежуточный и, в конечном счете, гибельный, ибо тут середина оказалась отнюдь не золотой. Муад’Диб не пожелал расстаться с императорским титулом, но и не хотел ссориться с ландсраатом. Он не вернул себе ни армии, ни финансовых рычагов управления, и одновременно палец о палец не ударил, чтобы привлечь на свою сторону большинство фрименов у себя на Арракисе. Атридес брал деньги и у Великих Домов, и у Гильдии, в итоге обманывая и тех и других. Он требовал к себе отношения как к полноправному императору, но и шагу не сделал, чтобы эти права отстоять. Муад’Диб рыдал о собственной горькой доле властителя – и спокойно смотрел на уничтожение нации во время так называемого джихада.

Для Джессики тактика, избранная Полом, стала жесточайшим разочарованием, а все поведение сына – потрясением, особенно тяжелым в силу его неожиданности. Леди Джессика всегда считала Пола единомышленником и, приложив все усилия, чтобы возвести его на престол, она ни минуты не сомневалась, что в дальнейшем они вместе начнут осуществлять ее план постреволюционных реформ. Об этом проекте я уже говорил – несмотря на то, что текста какого-то единого, всеохватывающего документа на сегодняшний день у нас нет, по имеющимся письмам и черновикам замысел Джессики можно представить себе достаточно ясно. Лучше очень и очень многих дальновидная жрица понимала, сколь недолог срок, отпущенный спайсу, и как важно успеть воспользоваться отпущенными на это время возможностями, поскольку вместе со спайсовым песком в часах истории убывает и императорская власть. Во-первых, Джессика предполагала как можно скорее созвать конференцию всех государств, добывающих спайс, и наконец законно распределить федеральные квоты. Это позволило бы если и не ликвидировать, то по крайней мере очень основательно пригасить пожар вековой распри между официальной и неофициальной властью, и хотя бы в малой степени приоткрыть пути к последующему объединению. Во-вторых, она полагала необходимым акционировать все добывающие предприятия, а также императорскую долю в СНОАМ, и на основании этого вступать в мировой экономический совет на общих основаниях, дабы вдруг не оказаться на финансовой обочине с никому не нужным титулом и пустыми карманами. Далее Джессика собиралась, не откладывая в долгий ящик, вложить как можно больше денег в развитие на Дюне неспайсовых отраслей индустрии и максимальному вовлечению в них фрименов, а сверх того – в разработку государственных культурных программ, поскольку нищающие и изолированные от всего мира кланы – скверная опора любому режиму.