По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов Страница 20

Весь следующий день, это был вторник, я отсыпался и отъедался, но утром в среду, придя, наконец, в себя, направился в институт. По дороге решил заехать в мастерскую – вид израненного мотоцикла меня угнетал. Как водится, нужных запасных частей там не оказалось. Проехав по нескольким магазинам и не найдя в них ничего из необходимого, я обратился к спекулянтам, которые за тройную цену моментально нашли все, что нужно. Пришлось вернуться в мастерскую. Конечно, можно было и самому справиться с ремонтом, но на это ушло бы гораздо больше времени. Только к трем часам дня мне удалось сесть на отремонтированный мотоцикл. Ехать в институт было уже поздновато, но я все же направился туда. Однако попасть в институт в этот день мне было не суждено. Пропуская на очередном перекрестке поток машин, я вдруг увидел нечто такое, что поразило мое воображение. Мимо меня пронеслась на мотороллере девушка, и какая! Я успел разглядеть ее стройную фигурку, элегантно сидящую на маленьком, тоже необычном мотороллере. На девушке была черная слегка приталенная кожаная куртка и черные брюки, заправленные в короткие сапожки. На голове красовался шлем, переходящий в прозрачную маску, закрывающую лицо. Мотороллер тоже был красивый – Чезетта – чешского производства, как и моя Ява. По сравнению с отечественными образцами подобной продукции – Тулой и Вяткой – он выглядел, как модельные туфли рядом с лаптями и валенками.

Какая-то неудержимая сила вырвала меня из ряда автомобилей, ожидавших зеленого сигнала светофора, и бросила под свист постового милиционера в перпендикулярный поток. У меня не было никаких планов или намерений, просто хотелось еще раз увидеть девушку и, если удастся, рассмотреть лицо, скрытое маской. Моментально догнав ее, я поехал за ней метрах в десяти сзади. Она строго соблюдала все правила уличного движения, так что моему мотоциклу, наверное, стало скучно ехать так медленно, но его хозяин не мог оторвать взгляд от незнакомки. Так мы доехали до высотного дома на Котельнической набережной, где она остановилась около одного из подъездов. Ее встречали, судя по всему, родители – мать, очень молодая и эффектная женщина, и отец в генеральской форме, по моим понятиям, весьма пожилой. Девушка очень элегантно спрыгнула с мотороллера, одним движением сняла шлем, распустив при этом роскошные каштановые волосы по плечам, и подлетела к родителям, так и не показав мне своего лица. Все трое скрылись в подъезде. Ожидать, что она вернется, не приходилось, и я уехал. Собственно, ехать мне в этот час было особенно некуда. Домой – рано, в институт – поздно. Я покрутился по городу, но через некоторое время снова оказался около ее дома. Мотороллер стоял на прежнем месте. Пришлось отправиться домой, а в ушах у меня навязчиво звучали слова одной из послевоенных песенок. Их исполняли на улицах и в электричках инвалиды: «Я был батальонный разведчик, она – генеральская дочь. Я был за Россию ответчик, она же играла в любовь».

На следующее утро, вопреки какой бы то ни было логике, в восемь утра я занял наблюдательную позицию недалеко от заветного подъезда и не ошибся. Минут через двадцать таинственная незнакомка вышла из подъезда, неся в руках шлем. Теперь мне удалось, хотя и издали, рассмотреть лицо. Оно было прекрасным, как и все остальное. Девушка оседлала мотороллер и выехала на улицу. Я последовал за ней. Москва в те годы не была сильно загружена транспортом, и мы очень быстро доехали до какого-то очень солидного официального здания, где ее опять встречали – на этот раз несколько молодых людей. Конечно, подумал я, такую девушку везде должны встречать. Удивительно, что ее не провожают туда и обратно. Девушка скрылась в здании. Надпись на фасаде гласила: Институт иностранных языков – здесь и должна учиться красавица и дочь генерала. Не электронику же ей изучать, в конце концов.

