Ад Лабрисфорта - Джей Эм Страница 20

– Ясно. А что за задний двор?

– Специально для того и предназначен. Он с другой стороны здания.

Окно в камере Уэсли выходило как раз в направлении заднего двора. Но разглядеть этот двор из него было нельзя. Утром Флэш для интереса подтянулся, насколько возможно, на руках, держась за решётку – проверил, какой будет обзор. Но увидел только небо, скалу и верхнюю часть проволочного забора. Подтянуться выше и заглянуть подальше – а точнее, поближе к зданию тюрьмы – мешал потолок.

С минуту Уэсли и Ральф молчали, потом снова заговорил Флэш:

– Слушай, наверное, ты всех здесь знаешь – что это за тип? – он кивнул на человека из первой камеры слева, того, который постоянно улыбался странной безмятежной улыбкой.

Он улыбался и сейчас. Только не стоял, замерев на месте, как вчера, а сидел, прислонившись к ограде. Его зелёные кошачьи глаза были прищурены, руки обхватывали колени.

– Этот? – на лице Ральфа появилась мрачная усмешка. – Мьют – Немой. Один из редких, кого Джо при первой встрече не испытывал на прочность. Слухи о его прибытии дошли гораздо раньше него самого… С ним вообще никто не связывается. По правилам на прогулке он должен быть в цепях. Но боссы не очень-то уважают правила – до тех пор, пока у них в руках автоматы.

– Он что, действительно не говорит?

– Да почему… говорит. Но чаще предпочитает молчать.

Флэш решил сменить тему. Чрезмерное любопытство может оказаться ему не на пользу. Доверять тут нет основания никому. Даже Фортадо, хотя он и кажется вполне доброжелательным.

К тому же стоит подумать о насущном.

– Ральф, можно здесь достать какие-нибудь вещи? Зубную щётку, например?

– Достать можно всё: от ниток с иголкой до героина. Всё, кроме оружия. Джо со своей заточкой не в счёт. Само собой, можно и щётку. Вопрос в том, сколько ты заплатишь тем из наших боссов, которые занимаются торговыми делишками.

– А как с деньгами обстоит дело? – продолжал расспрашивать Флэш.

– Ты ничего не пронёс с собой? Можешь не опасаться, я не отношусь к шестёркам ни Джо, ни Берни.

– У меня ничего нет, на самом деле. Если честно, с трудом представляю, как такое можно провернуть.

– Есть способы. Напомни потом, расскажу тебе один… Сейчас, правда, уже без толку, но – так, от нечего делать.

– А как-то заработать здесь можно?

– Да. Некоторые варианты тебе вряд ли подойдут…

– А другие?

– Другие – от случая к случаю. И случаи эти зависят тоже от боссов. Иногда они какую-нибудь работу заказывают. Некоторые потом действительно платят.

– Что за работа?

– Да разное. Вот Филу один раз приспичило чётки заиметь, обязательно ручной работы. Он одному парню дал кучу деревянных заготовок и наждачку, и велел бусины для этих чёток вытачивать. Чтобы одинаковые и ровные. Тот долго корпел, но сделал. Заниматься-то тут всё равно особо нечем, времени вагон. Фил ему заплатил. Вот так. Может, и тебе со временем что такое подвернётся. А пока – обходись…

* * *

Сказать, что тесная холодная камера сводила с ума, было бы преувеличением. Позволить себе так раскиснуть на третий же день нахождения в тюрьме – слишком большая слабость. Но всё же обстановка сильно угнетала, поэтому Флэш старался отвлечься, как мог. Хотя круг возможных занятий в Лабрисфорте был весьма невелик. Разговор с Фортадо, правда, дал много пищи для размышлений. Уэсли систематизировал в уме все полученные о тюрьме на острове сведения, фиксировал в памяти даже мелкие, незначительные факты. Дорого он дал бы сейчас за блокнот и ручку! Но рассчитывать приходилось лишь на собственные мозги.

В следующие два дня Уэсли продолжал изучать лабрисфортскую жизнь. Разговаривал не только с Фортадо, но и с некоторыми другими арестантами. Все они, за исключением двух главных громил, Джо и Берни Оллза, и их ближайших шестёрок, отнеслись к Флэшу безразлично, без особенной враждебности. Быть может, потому, что у них был шанс убедиться: по отношению к Флэшу этой самой враждебности лучше не проявлять.

Большинство обитателей Лабрисфортской тюрьмы не любили разводить разговоры. Но встречались и исключения. Например, болтовню одного парня просто невозможно было остановить. Звали его Реджинальд Питер Филдингтон – сам он всегда называл себя именно так, без всяких сокращений. К такому имени тянуло добавить приставку «сэр». Как ни странно, во внешности его обладателя действительно проглядывало что-то аристократическое – несмотря на серую тюремную робу и на то, что он был наркоманом, подсевшим на иглу задолго до того, как попал в Лабрисфорт.

Однажды Уэсли спросил Филдингтона, сколько времени тот провёл в тюрьме – и тут же пожалел об этом. Реджинальд Питер, казалось, только и дожидался, когда с ним заговорят. Его точно прорвало: он извергал тонны слов в секунду – причём к вопросу Уэсли они имели мало отношения, и вообще были не особо связаны между собой по смыслу. Если бы Уэсли и захотел, не запомнил бы и одной десятой части из сказанного. По сравнению с Филдингтоном даже Норман Псих мог бы показаться рассудительным.

Когда «речь» наконец была завершена, и Реджинальд Питер заметил, что Флэш ещё стоит рядом, он был явно удивлён таким долготерпение слушателя.

С этим же человеком была связана история о пронесённых в Лабрисфорт немалых деньгах, которую Фортадо всё-таки рассказал Уэсли. Дело обстояло так. За день до суда в изолятор к Филдингтону пришла его подружка. Она знала, что если Питер загремит в тюрьму, без денег ему там долго не протянуть, поэтому на ту встречу принесла с собой небольшой свёрточек из крупных купюр, туго скатанных рулоном и герметично обёрнутых плёнкой и скотчем. Внутри свёртка была продета тонкая прочная нитка. Девушка очень натурально изобразила истерику, умоляя позволить ей на прощание обнять любимого. Охрана сжалилась над несчастной. Во время этих объятий девица ловко засунула свой прощальный подарок Филдингтону в задний карман штанов.

До поры до времени тот припрятал деньги в своей камере, а после суда, перед тем как покинуть изолятор, каким-то одному ему известным способом умудрился затолкать свёрток себе в глотку, а нитку привязал к зубу. В нутро к нему, ясное дело, никто не заглядывал, и в Лабрисфорте Филдингтон преспокойно вытащил своё богатство из желудка. Конечно, в этом был риск: ведь если бы нитка оборвалась, в тюрьме на острове никто не стал бы оперативным путём извлекать из пищеварительного тракта заключённого посторонний предмет, и Филдингтон загнулся бы в мучениях.

Громила Джо Питера не тронул. Продажа наркоты была источником его доходов, он выступал посредником между заключёнными и приторговывающими надзирателями. Поэтому терять лишнего потребителя дури для него было нежелательно.

Тому, что со временем эта история стала не просто всеобщим достоянием, а одной из здешних легенд, Уэсли не удивился: при патологической болтливости Филдингтона иначе и быть не могло.