Возвращение в Эдем - Гарри Гаррисон Страница 21

Когда они подошли, Ортнар стоял, опираясь на копье.

Он гордо показал на сломанную ветку, едва заметную среди других ветвей.

– Моя метка, с прошлого раза осталась. Нам сюда.

Ортнар пошел первым, остальным пришлось умерить шаг. Идти было недалеко – вдоль невысокого гребня, через мелкий ручей. С вершины холма открывался вид на океан, спокойные воды неторопливой реки, высокий тростник, стаи птиц... Неподалеку от берега – остров.

– А за ним пролив шире этой реки и гряда островов, отделяющая его от океана, – сказал Ортнар.

– Разобьем стоянку с этой стороны острова, среди деревьев, чтобы не заметили с океана. Придется поискать бревна для плота. Если успеем переправимся еще до темноты.

– А здесь лучше, чем на Круглом озере, – сказала Армун. – Я думаю, тут мы будем в безопасности.

Подальше от всяких мургу.

Прекрасно понимая, что она имеет в виду, Керрик сделал вид, что не обратил на ее слова никакого внимания. Конечно, ей хорошо вдали от самцов иилане'. А ему? Он уже чувствовал, что ему не хватает их богатой речи, жестов, смысла которых нельзя передать на марбаке. Они были частью его самого, и их отсутствие угнетало его.

– А хорошая ли здесь охота? – поинтересовался Арнхвит.

– Отличная, – ответил Ортнар. – Иди помоги Харлу собирать дерево для плота.

Лето выдалось сухим и жарким. Вода в большой реке опустилась. Заливные луга, затоплявшиеся весной и зимой, покрылись высокой сочной травой. Почти скрываясь в ней, бродили пасущиеся олени. Добравшиеся до края обрыва над долиной саммады с восторгом разглядывали мирную картину.

Тану разбрелись и принялись ставить шатры в тени под деревьями. Когда стемнело и все насытились, саммадары по одному потянулись к костру Херилака. Сейчас он не считался их вождем – ведь войны не было, но саммады шли вместе, и Херилак вел их.

– Тощают мастодонты, – начал Хар-Хавола, – надо бы остаться здесь, пусть попасутся. Я так и сделаю.

– Главное не мастодонты, а охота, – заявил Херилак, вызвав бурное одобрение. – Я устал от этих мургу.

Мне надоело их убивать. И хоть среди них попадаются вкусные, с оленем все равно не сравнить. Все видели луга. Нам нужны шкуры, ведь вы ходите в харадисе вместо теплых шкур, как саску.

– Летом в шкурах жарко, – рассудительно произнес Келлиманс, как обычно не склонный к шуткам и лишенный воображения.

– Конечно, – согласился Херилак. – Но здесь хорошая охота. Наступит зима, и может случиться, что нам придется уходить на север. Все может случиться. Мой саммад собирается поохотиться здесь. А потом пойдем дальше.

Среди всеобщего одобрения несогласных голосов не послышалось. Слушавшие разговор женщины тоже были согласны.

Здесь все кругом казалось знакомым, и повсюду было столько привычной тану еды, о которой уже успели забыть: корневища, ягоды, грибы, клубни знай только, какое растение выкапывать. Некоторые девочки ни разу в жизни не делали этого. Их надо было научить. Очень удачное место для стоянки.

Меррис радовалась вместе со всеми. Однако не все были счастливы...

– Он тебя наверное побил, если ты ревешь, – сказала она молодой женщине. – Не позволяй охотнику так обращаться с тобой. Возьми палку и дай сдачи.

Если он сильнее – отлупи, когда уснет.

– Нет, ничего подобного, – со слезами на глазах возразила Малаген. Как все саску, она была тоньше и ниже тану, оливковая кожа и темные глаза выделяли ее среди светловолосых и белолицых женщин тану. – Невасфар добр ко мне, поэтому я и ушла с ним. Я дура наверное, потому и реву.

– Вовсе ты не дура. Просто тебе не хватает друзей, твоего саммада. Мы ведь и говорим по-другому.

– Я учусь.

– Молодец. А вот я так и не запомнила ни одного слова саску.

– Наша речь называется сесек. И ты ошибаешься, ведь ты только что говорила про тагассо, а это наше слово.

– Потому что тагассо – вкусная еда, приятно вспомнить.

– У меня есть немного сухих зерен – могу сварить для тебя.

– Прибереги, самой понадобится. Утром тебе многое придется делать впервые. Будем собирать ягоды для эккотаца. Вкусно, тебе понравится.

Женщина саску была невысока ростом, как дети Меррис, когда они были подростками. Ей хотелось погладить бедняжку по голове. Нельзя – ведь она взрослая женщина. Малаген успокоилась.

Меррис неторопливо пошла между костров, желая побыть в одиночестве. А может, наоборот, ей не хотелось быть одной, и это ее тревожило. Дочери выросли и покинули ее. Солед погибла в городе мургу, вторая, Милде, со своим охотником кочует где-то с саммадом Сорли. Никто не знал, что с ними, ведь тогда они ушли на север, а остальные бежали на запад. Может быть, Милде жива. А вот ее собственный охотник, Улфадан, погиб. Она знала, что тану не оплакивают мертвых, знала, что тхарм каждого охотника по заслугам обретает место на небе.

Взглянув на усыпанное звездами небо, потом на костры, она вздохнула. Живой охотник лучше его тхарма в небесах. Впрочем, она женщина сильная... И одинокая.

– Не уходи далеко от костров, – раздался голос у огня, – здесь повсюду мургу.

Она покосилась на караульщика.

– Илгет, я убила мургу больше, чем ты видел. Обрати свою стреляющую палку в сторону леса, а я сама о себе позабочусь,

Спали саммады, горели костры. Караульщики наблюдали за лесом. Вокруг трещали кусты, слышались крики животных. Все как обычно. Без стреляющих палок нечего и думать о здешних южных краях. Только крошечные смертоносные шипы могли убивать огромных мургу, охотившихся в лесу.

Вопли зверей в лесу разбудили задремавшего Херилака. Через откинутый полог шатра он взглянул на звездное небо. Что-то жужжало над ухом охотник шлепнул себя по щеке и раздавил какое-то насекомое.

Завтра будет хорошая охота. Но оставаться здесь долго Херилак не хотел. Где-то в дальних краях живет Керрик, его надо отыскать. Потому-то Херилак так внимательно приглядывался к тропе, следя за каждым ее ответвлением. В мире много саммадов, глядишь, кто-нибудь да слышал про Керрика. Вот они поохотятся, вот отъедятся мастодонты – ив путь.

Яркая вспышка пересекла небо, погасла. Еще один тхарм... «Не Керрика, подумал Херилак, – нет, не Керрика».

Enge hantehei, ate' emboke'na

iirubushei kaksheise', he'avahei;

hevai'ihei, kaksheinte,

enpeleiuu asahen enge.

Оставить отцовскую любовь ради холодных

Объятии моря – вот первое горе жизни,

А первая радость – подруги,

Что ожидают тебя.

Апофегма иилане'