У меня хватило благоразумия не остаться у дверей ее института до окончания занятий, а отправиться в свой. Там меня уже разыскивали. Пришлось идти к декану объясняться, иначе не допускали к занятиям. Я рассказал ему все, как было, умолчав, разумеется, о девушке. Он пожурил меня, ведь не хвалить же ему было студента за прогулы, и отпустил с миром. Я отсидел несколько лекций и помчался к дому на Котельнической набережной. Мотороллер уже стоял у подъезда. Опоздал, какая досада. Я съездил в цветочный киоск и купил одну маленькую, еще не совсем распустившуюся чайную розу. Достал из-под сидения своего мотоцикла изоляционную ленту и, дождавшись, когда дежуривший поблизости милиционер отвернется, быстро примотал розу к рулю. Так продолжалось еще два дня. На четвертый я с трепетом ожидал возвращения девушки из института, сидя на мотоцикле на том месте, где она ставит свой. Нужно было как-то разрубать этот гордиев узел, иначе жизнь моя становилась невыносимой. Кроме того, дело шло к октябрю. Сезон езды на двухколесных машинах подходил к концу. Тогда будет еще труднее найти возможность и повод для знакомства. Девушка подъехала чуть позже обычного, когда я уже начал думать, что все кончено. Она соскочила с мотороллера, сняла шлем и, улыбаясь, протянула его мне.

– Так вот, кто розы мне тут дарит каждый день, – сказала она и без жеманства взяла из моих рук еще три, – я тебя приметила, когда ты меня догонял с неделю назад. Я тогда подумала, что милиционер мне свистит. Обернулась и увидела тебя. Ладно, давай знакомиться – Нина.

У меня гора спала с плеч. Мы поболтали буквально несколько минут. Нина дала мне свой телефон, сказала: «Звони!». И убежала.

Я позвонил уже на следующий день и пригласил ее в театр. Она согласилась. Мы начали встречаться все чаще и чаще, проводя время в театрах, на выставках и в интеллектуальных беседах. Как ни странно, мне этого хватало. Я не был новичком в общении с женщинами. Как-то само собой получалось, что обычно меня находили, или я находил более взрослых женщин, которые хорошо понимали, чего я хочу, и без лишних слов давали мне это в первую очередь потому, что сами хотели того же. Но с Ниной было по-другому. Я бы, конечно, взял ее всю, но был готов просто находиться около нее сколь угодно долго, ничего не ожидая.

Однажды, месяца через два после нашего знакомства, когда я в очередной раз проводил ее до подъезда, она пригласила меня зайти. Я засомневался. Была суббота, дома почти наверняка были родители, и перспектива встречи с ними меня, если и не пугала, то уж точно смущала. Нина настаивала, и я согласился. Дверь нам открыла домработница в белом переднике и чепце – она воплощала в себе канонический образ женщины этой профессии. Мы прошли в столовую, где меня усадили за большой обеденный стол, явно собираясь использовать его по прямому назначению. Я засмущался еще больше. Видя мое замешательство, Нина говорила без умолку, и об обеде в том числе. Домработница внесла из кухни винегрет и графин с водкой. Вслед за ней вошел и Нинин отец – Виктор Иванович. В домашней одежде он выглядел очень пожилым человеком. С газетой в руках он сел во главе стола. Нина меня представила, и он начал разговор, какой, видимо, не раз проходил за этим столом с ее молодыми людьми.

– Чем занимаетесь, молодой человек, – начал он, – я слышал, вы на Яве разъезжаете. Дорогая машина. Сами заработали, или родители купили?

Я с гордостью ответил, что сам заработал, и рассказал о своей работе на кафедре промышленной электроники. Его особенно заинтересовал тот факт, что я одновременно поступил учиться на очное отделение института и на работу и что за это время я вырос от младшего лаборанта до старшего техника. Вряд ли это можно было назвать быстрым карьерным ростом, но, возможно, он мыслил категориями воинских званий, поскольку сразу вслед он сказал: