Рождение Зимы - Брайан Ракли Страница 21

— Пожалуй. Может, это сделали те медовые пирожки, что вы мне принесли?

— А может, возможность объесться и напиться сегодня ночью? — предположил Иньюрен.

— Замолчи, старина. Не стоит портить удовольствие другим только потому, что сам не подвержен человеческим слабостям, — упрекнул Кеннет на'кирима.

Он обнял Оризиана за плечи, а с другого бока прижал к себе дочь.

— Вы простите мне недавнюю слабость?

— Здесь нечего прощать, — пробормотал Оризиан.

— Печаль — это не слабость, — решительно заявила Эньяра.

Отец немного потискал их и отпустил.

— Ну, слабость это или нет, а прошу меня простить. Я избавил бы вас от этого, если бы мог, ведь я вас обоих очень люблю, а вы заслуживаете лучшего… — Тут голос его дрогнул, и на лице на мгновение появилось что-то вроде муки, но он резко, почти сердито, тряхнул головой. — Мне перед праздником нужно отдохнуть. Совсем немного. Но, послушайте, давайте сначала придумаем что-нибудь. Раз пришло Рождение Зимы, давайте куда-нибудь съездим. Мы давно уже все вместе не выходили за стены замка, не так ли?

— Куда? — спросила Эньяра. — В Андуран?

— Нет, — немного поспешно ответил Кеннет. — Брата еще будет время навестить. Нам, всем троим.

— Давайте поедем в Колкир. Там рынки и залив, — быстро подсказал Оризиан. Сам он посещал центр танов Килкри всего пару раз, и ему нравился этот оживленный город, кроме того, он знал, что и отцу это место очень нравится. Кеннет всегда говорил, дующие там западные ветры — самые чистые, а вдыхаемый воздух — всегда свеж и нов. Без прошлого.

— Да, — улыбнулся Кеннет. — Прекрасный город.

* * *

Далеко на севере, за Долиной Камней, по голым склонам горы беспорядочно расползся огромный замок. На нескладных стенах и башнях из необработанного камня кое-где виднелись пятна света от зажженных на ночь факелов, и ветер мотал их пламя во все стороны. Над замком носились снежинки. Здесь, на северной окраине просторов Тан Дирина, холод дышал уже давно. Но что ни говори, а по древнему знанию, сегодня — ночь Рождения Зимы, и только с новой луной, как говорят, можно утверждать, что действительно наступил ледяной сезон.

Где-то в глубине замка, в палате, украшенной волчьими шкурами и гобеленами, стояла огромная кровать. Столбы с ногу воина толщиной поддерживали балдахин, под которым на мятых и сбившихся простынях завернулся как в кокон в одеяло хилый сморщенный старик. Недалеко от кровати на куске медвежьей шкуры растянулась охотничья собака: старая гончая с густой серой шерстью.

Дверь в спальню неслышно открылась, и, заслоняя рукой лампу, вошел мальчик. Пес поднял голову, но не издал ни звука. Мальчик на цыпочках подошел к кровати. Старик застонал и повернулся. Мальчик на шаг отступил, и свет задрожал в его руке. В горле старика что-то захрипело, он кашлянул и открыл слезящиеся глаза. Потом сделал попытку облизать потрескавшиеся губы.

— Прости, мой господин, — забормотал мальчик. — Ты велел мне разбудить тебя.

Человек с трудом поднял с одеяла худую руку и провел ею по впалым щекам, словно пытаясь вспомнить, кто он такой.

— Лекари не разрешают входить, но они меня не видели. И госпожа тоже, — сообщил мальчик.

— Ты правильно сделал, — прохрипел человек и уронил руку. — Лекари — глупцы. Они отлично знают, что никакое их беспокойство не остановит смерть, раз уж мой Путь подходит к концу.

Собака, услышав голос хозяина, поднялась и, подойдя к кровати, ткнула носом в безвольно повисшие пальцы старика.

— Сегодня Рождение Зимы, мой господин. Ночь скоро повернет.

— Подними меня, — приказал старик. Мальчик помог ему сесть и подложил под спину подушки. Старик был легким, как будто жизнь уже начала освобождать его от своего бремени.

— Рождение Зимы, — себе под нос пробурчал он. — Значит, сегодняшняя ночь или завтрашнее утро скажет, на кого падет милость судьбы, на нас или на наших врагов.

Из далекого зала по запутанным коридорам и лестницам донеслись звуки веселья.

— Принеси мне что-нибудь выпить, мальчик, — приказал старик. — Сегодня вечером я должен произнести тост за силы сына и дочери, которые несут наши мечты по Темному Пути. Не будет им тепла в это Рождение Зимы. Только сражения и кровь.

Мальчик поставил лампу на стол и быстро вышел. Глаза старика закрылись, голова немного свесилась на грудь. Пес сидел тихо, терпеливо наблюдая за хозяином. Тан Энгейн ок Горин-Гир, умиравший в огромной, продуваемой всеми ветрами крепости Хаккана, будет спать до возвращения мальчика с наполненным до краев бокалом.

В большом зале замка Колглас царил такой оживленный шум, какого давно уже не было. Вдоль каменных стен зажгли множество факелов, они отбрасывали пляшущие тени на венки и гирлянды из ветвей остролиста и плюща, а между ними были развешаны гирлянды из сосны. Огонь пылал за массивной решеткой камина, но по всем углам зала еще расставили жаровни. Во всю длину зала выстроились столы и скамьи. Ближе всех к огню на небольшом возвышении стоял стол, за которым сидели Кеннет нан Ланнис-Хейг, Оризиан, Эньяра и Иньюрен. Там же стояли еще два пустующих кресла, а перед ними чаши с вином и тарелки, которые будто ждали запаздывавших гостей, но эти места были предназначены для тех, кто никогда уже ими не воспользуется. Считалось, что Рождение Зимы тревожит мертвых в их вечном сне, поэтому на праздничном пиру для них тоже ставились приборы, это была старая традиция, и в некоторых домах она еще сохранилась. В замке Колглас такой стол накрывался для них каждый вечер весь год. Кеннет, как всегда, сидел между памятью и потерями.

За остальными столами сидели вперемешку гости из города и обитатели замка. В эту ночь все были вместе, и великие, и малые. Празднование началось на закате и будет продолжаться всю ночь, до первого зимнего рассвета. Прошло не больше часа, но поскольку вино и светлое пиво лились рекой, то уже поднимался гвалт. Слуги носились взад и вперед, разнося напитки и блюда с хлебом или мясом. Тем из гостей, кто основательно утолил жажду, уже приходилось прилагать изрядные усилия, чтобы стуком тяжелых кружек по столу подозвать прислугу с подносом. Одна из молоденьких кухонных девушек споткнулась об охотничью собаку, та с визгом умчалась. Сначала поднялся смех, но потом он сменился гулом огорчения, потому что упавшая девушка разбила кувшин с элем, который несла из кухни. Крики встревожили Идрина, сидевшего на одной из балок под крышей, он сердито закаркал и перелетел на другую балку.

Кеннет смеялся вместе с другими, глядя, как смущенная девушка кое-как поднимается на ноги. Он закутался в огромную меховую мантию, от чего стал похож на убеленного сединами траппера, попавшего под снег. С той минуты, как вошел в зал, он жаловался на холод, но, кажется, чувствовал себя довольно хорошо.

Иньюрен повернулся к Кеннету:

— Пора сказать, Кеннет, пока гости не слишком разгулялись и еще способны слушать.